В багажном отделении аэропорта мне долго не выдавали сумку. Все прилетевшие со мной пассажиры этого рейса давно уехали, а я, потеряв всякое терпение, всё ещё ждал свои вещи. Уже не надеясь получить обратно свою большую чёрную дорожную сумку, я увидел её в руке направлявшегося ко мне милиционера. Подойдя ко мне, сержант вежливо извинился и пояснил, что кто-то хотел украсть мои вещи, но стражи порядка вовремя вмешались. Правда, жуликов задержать не удалось. Милиционер попросил проверить содержимое. Прямо при нём я открыл замок-молнию. Всё как будто было на месте. Всё, кроме купленной в монастыре Библии. Но я не очень расстроился, потому как был рад, что мне вообще вернули сумку с вещами. Уже дома я не обнаружил в сумке и фотографии. Той самой, что стояла в келье друга. Вот это меня по-настоящему огорчило.

Но вскоре я забыл об этих странных, произошедших со мной событиях.

Подаренную Библию с золотым крестом я поставил в шкаф на самое видное место под стекло, так ни разу и не удосужившись раскрыть её. Потом я, конечно, сожалел об этом.

Месяца через три, когда весна уже готовилась плавно перейти в лето, по случаю дня рождения моей супруги у нас дома собрались немногочисленные гости — наши близкие и друзья. В середине вечера подруге моей жены приглянулась старая книга в чёрном переплете с тиснением золотого креста. Она попросила разрешения её полистать. Я торжественно открыл дверки книжного шкафа и достал запылившуюся Библию с верхней полки. Подав её гостье, я стал рассказывать для всех сидящих за столом странную историю появления этого фолианта в нашем доме. Гости слушали с интересом.

— Посмотрите, здесь что-то написано! — перебив мой рассказ, неожиданно воскликнула женщина.

— Не удивительно, — со смехом ответил я. — Ты ещё посмотри, может, и картинки там найдёшь.

— Это не Библия! Здесь совсем другой текст, — отстраняясь от книги, удивлённо произнесла подруга жены.

Меня словно ударило током. Почему-то вспомнился сон, увиденный в монастыре, и предупреждение друга: «Опасайся Сатаны!» Я рванулся к гостье, выхватил из рук растерявшейся женщины раскрытую на середине Библию и увидел, что почти вся она состоит из новеньких вклеенных страниц, исписанных мелким ровным почерком. Только титульные листы принадлежали настоящей старой Библии. «Здесь — истина о мироздании!» — пришли на память слова седого монаха. Захлопнув книгу и всё ещё не до конца осмыслив произошедшее, я огляделся. На меня в молчании смотрели ничего не понимающие гости. Надо было как-то сглаживать возникшую неприятную ситуацию. Собравшись с мыслями, я изобразил на лице само обаяние и с рисованной улыбкой произнёс:

— Совсем забыл… конечно, это не Библия. От неё здесь только переплёт.

Заметив, что никто ничего не понимает, добавил:

— Хотел скрыть от жены, но раз вы уже узнали, признаюсь: я пробую себя на литературном поприще… пишу роман.

— Молодец! — воскликнули присутствующие. Возникшее было напряжение разрешилось само собой. — Дашь почитать?

— Когда закончу, обязательно, — пообещал я и взглянул на супругу. По её глазам я понял, что она мне не верит.

— Потом объясню, — тихо шепнул я жене и вышел в другую комнату.

Оставшись наедине с таинственной книгой, я сразу же раскрыл её. Знакомый почерк друга страницу за страницей заполнял почти весь старый фолиант. Но вчитываться в смысл ровно написанных строк и каких-то формул и графиков сейчас я не мог. Спрятав Библию в бельевом шкафу, я вернулся к гостям. Теперь моим самым большим желанием стало, как бы побыстрее спровадить всех из квартиры, чтобы иметь возможность спокойно почитать.

Но пришлось вначале помочь жене убрать посуду, подмести пол, прежде чем я снова взял в руки чёрный переплёт с золотым крестом и, закрывшись в комнате на ключ, с нетерпением открыл первую страницу.

