Прошли годы. Сергей Зернов вернулся из армии и поступил в Московский институт стали и сплавов, закончил его и стал работать сменным инженером на столичном заводе «Серп и молот».

В 1986 году он получил из Ертома письмо от Ивана Кузьмича Крылова. Старик напоминал о вашкской находке и просил Сережку узнать в столице судьбу «железяки», найденной на берегу Вашки. Геологи из института Коми филиала Академии наук сказали ему, будто еще тогда отослали диковинку в Москву.

На Сергея нахлынули воспоминания, снова пахнуло лесным ароматом, предутренней речной свежестью, дымком костра; перед глазами, словно наяву, возник поселок с деревянными домиками.

И он начал поиск. Один только перечень солидных учреждений, занявшихся исследованием ертомской находки, должен был говорить сам за себя.

Сергей Алексеевич побывал в своей «альма матер» — Московском институте стали и сплавов, повидался с заведующим одной из кафедр, своим любимым профессором, который и помог ему найти все три куска распиленного обломка.

В Институте ядерной геофизики и геохимии исследованием находки занимались в лаборатории Валентина Николаевича Миллера. Сам заведующий лабораторией, встретившись с Зерновым, сказал:

— Зная, Сергей Алексеевич, где и кем вы работаете, хочу сообщить вам, что при исследовании этого удивительного образца мы применяли самые тончайшие и современные прецезионные методы.

— Из чего же состояла наша «железяка»?

— Железяка, вы сказали? — усмехнулся ученый. — Должен вам сказать, что железа в ней обнаружено чуть-чуть десятых процента, но при этом окислов железа, непременно сопутствующих железу во всех земных сплавах и породах, в образце не оказалось: словом, очень похоже на то, что он неземного происхождения.

— Я еще и тогда подумал о космическом спутнике.

— О спутнике ли? — покачал головой Миллер. — Дело в том, что образец состоит из редкоземельных металлов. Поражает чистота этих редкоземельных составляющих.

Посетил Сергей Зернов еще и научно-исследовательский институт геохимии и аналитической химии имени В. И. Вернадского, где ему сообщили, что вкрапления урана без всяких следов его распада в образце говорят за то, что ему не больше 100000 лет! Это почему-то разочаровало Зернова. Но в Институте физических проблем имени С. И. Вавилова несколько прояснили вопрос о возрасте находки. По наличию в нем тория и следов его распада можно было с уверенностью утверждать, что ему не меньше 30 и не больше 100000 лет.

У Сергея Алексеевича зрела гипотеза, и определение возраста образца в несколько десятков лет устраивало его больше.

Он задал Валентину Николаевичу Миллеру вопрос о том, может ли этот образец быть метеоритом, и получил ответ:

— Форма обломка с острыми краями и четкими плоскостями на изломе не совпадает с формой метеоритов. Редкие земли в них встречаются так же редко, как и на Земле, и отнюдь не в чистом виде. И наконец, теоретически метеоритов только редкоземельного состава существовать не может.

Разговор коснулся любимой темы Зернова — тунгусского метеорита. Версию о метеоритном происхождении космического гостя опровергала такая ошеломляющая подробность: в слоях торфа, относящихся к 1908 году, было обнаружено повышенное содержание редких земель, а в годичных кольцах деревьев того же года церия и лантана оказалось в 600 раз больше, чем в любом месте на Земле. Осев на почву, редкие элементы попали в древесину вместе с соками.

То, что находка не была метеоритом, Зернову стало совершенно ясно. Но родственность внутреннего строения взорвавшегося над Тунгусской тайгой тела и выпавшего на берег Вашки куска позволяла разыграться фантазии.

