— Давай встретимся перед отелем «Зазен» в девять. Зельда рожает, говорят, это займет несколько часов. У тебя есть бинокль? Принеси его. Я знаю идеальное место.

— Я не пойду в зоопарк, у меня контрольная.

— Нет у тебя контрольной. Я уже спрашивала тебя об этом вчера. Ты врешь. Встреть меня у отеля моего отца в семь.

— Думаешь, он не заметит, что ты слоняешься перед его отелем?

— Ой, правда. Ладно. Давай встретимся в двух кварталах от отеля, около того нового книжного магазина.

— Какой новый книжный магазин? Нет. Мы не будем это делать. Я иду в школу.

— Это на другой стороне улицы, прямо рядом с ювелирным Кэллоуэй Джувелс. Увидимся полдевятого, не забудь бинокль!

— Дженни! — закричал я, но она уже отключилась. Как, черт возьми, она думала, я попаду туда? Мой отец убил бы меня.

— Мам, сможешь подбросить меня до Мэтта? Я собираюсь поехать с ним в школу сегодня. У его отца новый Корвет. — Это звучало, как правдоподобная ложь для четырнадцатилетнего парня.

— Нет, посмотришь на него в другой раз. У меня встреча этим утром.

— А ты, пап? — спросил я, уже зная ответ.

— Полагаю, что да. Мне в любом случае нужно в музыкальный магазин, тебе бы лучше не опаздывать.

— Я не опоздаю, — соврал я, будучи слишком взволнованным. Ух ты. Это было просто. Непростой частью было постучать в дверь Мэтта без предупреждения.

— Привет, Блейк, Мэтт уже ушел, только что.

— Вот, блин. Ничего, если я поищу в его комнате свой CD диск? Он сказал мне, что я могу заскочить и забрать его, — я был опытным лжецом; Дженни Линн Холден превращала меня в преступника. Я помахал рукой отцу и зашел в дом, когда мать Мэтта впустила меня. Я снова солгал, сказав миссис Фернандез, что не смог найти диск, и, должно быть, Мэтт забрал его. Я все равно поблагодарил ее и прошел девять кварталов, чтобы встретиться с Дженни, все время матерясь себе под нос.

— Ты принес бинокль? — спросила она, надев темные очки.

— Да, и тебе повезло, что сегодня твой день рождения.

— Давай, пойдем, я не хочу это пропустить, — уговаривала она, потянув меня за собой навстречу неприятностям.

К счастью для Дженни я не успел еще потратить деньги, заработанные за стрижку трех газонов. Глупая девчонка даже не взяла с собой деньги. У меня было достаточно, чтобы заплатить за вход и купить нам очень дешевый обед. Возможно, нам пришлось бы даже разделить одну порцию на двоих. Цены в зоопарке были возмутительными.

Я снова возразил, когда она захотела прошмыгнуть за забор, доступ туда был только для сотрудников, так гласила большая желтая табличка.

— Я не собираюсь туда забираться, из-за тебя нас арестуют.

— Да ладно, я делала это раньше. Мы должны или ничего не увидим. Ее ведь сейчас не показывают, идиот.

— Дженни. Боже, мой, — возразил я, наблюдая, как она перелезала через бетонную стену, доступ за которую также был только для работников зоопарка.

Конечно же, я последовал за ней. Я бы последовал за Дженни Линн прямо в пасть медведя, если бы она приказала мне. Не знаю, почему, но действовала она на меня именно так.

Дженни не лгала, она делала это раньше. У нее было идеальное место, скрытое среди деревьев. Мы разместились на ложе из красновато-желтой сосновой хвои и стали ждать. И ждали. И ждали.

— Смотри, что моя мама подарила мне на день рождения, — сказала она, показывая мне серебряный браслет с болтающимися подвесками. Я посмотрел на каждый из них с притворным интересом. Меня больше волновала ее рука в моей руке, даже в этом нежном возрасте четырнадцати лет, я знал, что всегда буду держать ее за руку. — Я собираюсь добавить сюда льва. Ты разве не рад? — пронзительно воскликнула она. Судя по ее волнению, можно было подумать, что мы наблюдали за рождением младенца Иисуса. Меня не волновало, был ли это какой-то дурацкий лев; я прятался в запрещенном месте с Дженни. Мир мог остановить свое вращение, а мне было бы все равно.

Мы болтали о школе и ее друзьях. Мы оба только что перевелись в средние классы. Дженни посещала школу для девочек Святой Марии, и ненавидела ее. Она не хотела ходить в школу только для девочек, но ее отец настоял на этом, он не хотел, чтобы она отвлекалась на мальчиков. И хотя я тоже был мальчиком, Барри, на самом деле, никогда не воспринимал, как угрозу. Он рассматривал меня больше, как одну из ее подруг.

— Я собираюсь попросить твоего отца поработать на него следующим летом, — заявил я, глядя на крупный план львицы, которая находилась как минимум в ста ярдах от нас. Она ничего особо не делала, только разгуливала по маленькой клетке. Двое служащих сидели на земле у клетки, но на мой взгляд не было ни каких следов львят. Я даже не был уверен, что львица беременна, мне она такой не казалась.

— Ты должен получить высшее образование, тебе только четырнадцать, ты не можешь работать на моего отца.

— Я буду работать в почтовом отделе или что-то подобное.

— Почему ты хочешь этим заниматься? Я думаю, нам стоит договориться о выступлении с Фрэнком и Сэсси.

