Популяризация научных знаний — один из наиболее сложных разделов литературы и вместе с тем одна из важнейших задач самой науки. Здесь совмещаются требования двух родов — требования искусства и требования науки. Именно это и определяет качества создателя научно-популярных и научно-художественных произведений: он должен быть одновременно и писателем, и ученым. Как ученый он должен быть высоко эрудированным в самых различных областях знания, знаком с самыми последними достижениями науки. Но ведь этого мало! Книга может содержать множество интересных фактов — и быть скучной. Здесь особенно важно найти подход, поймать правильную ноту, правильный ритм. И мне кажется, Игорь Акимушкин сумел уловить этот незримый ритм, увлекающий нас вслед за раскрытием очередной загадки природы, сумел найти нужные слова. Книга «КУДА? и КАК?» читается единым духом.

Поясню сказанное одним примером. Только что в главе «Разведка звуком» мы с захватывающим интересом прочитали об удивительном явлении — эхолокации летучих мышей и дельфинов, прочитали как некое откровение. А между тем для советского читателя это не должно было быть новостью! Ведь уже три года назад Государственным издательством физико-математической литературы была переведена на русский язык и выпущена пятидесятитысячным тиражом книга одного из основателей учения об эхолокации в животном мире, Дональда Гриффина, «Эхо в жизни людей и животных». Книга серьезная, умная. Сведения, сообщаемые в ней, получены, что называется, из первых рук: ведь автор сам проделал тысячи экспериментов, проанализировал десятки гипотез. Да и написана она, казалось бы, популярно. И все же книга запомнилась только специалистам, прошла мимо массового читателя! В чем же здесь дело? Да именно в этом самом «правильном ритме», о котором говорилось и который Д. Гриффин, видимо, не нашел.

Вместе с тем научно-популярная литература отнюдь не занимательное чтение (хотя и этот элемент, конечно, есть). Формирование взглядов на природу и общество — вот главная задача этого жанра. Именно поэтому нужна особая тщательность в отборе и анализе фактов, в проверке их достоверности, в правильном освещении. Ведь прочитанное в поезде, в метро или просто на досуге запоминается на всю жизнь! К сожалению, об этом часто забывают и иногда в погоне за сюжетной линией, за сенсационностью допускают односторонние суждения и некритическое изложение литературных (особенно зарубежных!) данных. И Игорь Акимушкин в отдельных случаях тоже не безгрешен: многие высказываемые им положения, несомненно, излишне категоричны, а результаты работ некоторых иностранных ученых принимаются без должной оговорки.

Книга «КУДА? и КАК?» посвящена очень сложным проблемам. Переселения животных и их ориентация в пространстве привлекали к себе внимание человека еще с глубокой древности. Однако, несмотря на многочисленные работы в этих областях, знания наши здесь еще далеки от совершенства, а часто просто подменяются более или менее остроумными догадками и гипотезами. И если в отношении позвоночных и некоторых морских организмов дело обстоит сравнительно благополучно, то в остальном перед исследователями лежит обширнейшая «нехоженая земля». Особенно слабо освещены в русской литературе (в том числе и научной) вопросы миграций и ориентации насекомых.

И. Акимушкин рассматривает обе эти проблемы в самом широком плане. Мы узнаем и о формировании ареалов (области распространения) в доисторическое время, и о более поздних расселениях животных, и о сезонных и суточных миграциях животных, и об их ориентации.

Художественное произведение строится по своим собственным законам, отличным от тех, которые определяют построение строго научной книги. Система литературных приемов, конечная цель которой — завладеть вниманием читателя, изложить факты занимательно, целиком зависит от индивидуальных склонностей, от индивидуального стиля автора. Наука же требует более точных и конкретных формулировок, более четкого объяснения, выявления причинных связей и, наконец, системы.

Известно, что все живое на Земле постоянно перемещается. Однако формы передвижения и его побудительные причины в каждом отдельном случае различны. Читая, например, о древних пилигримах, мы отчетливо видим стада лошадей и верблюдов, переходящие по перешейкам из Америки в Евразию. Но если бы мы силой фантазии оказались на одном из этих перешейков, то не заметили бы ничего особенного, никакого движения. Мы могли бы прожить там и тысячу лет, и тогда бы не заметили ни одного стада, дружно и целенаправленно идущего с востока на запад.

В чем же дело, где же пилигримы, которые обязаны странствовать? Может быть, в книге все неверно? Нет, верно! Просто те меры времени и те меры скорости, к которым мы привыкли в современной жизни, неприложимы к описываемым процессам. Не только жизнь одной особи, но жизнь многих поколений протекает при этих процессах практически на одном и том же месте, в одном и том же «микрорайоне». Любой, вероятно, знает, что если просмотреть последовательно несколько кадров киноленты, то разница в них глазом практически не улавливается: ведь каждый кадр запечатлевает лишь тот отрезок движения, который соответствует примерно ¹/_зо секунды. Но вот заработал проектор, и множество статичных картин, с большой скоростью сменяющих друг друга, сливается в одно изображение, в котором наш глаз уже без труда видит движение. Так и в истории формирования древних фаун. Только для того, чтобы мы увидели толпы бредущих пилигримов, каждый кадр этого фантастического фильма должен был бы сниматься с экспозицией примерно в сто лет, а при проектировании лента должна была бы двигаться с космической скоростью — сто кадров в секунду. Напомню, что те фильмы, которые мы сейчас видим на экранах, показываются со скоростью 24 кадра в секунду. Значит ли это, однако, что переселения животных происходят всегда с такой скоростью? Нет, и вот совсем другой пример.

Если кому-нибудь из читателей посчастливится быть осенью на орнитологической станции Академии наук СССР на Куршской косе (Калининградская область), он будет поражен поистине грандиозным зрелищем несметных стай самых разнообразных птиц, бесконечной чередой сменяющих друг друга. За сутки через небольшой клочок суши, глубоко вдающийся в море, пролетает до пятисот тысяч птиц, причем число птиц, пересекающих косу за утренние часы (с шести до девяти часов утра), доходит до двухсот тысяч. Значит, движение может иметь различные формы, разный механизм и соответственно разные названия. Да и причины различны! В первом случае мы имеем дело с расселением животных под влиянием изменений климата или очертаний суши (биологи называют это формированием ареала — области распространения вида или группы видов). Во втором случае речь идет о миграциях, то есть о массовых передвижениях, животных, связанных с временными (обычно сезонными) изменениями условий существования. Таким образом, расселение и миграция — две основные, качественно различные формы перемещения животных в пространстве.

Но все огромное многообразие перемещений, наблюдаемое в природе, не укладывается в предложенную схему. Говоря, например, о расселении лошади или верблюда, мы представляем его в масштабе геологических эпох. Оно происходило параллельно формированию и на протяжении всего периода становления этих видов и определяется постепенными и в той или иной мере необратимыми изменениями земной поверхности — изменениями климата и конфигурации суши. Человеческий глаз улавливает такое расселение в виде статичной картины, представляющей его конечный результат на данный отрезок времени, а весь процесс может проследить лишь по палеонтологическим находкам.

Следствие же этого процесса — современный облик фауны отдельных материков. Вот почему Африка — страна иммигрантов, хотя непосредственно ни один зверь туда не перешел! Значит ли это, однако, что расселение животных прекратилось, что состав обитателей тех или иных участков земной поверхности — будь то суша или море — окончательно «утверждён»? Нет, расселение и в настоящее время происходит повсюду, но нам заметны лишь другие его формы.