Поспешность, с которой я выехал из дома для поиска свидетельств невиновности Рипа, пользы мне не принесла. Начнем с того, что, когда вы въезжаете в пределы нашего городка, о какой бы то ни было поспешности следует забыть. В Пиджин-Форке действует ограничение в двадцать пять миль в час. Думаю, это сделано специально для того, чтобы люди могли хорошенько вас разглядеть, когда вы улиткой проползаете мимо, что позволяет быстро вычислить незнакомцев, если тех каким-то ветром заносит к нам в город.

Появление моего пикапа на Главной улице заставило Зика Арнделла дернуть головой и уронить зеленый тент, с которым он возился у своего антикварного магазинчика. Далее на меня среагировал Пол Мейтни, надраивавший огромную расческу – символ его профессии. Оба помахали мне, так что пришлось вяло взмахнуть рукой в ответ. В нашем городишке если ты не отвечаешь на приветствие, то тебя тотчас заносят в списки зазнаек. Особенно если ты перед этим имел наглость пожить в Большом Городе.

Я буквально взлетел к себе в контору, но прошло с четверть часа, прежде чем мне посчастливилось сделать логическое умозаключение, которыми мы, частные детективы, так славимся. Заглянув в десяток разных мест, я сделал вывод: моя секретарша Мельба Холи с бумагами обращается не лучше, чем с телефонными звонками.

Мельба Холи – наша общая секретарша с моим братом Элмо. Мы решили, что это очень удобно, – детективная контора расположена прямо над магазинчиком Элмо. Я поставил в магазинчике параллельный аппарат, так что Мельбе для ответа на звонок в контору даже не нужно вставать из-за стола. Считается также, что Мельба должна время от времени подниматься ко мне и приводить в порядок документы. За что я, собственно, и плачу часть ее жалованья.

Как я уже сказал, это очень удобно, точнее, было бы очень удобно, если бы не то обстоятельство, что Мельба отвечает на мои звонки не чаще, чем на звонки Элмо. А попросту, когда у нее есть настроение. Должно быть, тем же принципом она руководствуется и наводя порядок в моих документах. Судя по состоянию бумаг, хорошее настроение в последнее время посещало Мельбу редко – большая часть документов была свалена в глубине шкафа безобразной кучей.

Этот факт в каком-то смысле явился для меня откровением. То есть я и до этого апрельского утра подозревал, что Мельба нагло филонит, отвечая на звонки, но пребывал в убеждении, что уж бумаги-то находятся в идеальном порядке. Очевидно, я ошибался. Папку с метриками Рипа, несмотря на все ухищрения, найти не удалось. Пропала бесследно.

Дважды обшарив сверху донизу полки и ящики и произнеся все известные мне ругательства, я решил позвонить Мельбе. Долго я слушал, как внизу нудно трезвонит телефон, а ведь уже десятый час! Мельба должна сидеть на своем рабочем месте и трудиться в поте лица!

После седьмого звонка с лестницы донеслись шаги. Я повесил трубку. Наверное, я несправедлив к Мельбе: она не взяла трубку только потому, что спешит ко мне.

Это была первая ошибка в длинной череде поспешных выводов.

Один взгляд в окно – и я по второму разу выпалил известные мне ругательства: по лестнице медленно поднимался Джейкоб Вандеверт. Должно быть, узнав от Лизбет о проступке Рипа, Джейкоб решил самолично добавить еще несколько угроз к тем, что прорычала мне его сноха накануне. Надо взять себя в руки.

Толстосуму местного разлива стукнуло шестьдесят пять, но стройный, подтянутый и загорелый Джейкоб на свои годы не выглядел. Правда, волосы его немного поредели, но по-прежнему были того же черного как смоль цвета, как и в те времена, когда я ходил в школу вместе с его отпрысками. Стоило Джейкобу Вандеверту выйти за дверь, все тут же начинали шушукаться, что он нашел эликсир вечной молодости.

Пусть Джейкоб и выглядел моложаво, но по лестнице он поднимался в полном соответствии со своим возрастом. Вид у него был хмурым, но это ничего не значило: Джейкоб Вандеверт всегда имел хмурый вид. Даже в тех редких случаях, когда я видел Джейкоба улыбающимся, брови у него все равно были насуплены, а брови у старика из тех, что невозможно не заметить. Они напоминали птичьи гнезда. Гнезда, сконструированные птицами, не очень критично относящимися к результатам своего труда.

