Они не разговаривали две недели. Надежда первой пошла на контакт. «Я благодарна тебе за то, что ты это сделал.» Он обнял ее и поцеловал. «Не волнуйся, я заработаю на нас обоих.» Сначала она пыталась что-то готовить, стирать белье и даже заговорила о ребенке. Он не замечал, чтобы она страдала от отсутствия наркотиков. Единственной проблемой, которую ему так и не удалось разрешить, были деньги. Он устроился на вторую работу, но что-то сразу изменилось в их отношениях. А однажды он застал дома незнакомого мужчину. Меньше всего тот походил на любовника. Президент вышвырнул его в окно, а жену отвез в больницу. Она вернулась через три недели. «Милый, Господи, как ты меня терпишь?» Он решил, что еще не поздно начать все сначала.

Иногда к ним заходил молодой врач. Он проявлял слишком большое участие в судьбе Надежды, и в душу Президента снова закрались подозрения. Он поговорил с врачом и попросил его на время воздержаться от визитов. В тот же день Надежда закатила ему истерику. Президент снова воспользовался ремнем, и жена призналась, что врач продает ей лекарства. Он поинтересовался, как она с ним расплачивается, но не получил ответа. В тот же день врача нашли мертвым.

Кто-то из друзей спросил его, почему он до сих пор живет с ней, и Президент не нашел, что ответить. Но затем с каждой последующей ссорой или изменой уже сам стал задавать себе этот вопрос.

Со временем все как будто нормализовалось. Но именно в тот момент Президент понял, что между ними все уже кончено. Ну, а потом появился Консультант. Нет, он не жалел о том, что убил ее.

Савелий Прохорович Радужинский был младшим сыном в многодетной семье, и, как следствие, ему все всегда доставалось в третью, если не четвертую очередь: одежда, сладости, родительское внимание. Родители постоянно ощущали нехватку денег и часто сорились из-за этого. Деньги. Это слово он научился произносить едва ли не раньше всех остальных, и именно это слово впоследствии стало смыслом его существования. Уже в раннем детстве он твердо усвоил, что рассчитывать в этой жизни может только на свои силы. Но это не поколебало его уверенности в том, что он обязательно добьется успеха. У него оказались задатки великолепного художника, и Савелий не щадя сил стал заниматься живописью. В пятнадцать лет за его плечами уже были две персональные выставки и пристальное внимание специалистов. Но денег это приносило мало. Все изменилось в одночасье. Савелий увидел фильм, где некий адвокат за один только успешно проведенный процесс получил в качестве гонорара миллион долларов.

Именно эта картина: адвокат, сидевший с полным дипломатом денег на заднем сидении собственного лимузина, и повлияла на его судьбу. Он решил стать юристом. Но действительность оказалась подобна холодному душу. Уголовные дела не только не приносили больших денег, но и грозили подорвать здоровье. Радужинский решил оставить адвокатскую практику.

Вскоре в городе начались выборы мэра. Интуиция не подвела его. Он примкнул к команде Дотова и вскоре занял один из ключевых постов в городской администрации. Все документы проходили через его руки. Этим следовало воспользоваться, и он воспользовался.

Продается участок земли в центре города, и к нему проявляет интерес один из московских банков. Прекрасно! Радужинский покупает этот участок через подставных лиц, а затем продает по более высокой цене. Прибыль составила двадцать семь тысяч долларов. Немного. Но это только начало. Фирма, заключившая с мэрией подряд, заканчивает строительство дома для многодетных семей. В распоряжение мэрии выделяется пять квартир. Путем нехитрой комбинации Радужинскому удается получить для своей семьи квартиру и тут же ее продать. Чистая прибыль составила восемьдесят семь тысяч долларов. Располагая самой разнообразной информацией и зная, как ею распорядиться, Радужинский довольно быстро добился финансового успеха.