Сергей Алексеевич прекрасно знал, что, кроме появления гипотезы о взрыве инопланетного космического корабля над Тунгусской тайгой, для объяснения загадки было выдвинуто чуть ли не сто гипотез. Особенно популярными считались утверждения, что это все-таки был метеорит, рикошетом отлетевший совсем в другое место, и выдвинутая еще Астаповичем в тридцатых годах гипотеза о взрыве над тайгой ледяной кометы. Нельзя не вспомнить попытки академика Петрова объяснить взрыв мощностью в десятки водородных бомб вторжением в атмосферу снежного облака плотностью в сто раз меньшей, чем вода, хотя возможность прохождения такого облака через атмосферу более чем сомнительна. Выдвигались и смехотворные предположения о том, будто в тайге тогда пробудился грязевой вулкан или в воздухе произошел газовый взрыв, как в несчастном американском челноке «Челленджер». Ни одна из этих гипотез не объясняла всех аномалий тунгусской катастрофы.

В 1983 году на юбилейном заседании комиссии по метеоритам Сибирского отделения Академии наук СССР в Красноярске по случаю 75-летия падения тела ученые пришли к выводу, что все существующие гипотезы не объясняют отмеченной очевидцами петлеобразности траектории упавшего тела, радиоактивности деревьев и мхов, мутаций растений и насекомых, а также лучевого ожога, полученного людьми, находившимися на расстоянии почти в сто километров, что объяснялось бы только температурой в десятки миллионов градусов в точке взрыва. Такую оценку состояния вопроса об изучении тунгусского взрыва дал и академик Н. Васильев на заседании президиума Сибирского отделения Академии наук СССР в 1986 году, подводя итоги многолетних исследований района тунгусской катастрофы, проводимых группой ученых под его руководством.

Всех этих подробностей Зернов сообщать деду Крылову не стал, а написал только, что «вашкскую железяку» во второй раз он нашел и о ней есть что рассказать, что специально для того приедет в отпуск с семьей в Ертом погостить и с дедом увидеться.

Так и произошло. В августе 1986 года инженер Зернов Сергей Алексеевич с женой Софьей и сынишкой Гришей (отцом ставшего знаменитым сто лет спустя академика Зернова) приехал в Ертом к старикам родителям.

У деда Кузьмича как раз гостил в отпуске сын-офицер Геннадий Иванович Крылов. Дед Крылов обрадовался, узнав о приезде Сережки Зернова. Несмотря на свои восемьдесят с лишним лет, старик затеял ехать на рыбалку.

— Там мне про «железяку» нашу и расскажешь, — объявил он.

Федора Бурунова в Ертоме давно не было. Он переехал в город, женился, детей завел. Говорят, жена из него человека сделала. О прошлом, да и о «находке» своей Федор, должно быть, не вспоминал.

И опять у костра на берегу Вашки сидели трое. И опять дед, встав на коленки, помешивал в котелке вечернюю уху.

— Вот, Генка, — он повернулся к сыну. — На этом самом месте мы и нашли «железяку». Федор нашел, был тут один такой непутевый. Ты там в своей математике теоремы разные отыскиваешь, а мы… Федор, значит, у нас на глазах такую диковинку нашел, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Так или нет, Сережка, говори?

— Вам, Иван Кузьмич, особенно интересно будет, потому что вы еще с Куликом тунгусский метеорит искали, а вашкская находка к нему отношение имеет.

— Тунгусский метеорит! — оживился Геннадий Иванович. — Так это вроде Великой теоремы Ферма. Никак не докажешь!

— С уверенностью пока ничего сказать нельзя, но рабочая гипотеза право на существование имеет. Из Сибирского отделения Академии наук СССР мне написали, что, если продолжить по карте линию полета тунгусского тела, то она пройдет как раз через эпицентр катастрофы и через Ертом.

— Вот это да! — восхитился дед Крылов. — Железяка вроде сродни будет тунгусскому метеориту? Мы там ни кусочка не нашли, а он тутотка лежал, на берегу Вашки нашей.

— Не вы одни там искали. Даже Сергей Павлович Королев, академик, отец нашей космонавтики, свою экспедицию туда посылал, чтобы ему кусок инопланетного корабля нашли.

— К нам, в Ертом, надо было ему пожаловать. Мы бы приняли с почетом.

— Кто ж знал, что вашкская находка и тунгусский метеорит вроде сродни, — продолжал Зернов. — Это я теперь удивляюсь, когда, узнав про следы того, что там взорвалось, услышал еще, что с вашкской диковинкой связь есть.

— Кака така связь? — всерьез забеспокоился дед.