— Он был столяром… У него мастерская в самом конце тупика… Если вы хотите все знать, то он реставрирует старинную мебель…
— У вас есть братья и сестры?
— Сестры…
— Значит, вы единственный сын у родителей?.. Отец не пытался обучить вас своей профессии?.. Это ремесло, насколько я знаю, постепенно исчезает, но оно дает возможность прилично зарабатывать на жизнь…
— До шестнадцати лет я работал с ним…
Он нарочно говорил так, будто отвечал на уроке домашнее задание.
— А что произошло после?
— Мне надоела эта работа.
— Вы предпочли стать строительным маляром?
— Не сразу… Я хотел стать велогонщиком… Не шоссейным, как велосипедисты, участвующие в гонке «Тур де Франс», а трековым велогонщиком!.. Два года подряд я участвовал в гонке юниоров в Вел д'Ив…
— Это позволяло вам безбедно существовать?
— Конечно, нет. Поэтому я и понял, что слишком тяжеловат и никогда не стану настоящим мастером и бросил велосипед… Желаете знать, что было дальше?
Мегрэ утвердительно кивнул головой, выпустил небольшую струю табачного дыма, поигрывая карандашом.
— Я досрочно поступил на военную службу, чтобы быстрее ее закончить…
— У вас уже появились какие-то планы?
— Разумеется… Зачем мне скрывать это от вас… Я хотел заработать достаточно денег, чтобы стать свободным человеком…
— Чем вы занимались, вернувшись в Париж?
— Сначала я работал в гараже, где жизнь мне показалась слишком монотонной… Да и потом хозяин постоянно придирался ко мне, да и работать приходилось не восемь, а одиннадцать часов в день… Несколько месяцев я был учеником слесаря… Наконец, один приятель помог мне устроиться в малярную мастерскую…
— К Планшону?
— Нет, тогда еще к другим хозяевам… К Дежардену и Броссу, их мастерская находится на бульваре Рошешуар… То есть, недалеко от Монмартра и улицы Толозе.
— У вас появились сбережения?
Пру разгадал, о чем думал Мегрэ.
— Конечно…
— Большие?
— Я откладывал, сколько мог…
— Когда вы поступили на работу к Планшону?
— Чуть более двух лет назад… Я поссорился с одним из хозяев… Кроме того, та мастерская была слишком большая… А мне хотелось работать у какого-нибудь мелкого хозяина-маляра…
— Вы жили по-прежнему со своими родителями?
— Я уже давно жил один в меблированных комнатах…
— Где?
— Вниз по улице Лепик… В гостинице «Босежур»…
— Предполагаю, вы познакомились с Планшоном в одном из кафе, и он сказал вам, что ищет хорошего рабочего?
Пру посмотрел на комиссара, снова нахмурил брови, и Мегрэ не удивился, что он почти так же реагировал на вопросы, как и Рене.
— Что вы хотите от меня услышать?
— Ничего… Мне просто интересно знать… Планшон бывал в кабачках в своем квартале… Естественно, можно подумать…
— Вы все понимаете превратно…
— Могло случиться и так, что вас повстречала мадам Планшон, или когда она пришла на рынок, или…
— Вы пригласили меня сюда, чтобы рассказывать мне все эти глупости?
Казалось, что он вот-вот встанет со стула и направится к двери.
— До того, как поступить на работу к Планшону, я с Рене не был знаком. Это раз! И не она помогла мне устроиться в мастерскую своего мужа. Это два! Понятно?..
Мегрэ повторил со странной улыбкой на губах:
— Понятно!.. Вы пришли по объявлению?.. Проходя мимо входной решетки, вы заметили небольшой листок, в котором предлагалось место рабочего?..
— Никакого листка не было… Я пришел туда наудачу, и оказалось, что мастерской действительно требовался рабочий…
— Через сколько времени вы стали любовником мадам Планшон?
— Позвольте! Есть ли у вас право вмешиваться в личную жизнь людей?
— Но ведь Планшон пропал.
— Это утверждаете только вы.
— Вы можете не отвечать.
— А если я не отвечу на этот вопрос?
— Мне придется сделать соответствующий вывод.
Пру с высокомерным видом процедил:
— Ну, где-то через неделю…
— То есть, почти сразу же после вашего поступления на работу?
— Да, мы очень быстро сошлись…
— Вы знали о том, что с ней, как вы выразились, сошлось большинство ваших товарищей?
