Понедельник
Перед ужином к нам в палату два санитара привели высокого старика. При первом взгляде на него сразу бросилось в глаза несоответствие: длинные спутанные седые волосы, спадающие почти до плеч, и полное отсутствие щетины на иссечённом морщинами довольно интеллигентном лице. Моего молчаливого соседа куда-то забрали, и койка рядом уже два дня пустовала. Санитары уложили высокого старика на неё.
Вёл себя новый сосед тихо. Тоже всё время молчал. Его глубоко запавшие бесцветные глаза всегда неподвижно смотрели в одну точку, и лишь нечастое движение морщинистых век свидетельствовало о том, что старик ещё жив. Меня заинтересовала необычная внешность соседа, и я стал всё чаще поглядывать на него, рассматривая правильные черты его лица. Потом меня стало беспокоить то, что человек лежит, не вставая, почти целый вечер. Ни ужинать, ни в туалет он так и не поднялся. Мне стало жаль старика. Видимо, ему было очень плохо. Даже хуже, чем мне. Я взял металлическую тарелку с порцией холодной каши, кусок чёрного хлеба и подошёл к нему. Старик лежал на боку и не мигая смотрел в одну точку на полу под моей кроватью.
— Поешьте, — обратился я к нему.
Старик, казалось, не слышал. Я повторил своё предложение и поставил тарелку на стул возле самой кровати соседа. Старик медленно перенёс бесцветный взгляд на еду, потом на меня. Я улыбнулся:
— Вы пока с этим расправьтесь, а я принесу чай.
Ничего не ответив, старик снова перевёл взгляд на тарелку с кашей.
Через минуту я принёс разовый пластиковый стакан с еле тёплым безвкусным больничным чаем.
— Каша тут не очень, — я поставил стакан на стул рядом с нетронутой едой. — Но ведь нужно что-то покушать. Иначе вы умрёте.
При слове «умрёте» старик как-то странно посмотрел на меня, и мне показалось, что глаза его ожили — в них мелькнула осмысленость. Затем взгляд снова потух, и старик отвёл ставшие бесцветными глаза. Такая неожиданная перемена меня удивила. «Может, он действительно сумасшедший?» — промелькнула мысль. Но я тут же отогнал её. Меняющиеся глаза, реакция соседа на слова говорили об обратном. «Может, он просто не может разговаривать?»
— Давайте, я покормлю вас? — прозвучало моё следующее предложение.
— Не надо. Я сам, — тихо отозвался старик и медленно сел на кровати. Его голос был низким и хриплым.
Пока сосед неспешно ел, тщательно разжёвывая и всматриваясь в каждую подносимую ко рту ложку с кашей так, будто впервые в жизни пробовал пищу, я наблюдал за ним. Метра под два ростом, в молодости он непременно был красавцем. Даже теперь его фигура сохраняла былую величественную осанку и стать, а в ширине плеч и крепких руках чувствовалась недюжинная сила. И чем больше я его разглядывал, тем больше меня интересовало всё в моём новом соседе.
Поев, старик поднялся во весь свой высокий рост и, не взглянув на меня, сам понёс грязную посуду на общий стол. Я продолжал свои наблюдения.
Выйдя из туалета, старик подошёл к зарешеченному окну и стал смотреть на улицу. Смотрел долго. Затем он вернулся на свою кровать. Я сделал вид, что читаю. Вдруг неожиданно услышал низкий тихий голос:
— Спасибо… Андрей…
Я оторвал удивлённый взгляд от книги: «Откуда он знает моё имя? Я ему не представлялся. Может, мы встречались раньше? Не помню». Старик открыто смотрел на меня. На этот раз его глаза определённо жили. Теперь они имели цвет неба в осенний день.
— Спасибо, — повторил он.
— Пожалуйста, — просто ответил я и снова углубился в книгу.
— Что читаешь? — поинтересовался старик.
— Женский роман принесли, — я с грустной улыбкой взглянул на старика. — Тупой, но всё равно читать больше нечего.
Старик, казалось, понимающе улыбнулся, и я рассмотрел ряд ровных белых зубов. Снова пришло время удивляться. На вид ему можно было дать не меньше семидесяти пяти — восьмидесяти лет. Таким его делали морщинистая жёлтая кожа и растрёпанные седые волосы. «Может, у него вставные зубы? Нет, не похоже», — подумал я и, стараясь не упустить тонкую ниточку налаживающихся отношений, спросил:
— А мы раньше не встречались?