Я засмеялся и опустил бинокль, чтобы посмотреть на нее,

— Ага, потому что Фрэнк и Сэсси нуждаются в парочке подростков, играющих на их концерте. Ты под кайфом.

— Такое может произойти. Я собираюсь отправить им CD диск, где мы играем Восточную фантазию.

— Ты имеешь в виду кассету?

— Нет, CD диск. Мне подарили резак (резак, сл. — устройство для записи компакт-дисков. Прим.пер.) Мы теперь можем записать компакт-диск.

— Ни за что! Правда? Тебе подарили резак? Повезло.

— Ага, тебе повезло, что ты мой лучший друг. Ты тоже можешь им пользоваться.

— Я?

— Ты, что? — спросила Дженни, снова глядя в бинокль.

— Твой лучший друг. Ты считаешь меня своим лучшим другом? — еще раз спросил я для ясности.

— Конечно же.

— Почему? Потому что никто другой не будет делать то, что ты говоришь им делать?

— Я не заставляла тебя приходить сюда.

— Нет, заставляла. Как думаешь, я когда-нибудь смогу быть кем-то большим? Ну, например, когда мы повзрослеем?

— Типа моим парнем?

Я почувствовал, как кончики моих ушей стали малиновыми от смущения, и повернулся к Зелде. Иметь красный прыщ посередине лба уже было достаточно неприятно. Я не хотел, чтобы она увидела, как я покраснел.

— Да, — пропищал я девчачьим голосом. Откашлявшись, я постарался это замять.

— Я уже вроде как думаю так.

— Правда? — спросил я чуть более шокировано, чем хотел бы показать.

— Да, а ты?

— Это значит, что мы теперь парень и девушка? — спросил я, стараясь сдержать улыбку.

— Значит, если ты этого хочешь.

Я повернулся и вытащил маленькую розовую коробочку, и протянул ей. Дженни Линн Холден была моей девушкой. Огромный метеор мог бы уничтожить землю в тот момент, и я бы умер счастливым человеком.

— Я уже знал, что твоя мама собиралась подарить тебе этот браслет, это к нему подойдет, — объяснил я, передавая ей упакованную коробочку.

Дженни открыла крошечную коробочку, и у нее отвисла челюсть,

— Боже, мой. Мне нравится! — воскликнула она, вытаскивая крошечную подвеску в виде пианино. — Надень ее, — потребовала она, положив подвеску мне на колени. Я нацепил маленькую подвеску со всеми остальными и улыбнулся ей, радуясь, что она уговорила меня прогулять школу.

— Можешь поцеловать меня, если хочешь.

Первые поцелуи должны быть неловкими, но этот не был таким. Совсем. Губы Дженни подходили моим идеально. Я не знаю, откуда знал, что делать, но я делал. Как только губы Дженни раскрылись, я скользнул языком внутрь, и наши языки встретились. Это было похоже на громкий выстрел пушки и яркие фейерверки вокруг.

Наш первый поцелуй был космическим, нереальным, и я никогда не забуду его. Никогда. Мне никогда не хотелось целовать другие губы. Никогда. Вот насколько могущественным был поцелуй Дженни. Впечатляющим и больше, чем жизнь.

— Нам лучше наблюдать за Зельдой, — тихо сказала она, произнося слова в мои губы. Я открыл глаза и посмотрел в ее бирюзовые глаза, и почувствовал, что влюбился. Сильно.

Это был один из лучших дней в моей жизни. Мы тусовались под деревьями около четырех часов прежде, чем Зельда решила хоть что-то делать. Первый львенок родился в десять пятнадцать утра, Дженни назвала его Уинстон, в честь Уинстона Черчиля. Мама-львица оставила малыша прямо в соломе, Дженни забеспокоилась, когда она не подошла к нему сразу. Я слушал ее рассказ о том, что иногда мать может отказаться от новорожденных детенышей, и их приходится кормить из бутылочки. У Зельды это был второй помет, и я заверил Дженни, что она примет их. Она уже делала это однажды, она знала, что делать.

— Смотри, появляется еще один! — крикнула она, держа бинокль у глаз. Я не смотрел. Меня не волновал единственный в жизни шанс увидеть рождение львят. Радостное волнение Дженни было мне более интересно.

— Эй! Вы не можете здесь находиться. Что вы, ребята, тут делаете?

— Черт. Беги! — закричала Дженни. У нас не было времени убежать; два служителя зоопарка встали рядом с нами прежде, чем мы успели собрать свои вещи. Ох, блин. Ну вот, опять. Мы попались.

— Запрыгивайте, мы вывезем вас отсюда. Вам повезло, что именно мы поймали вас. Если бы это был Джон, вы были бы уже на пути в тюрьму. Что вы вообще тут делали? — спросила женщина.

Мы с Дженни сели сзади на мягкое сиденье гольф-кара, и я задумался о своей смерти. Мой отец убьет меня, я буду мертв, а мой отец будет доживать остаток своих дней в тюрьме. Моя бедная мать умрет смертью старой одинокой кошатницы.

— Мы просто хотели посмотреть на рождение детенышей. Я ждала этого все лето, — объяснила Дженни.

— Она не должна была забеременеть, ей давали противозачаточные, — объяснила женщина служащая. Я посмотрел на нее через плечо. Может она собиралась отпустить нас. Она была слишком милой для того, кто собирался нас повесить.

— Ой, у нее еще один родился. Кенсингтон. Давайте назовем его Кенсингтон, в честь Кенсингтон Гарденс (Кенсингтон-Гарденз — большой парк в Лондоне; примыкает к Гайд-Парку. Прим.пер.) — заявила Дженни.