Внезапно кровь прилила к щекам Пру, и какое-то время он яростно сжимал челюсти.
— Вы знали об этом? — настойчиво добивался ответа Мегрэ.
— Это вас не касается.
— Вы любите ее?
— Это мое личное дело…
— Когда вас застал Планшон?
— Он нас не застал…
Мегрэ притворился, что удивлен этим словам.
— Я думал, что он застал вас на месте преступления, и поэтому он…
— Что, поэтому он?
— Минутку… Дайте мне привести свои мысли в порядок… Вы были одним из рабочих Планшона и при случае спали с его женой… Вы продолжали жить на улице Лепик?
— Да…
— И вот однажды вы перебрались в дом на улицу Толозе и таким образом вытолкнули из кровати Планшона, чтобы занять его место…
— А вы его видели?
— Кого?
— Планшона… Вы только что сказали, что он должен был вам позвонить… Значит, он встречался с вами… Он приходил к вам?.. Он на нас жаловался?..
Взгляд Мегрэ стал неясным, и вся его персона источала раздражающую пассивность. Будто не слыша вопроса, он равнодушно глядел в окно и, затягиваясь дымом из трубки, шептал что-то, как будто сам себе:
— Я пытаюсь представить себе эту сцену… Планшон возвращается вечером к себе домой и видит раскладушку, которую для него приготовили в столовой… Разве не удивился ваш хозяин?.. До этого времени он ничего не знал о том, что творилось у него за спиной. И вот он внезапно узнает, что больше не имеет права спать в собственной постели…
— Вас это забавляет?
Пру, похоже, сохранял спокойствие, только глаза у него стали более жесткими и заблестели, и время от времени было слышно, как он сжимал челюсти.
— Вы ее так любили?
— Это моя жена!
— По закону — она еще жена Планшона… Почему ваша любовница не развелась?..
— Потому что для развода необходимо согласие обоих супругов, а он упорно отказывался дать ей развод…
— Может, он ее тоже любил?
— Я этого не знаю. Да и не хочу знать. Спросите у него сами… Если вы с ним встречались, то так же прекрасно, как и я, знаете, что он не мужчина… Он тряпка!.. Он выродок!.. Он…
Голос Пру был полон злобы.
— Он отец Изабеллы…
— А знаете ли вы, что Изабелла скорее хочет видеть меня в этом доме, чем этого типа, который каждый вечер набирается и плачется у кровати дочери?..
— До того, как вы поступили к нему на работу, он не пил…
— Это он вам сказал?.. И вы ему поверили?.. В таком случае, мы напрасно теряем здесь время…
— Верните мне документ, задайте мне вопросы, которые у вас еще остаются, и давайте на этом закончим… Меня совсем не волнует, что вы обо мне плохого мнения…
— Есть одна вещь, которая мне непонятна.
— Только одна? — с иронией спросил Пру. А Мегрэ, словно не слыша, продолжал рассуждать вслух медленным и монотонным голосом:
— Вот уже чуть больше двух недель, как Планшон уступил вам свою долю в деле… Ваша любовница и вы стали владельцами его мастерской… Думаю, Планшон уже не желал работать под вашим началом!..
— Конечно, поэтому он и уехал…
— Да, но он проработал после этого еще две недели…
— Вас это удивляет, потому что у вас своя логика. Вы считаете, что люди должны вести себя так или так, а не иначе… Однако бывает, что человек поступает иногда вопреки всякой логике… Иначе он не спал бы два года на раскладушке, а жена его в это время спала со мной в соседней комнате… Что вы на это скажете?
— Итак, подписав акт о продаже, Планшон тем самым согласился уйти из дома?
— Именно об этом мы и договорились между собой…
— В какой-то степени у вас появилось право вышвырнуть его за дверь…
— Не знаю… Я не адвокат… Мы же согласились терпеть его присутствие еще две недели…
Слушая Роже Пру, комиссар мысленно представлял себе, как человек с заячьей губой исповедуется у него в гостиной на бульваре Ришар-Ленуар, а сквозь застекленную дверь виднеется стол, накрытый для ужина. Конечно, до прихода Планшон выпил несколько рюмок, как он сознался, для храбрости, да и сам Мегрэ, чувствуя, что силы посетителя тают, налил ему сливянки. Однако, несмотря на то что Планшон был не совсем трезв, исповедь его показалась комиссару правдивой.