Подойдя к моей двери, Джейкоб даже не задержался. Он просто вошел, не постучавшись. Это удивило меня не больше, чем его насупленные брови. Джейкоб перестал замечать двери с тех пор, как его птицефабрика получила заказ от «Макдоналдса», а это случилось больше десяти лет назад. С тех пор семья Вандеверт забрасывает своими бройлерами все окрестности, а Джейкоб разгуливает по городку с таким видом, словно все здесь принадлежит ему. Наверное, с точки зрения Джейкоба, титул главного богатея нашего захолустья подразумевает кое-какие привилегии.

Старикан без лишних слов обосновался в огромном мягком кресле. Одет он был так, как, видимо, по его мнению, должен быть одет джентльмен из провинции, – коричневые вельветовые штаны, белая рубашка с аккуратно застегнутыми обшлагами и галстук-бабочка в красный горошек. С того места, где сидел я, горошек казался изрядно выцветшим.

Я таращился на красный горох и раздумывал, не поразил ли Пиджин-Форк галстучный дефицит. Или же это первый и единственный галстук, который когда-либо имелся у Джейкоба? О скупости мистера Вандеверта-старшего ходили легенды. В сравнении с ним Гобсек выглядел транжирой и мотом.

Несмотря на свою моложавую наружность, Джейкоб дышал так, будто поднялся не на второй этаж низенького строения, а на крышу Эмпайр стейт билдинг. Пару раз судорожно сглотнув, он прохрипел:

– Вы Хаскелл Блевинс?

Голос Джейкоба напоминает громыхание. Кажется, что из его горла вырываются раскаты грома, а не слова.

Я кивнул, приготовившись к самому худшему.

– Совершенно верно, меня зовут Хаскелл Блевинс.

Вспыльчивость старикана была столь же легендарной, как и его скаредность. Джейкоба Вандеверта можно было смело назвать самым вспыльчивым человеком в городе. Один раз – и я сам тому свидетель – он едва не разорвал в клочки официанта, посмевшего подать ему холодный суп, а другой – клерка в банке, когда всплыла недостача в три цента. В обоих случаях я подумал, что Джейкобу следовало бы зарегистрировать свой язык в качестве холодного оружия.

Маленькие серые глазки посетителя быстро обежали мой офис. Покончив с осмотром, они уставились на меня, и старикан вздернул одно из птичьих гнезд.

– И много ты за это платишь?

Должно быть, он хотел сказать, что если я вообще что-то плачу, то и это слишком много. Мельба Холи называет мой офис Бермудским прямоугольником. По ее утверждению, он выглядит так, словно какая-то таинственная сила собрала в радиусе двадцати пяти миль все бумаги, обертки и прочий хлам и разбросала у меня на столе и на полу. Она преувеличивает. Честное слово. А после того, что Мельба сделала с моими документами, она может говорить все, что ей вздумается.

Я посмотрел Джейкобу прямо в глаза. Дело в том, что мой брат Элмо действительно предоставил мне это помещение бесплатно, чтобы в пору вынужденной безработицы я помогал ему в магазинчике, протирая и заправляя автомат с газировкой. До сих пор сделка оказывалась целиком и полностью в пользу Элмо, поскольку с работой в Пиджин-Форке у частных детективов негусто. Правда, Джейкобу я об этом не сказал. Если бы он узнал, что у меня есть толика свободного времени, то, чего доброго, погнал бы перекапывать цветник своей очаровательной снохи.

– Это помещение обходится мне в кругленькую сумму, – с достоинством ответил я, но, думаю, оно того стоит.

Джейкоб так и вытаращился на меня, будто не мог решить, шучу я или нет. Правда, лицо его при этом осталось совершенно непроницаемо. Наконец старик прочистил горло и прогрохотал:

– Полагаю, ты знаешь, кто я?

Он произнес эту фразу не совсем так, как Лизбет, но почти. Я кивнул.

– С твоим папашей мы были друзья.

Честно говоря, это была новость. Мой отец умер девять лет назад, но я отлично помнил, что он говорил о Джейкобе. «Друг» – не совсем то слово, которым отец называл Джейкоба Вандеверта. По-моему, в отношение этого человека он чаще всего использовал термин «подонок». Я вновь улыбнулся и кивнул.