Разумеется, порой ему приходилось рисковать, и рисковать очень серьезно. Но, во-первых, риск того стоил, а, во-вторых, он был всего лишь винтиком в целой системе и в случае, если бы с ним что-то случилось, для других это бы тоже означало конец пути. Нет, Радужинский не утруждал себя компроматом. Это было рискованно и могло привести к самому непредсказуемому результату, но и того, что он знал, было более чем достаточно, чтобы чувствовать себя в безопасности.

Сообщение о террористах прозвучало как гром среди ясного неба. Мэр занервничал, хотя и старался ничем этого не выдать. Возможно, именно поэтому он и приказал придержать пока эту информацию. Не самое мудрое решение. Но как сказать ему об этом? Критику Дотов просто не воспринимал.

Радужинский стал механически перебирать бумаги на столе, и его взгляд упал на три желтых листа, выглядывавших из-под папки. Он не любил цветной бумаги, и его секретарь знал об этом. В таком случае, кто положил их сюда и зачем?

Радужинский вытянул листы кончиками пальцев, и в его груди все оборвалось. Вне всякого сомнения, это были копии документов, с которыми ему совсем недавно пришлось работать. Как юрист он проделал все безукоризненно. Ни одна комиссия не усмотрела бы в них ни единого изъяна. Под все была подведена основательная правовая база. А эти три странички, которые он сейчас держал в своих руках и которые раскрывали, каким образом эта правовая база была подведена, он сжег сам, лично. Никаких копий не существовало. Но тогда что он держит сейчас в своих руках?

Савелий Прохорович достал из кармана носовой платок и промокнул лоб. Затем водрузил на нос очки.

Это походило на катастрофу. Или на шантаж.

Внезапно зазвонил телефон. Радужинский вздрогнул и побледнел. Минуту-другую он гипнотизировал телефон взглядом, затем откинулся в кресле и закрыл глаза.

В кабинет заглянул секретарь.

— Звонят по вашему личному номеру, Савелий Прохорович. Вы сами ответите или мне сказать, что вас нет?

— Спасибо, Миша, я сам, — он сделал нетерпеливое движение, приказывая секретарю исчезнуть. Еще не известно, что они предпримут, если он откажется идти на контакт. Как юрист, он хорошо понимал, что налицо не просто должностное преступление. При желании под все это легко можно подвести уголовную статью. Он лишь на мгновение представил себя на скамье подсудимых, и его бросило в холодный пот. Рука сама потянулась к телефону.

— Савелий Прохорович?

Он вдруг почувствовал, что не может ответить. Горло сжали спазмы.

— Савелий Прохорович? — нетерпеливо повторили на другом конце линии.

Радужинский судорожно сглотнул. От напряжения на глаза навернулись слезы.

— Да, я слушаю.

— Вы уже ознакомились с бумагами?

— Кто это говорит?

Радужинский испугался собственной смелости. Хотя в принципе он действует правильно. Нужно дать им понять, что запугать его не удастся.

— Как, разве вы меня не узнали? Это Зорин. Николай Николаевич. Банк «Платиновые ресурсы».

Радужинский вздохнул. Шантажисты так не работают.

— Извините, Николай Николаевич, не узнал.

— Значит, богатым буду, — засмеялся Зорин. — Как у вас со временем? Может, встретимся, поговорим.

— Боюсь, сегодня никак не получится. Дела.

— А как же насчет бумаг?

Радужинский насторожился.

— Каких бумаг?

— Тех, что лежат сейчас перед вами.

— Я не знаю, о каких бумагах вы говорите… — под левой лопаткой Савелия Прохоровича болезненно кольнуло.

— Их легко узнать. Они желтого цвета. Я подожду, пока вы ознакомитесь с ними, и перезвоню.

— Но я все еще не совсем понимаю…

— Значит, вы уже их прочли? И каковы ваши соображения? — голос Зорина мгновенно изменился: стал более требовательным, жестким.

Радужинский лихорадочно просчитывал варианты. Наверняка его телефон прослушивается. Если попытаться вызвать Зорина на откровенный разговор… Шантаж — это тоже уголовная статья. Шансы могут уравняться. Нет, слишком рискованно. Упаси Боже, если эта информация станет известна кому-то еще!