Несомненно, такого мне ещё не приходилось видеть раньше. Совсем не подходящая для ведения записей священная церковная книга, манера письма и таинственность, с которой мне вручили её, тянули скорее на детектив, чем на безвинную случайность. Хотелось разобраться, в чём дело? Я перевернул все триста с лишним исписанных листов и на задней обложке Библии увидел приклеенный к внутренней стороне обложки конверт, подписанный тем же ровным мелким почерком друга: «Дневник». Вскрыв конверт, я убедился, что листков в нём немного. Аккуратно сложенные один к одному, старые тетрадные листочки местами были надорваны, смяты и разглажены. Их оказалось всего десять. Поэтому чтение я решил начать именно с них. Переписываю почти дословно:

Среда

Начинаю вести дневник, потому что не знаю: кто и откуда я? Боюсь потерять память совсем. Решил, что лучше буду записывать всё, что со мной происходит.

Уже несколько дней я провожу в лечебнице, именуемой в народе сумасшедшим домом. Жить здесь можно, если привыкнуть к палате на двадцать мест, вечно грязному белью, дурно пахнущему чужим потом и лекарствами. Кормят в этом заведении сносно: три раза в день хлебом, жидкой кашей без соли и каким-то еле тёплым отваром, называемым санитарами «чаем», только почему-то совершенно без сахара. На окнах и дверях стоят решётки. К ним тоже можно привыкнуть. Соседи мои — мужики разного возраста — сильно не докучают. Был, правда, один, который, завидев меня, постоянно клянчил: «Отдай Васе ключи!» Вася — так, наверное, звали его самого. Но какие ключи? Этого понять невозможно. Но стоило мне только прикрикнуть на надоедливого соседа по совету бывалого санитара, как тот сразу же замолкал и начинал тихо плакать в подушку, как обиженный ребёнок. В такие минуты мне было жаль его. И я к нему уже почти привык, но его вдруг куда-то забрали. Теперь на его кровати лежит другой человек. Он больше молчит, глядя в потолок, и ни к кому не пристаёт.

В нашей большой палате не скучно: кто разговаривает сам с собой, кто, наоборот, всё время молчит, кто плачет, кто громко смеётся. И так целыми днями. И никто ни на кого не обращает внимания. На прогулки нас не выводят. Ко всему этому я постепенно привыкаю. Единственное, что не даёт мне покоя, — моя память. Вернее, её отсутствие. Трудно воспринимать происходящее, когда в твоей жизни одна лишь пустота: до — ничего, только какие-то несвязанные между собой отрывки, и после — тоже, наверное, ничего хорошего. Кто ты? Откуда ты? Зачем ты на этой Земле? Я помню только своё имя — Андрей. От жизни я уже ничего не жду. А хотелось бы узнать — кто я?

Четверг

Сегодня ко мне приходил человек в форме. Я откуда-то знаю, что такое милиционер. Но больше ничего вспомнить не могу. Милиционер назвался следователем. Он расспрашивал о каких-то убийствах, называл разные фамилии. Но у меня после разговора с ним только разболелась голова. Я ничего не вспомнил. Тогда он дал мне ручку и сказал, чтобы я расписался в бумаге. Рука сама выводила недлинную подпись под текстом внизу исписанного листа. Но свою фамилию я так и не вспомнил. Потом меня отвели обратно в палату. Болит голова. Хочется есть.

Пятница

Ночью мне долго не спалось. С моего места очень плохо видны звёзды, поэтому я часто вставал и подходил к окну, чтобы смотреть на них. Звёзды — это свобода. Но окажись я сейчас на свободе, куда мне идти? И я снова ложился на кровать, пытаясь припомнить хоть что-нибудь. Но напрасно. Не могу вспомнить ничего. Только звёзды…

Суббота

Чтобы заставить включиться память, я попросил санитаров принести мне книгу. Как назло, я совсем не помню ни одного названия или автора. Мне дали небольшую рваную и весьма потёртую книженцию. В ней написано о любовных страданиях богатой женщины на берегу тропического моря. Полный бред, но мозг нужно чем-то загружать и нужно заставлять его работать. Я это понимаю. Поэтому перечитываю книжку во второй раз. Мне необходима память.

Воскресенье

Сегодня опять невкусная еда. Чувство голода не проходит даже во сне. Мне санитары сделали какой-то болючий укол. В палате душно. Хочу на свободу! И хочу спать.