— Не доводилось, — почему-то усмехнулся старик.
— А как вас называть? Моё имя вы знаете, а я ваше — нет.
— Называй меня Апполинарием. Можно просто Поль, — ответил старик.
— А отчество?
— Эрастович.
— Какое интересное у вас имя! — воскликнул я. — Девятнадцатым веком потянуло…
— Древностью, — вздохнув, согласился он.
— А вообще-то мне больше исторические книги нравятся, — будто извиняясь, произнёс я, продолжая разговор и удивляясь, что вспомнил об этом. — Но их тут не дают.
— Увлекаешься историей? — по-доброму спросил сосед. Я кивнул. Глаза старика потеплели:
— Это хорошо. Человек должен знать, кто он и откуда.
— Зачем?
— Чтобы знать, для чего он живёт на этом свете. Прерывание нити времён ведёт к забвению истоков своих, — вздохнул старик, — а значит, к непониманию собственной сущности и незнанию своей роли на Земле. К ошибкам в принятии решений.
— История мне интересна, — отложив книгу, я был рад продолжению беседы с умным человеком и возвращающейся понемногу памяти. Странное чувство овладевало мной, когда я смотрел в эти ничуть не состарившиеся серо-голубые глаза. Будто кто-то управлял мною, освобождая память от тяжёлого груза забвения, подталкивая и подсказывая, какие слова нужно произносить:
— История — это наука. Но много в ней тёмных пятен. А мне нравится анализировать и иногда приходить к удивительным выводам. Правда, они не всегда совпадают с общепринятой точкой зрения.
— И какие же это выводы, например? — старик, полулёжа, поудобнее разместился на кровати, подложив под спину подушку, и стал с интересом разглядывать меня.
— А вы смеяться не будете? — почему-то застеснялся я.
— Андрей, за свою долгую жизнь мне пришлось побывать во многих местах на Земле и кое-что увидеть. Поверь, — старик снова вздохнул. — А наукой история стала совсем недавно — в веке семнадцатом. Думаю, что я смогу правильно оценить твои аналитические старания, юноша. Обещаю — смеяться не буду.
Я тоже сел на кровати, с благодарностью посмотрел на приготовившегося слушать соседа и уверенно начал:
— Ну, скажем, Древняя Русь: она ведь не имела золотоносных и алмазных рудников, они были только в Африке, Европе и в странах Восточной Азии. А купола церквей покрывались золотом только на Руси! А выложенные золотом царские палаты? А вышитые золотом боярские наряды и украшения? А золотые и серебряные кубки и монеты, оружие? Спрашивается, откуда взялось столько золота?
— Очень правильно поставленный вопрос! — чему-то улыбнулся старик. — Ну и к какому ты выводу пришёл?
— Золото — от иноземцев.
— Хорошо… А отсюда следует какой вывод?
— Какой? — не понял я.
— Ну, какой вывод можно сделать из всего сказанного тобой? — ободряюще кивнул головой старик и подсказал: — Сильным или слабым было государство, которому соседи везли столько добра?
— Похоже, что сильна была Древняя Русь, раз иноземцы везли сюда золото и драгоценности!
— Значит?..
— Значит, должно было существовать мощное Российское государство! — неожиданно сам для себя выпалил я.
— Правильно. А может существовать сильная страна без сильной армии?
— Нет. Сильное государство — это сильная армия!
— В этом ты прав, — снова улыбнулся старик. — Россия в историческом отрезке XII–XV веков была выдающейся державой, государством-воином. И деньги, ходившие в то время на Руси, имели доступные даже для каждого смерда названия: «копейка» — копейщик — пехотинец, «рубль» — рубака — всадник. Что ещё подсказывает тебе твой аналитический ум?
— Да, но тогда как быть с нашествием монголо-татар? — этот вопрос я задал, не глядя на старика. — Как-то не вяжется сильная Русь с оккупацией её кочевым народом, пришедшим неизвестно откуда и не оставившим после себя никаких следов.
— Правильно, Андрей. Ничего не появляется ниоткуда и не уходит в никуда. Таков закон жизни, — старик качнул головой и тяжело вздохнул. — Ничего, кроме глупости человеческой… С некоторых времён повелось: уж если и есть какой злодей в русской истории, так это обязательно Чингизхан или царь Батый! Именно после их действий Русь, по утверждению прозападных историков, попала на 240 лет под «татарское иго».