Л е т ч и к. Нет, я только летчик. Штурман.

Л е в и н. Для простого штурмана знание русского языка - излишняя роскошь. Зачем вы лжете?

Л е т ч и к. Я могу молчать, но не лгать.

Л е в и н. Такие принципы делают честь вашим родителям. Они живы?

Л е т ч и к. Это не имеет отношения к делу.

Л е в и н. Об этом могу судить только я. Как звали вашего отца?

Летчик молчит.

Р а д у ж н ы й (взглянул на часы, шепотом). Александр Осипович, шут с ней, с анкетой. Подходи ближе к самой сути.

Л е в и н. Еще один, последний вопрос. (Летчику.) Ваш отец никогда не играл на виолончели?

Вопрос показался нелепым всем, кроме немца. В его

глазах впервые мелькнул испуг.

Хорошо. Можете не отвечать. Действительно, пора переходить к сути дела. А суть вот в чем (раскрывает карту): вы должны сообщить нам все, что вам известно о минной обстановке в островном районе, и расшифровать все условные знаки.

Л е т ч и к. Я сказал все, что имел право сказать.

Р а д у ж н ы й. Слушай, красавец! С тобой не шутят.

Л е т ч и к. Вы не посмеете меня расстрелять. Красные не расстреливают пленных.

С т о л я р о в (яростно). Вот! Слышите?

Л е в и н. Он прав, товарищ старший лейтенант. Мы пленных не расстреливаем. Но когда тонущий враг отказывается сдаться и трижды отталкивает протянутое ему весло, мы можем потерять терпение и не протянуть его в четвертый раз...

Л е т ч и к. Я солдат. Я не боюсь смерти.

Л е в и н. Боитесь. Будете хорохориться еще день, два, а потом нервы сдадут. Надолго вас не хватит. Для того чтобы не бояться смерти, одной солдатской дрессировки мало. А у вас ничего за душой нет. Вы спросите себя: во имя чего? И, не найдя ответа, - испугаетесь.

Л е т ч и к. Во имя фюрера.

Л е в и н. Не говорите ерунды. Мы взрослые люди.

Л е т ч и к. Я дал присягу. Никакой немец не должен сказать: "Вольф Виземанн нарушил данную клятву".

Л е в и н. Ничего, ничего. Нарушите клятву. Это не единственная заповедь, которую вы нарушили. И, по-моему, вы уже поняли, что если я не поленюсь, то смогу это доказать. Теперь слушайте внимательно. Я предлагаю вам дать показания и обещаю за это смягчить вашу участь. А участь вас ждет невеселая. Вас будет судить суд свободной демократической Германии. И вы очень хорошо знаете за что. Вы меня поняли?

Л е т ч и к. Да.

Л е в и н. Мне кажется, что и я вас понял. Засим вы имеете на размышления десять минут.

В е р е в к и н (подбежал). Товарищ капитан первого ранга, вас опять командующий...

Р а д у ж н ы й. Иду. (Быстро проходит в дом, сопровождаемый Веревкиным. Окно "дежурки" захлопнулось.)

Л е в и н (летчику). Вы можете сесть.

Тот молча садится. Пауза. Затем окно "дежурки" с

треском растворилось. Радужный, держа трубку около

уха, помахал свободной рукой. Левин, Бакланов и

Столяров устремились на его зов. Окно вновь

захлопнулось.

Б а к л а н о в (появился на крыльце). Варвара Михайловна!

Л е б е д е в а (подошла). Что случилось? Срочно вызывают?

Б а к л а н о в. Командующий хочет видеть пленного. Оставайтесь. Через два часа пойдет другой катер.

Л е б е д е в а. Нет. Я и так слишком долго задержалась у вас. (Идет к двери.)

Б а к л а н о в. Куда вы?

Л е б е д е в а. За своим саквояжем. (Скрывается в доме. Бакланов следует за ней.)

Володя, до сих пор державшийся поодаль, приблизился к

летчику. Обошел его со всех сторон. Затем остановился

и стал рассматривать его в упор. Летчик, сначала

сидевший безучастно, пошевелился, почувствовав на

себе недружелюбный взгляд. Глаза их встретились.

В о л о д я (тихо). Ты что задаешься, зараза?

Л е т ч и к. Что тебе, мальчик?

В о л о д я. Делай, что тебе велят, слышишь? Делай, что тебе велят! Не то дождешься, поведу обратно, да как вмажу очередь между лопаток - не возрадуешься.

Л е т ч и к. Не смеешь! Тебя накажут.

В о л о д я. Ни черта. Я маленький - мне простят. Скажу: за мамку посчитался.

С т о л я р о в (вошел в сопровождении Маликова). Юнга, разговоры?

В о л о д я. Никак нет, товарищ старший лейтенант!

С т о л я р о в (летчику). Вставайте!

Л е т ч и к. Но время еще не истекло!

С т о л я р о в. Встать! (Володе.) Отведешь его на флагманский катер.

Л е т ч и к (увидел подошедшего вслед за Столяровым Левина). Герр оберст! Вы дали мне десять минут. Герр оберст, не позволяйте этому мальчику меня отводить. Я решил. Я согласен дать показания.

Л е в и н. Отлично. Вы будете иметь честь дать их в присутствии контр-адмирала. (И он заканчивает немецкой фразой, длинной, быстрой, щегольски картавой, чем повергает немца в полную растерянность.)

В о л о д я. Есть отвести на флагманский катер! (Летчику.) Топай. Не бойся - не трону...

Летчика увели. С крыльца сходят Радужный и Бакланов.

Р а д у ж н ы й. Понял? Значит, сегодня выход в море отменяешь. Ждать дальнейших указаний. Доволен? Прощай. Пошли, Александр Осипович.

В о л о д я (у калитки). Смирно!

Радужный и Левин вышли, сопровождаемые Столяровым.

Л е б е д е в а (выбежала на крыльцо). Ушли? Бегу. Прощайте.

Б а к л а н о в (загородил ей дорогу). До свиданья. Скоро увидимся?

Л е б е д е в а. Не знаю. Пустите, я опоздаю на катер.

Б а к л а н о в. На днях ждите. Прикачу.

Л е б е д е в а. Нет, нет, пожалуйста.

Б а к л а н о в. Но вы обещали...

Л е б е д е в а. Обещала. А потом передумала. (Хочет идти.)

Б а к л а н о в. Погодите. Я вас обидел?

Л е б е д е в а. Вы? Меня? Нисколько.

Б а к л а н о в. Какая же причина?

Л е б е д е в а. Никакой. Подумала, и вдруг мне стало... неинтересно. Теперь вы меня пустите? (Убегает.)

Бакланов остается на месте. Он настолько поражен, что

не слышит, как подошла Ершова.

Е р ш о в а. Товарищ капитан третьего ранга...

Б а к л а н о в (очнулся). Вы что, Ершова?

Е р ш о в а. Завтракать идите.

Б а к л а н о в. Не пойду.

Е р ш о в а. Что же - совсем кушать не будете?

Б а к л а н о в. Не буду.

Е р ш о в а. Я сюда принесу. Хотите ешьте, хотите нет.

Б а к л а н о в. А что там у вас?

Е р ш о в а. Омлет.

Б а к л а н о в. К черту омлет. Стакан водки и хвост селедки. (Пауза.) Ну! Быстро!

Е р ш о в а. Водки не дам.

Б а к л а н о в. Ершова! В своем уме? (Он даже оглянулся, не слышит ли кто-нибудь.)

Е р ш о в а. Не дам с утра. Что хотите делайте.

Б а к л а н о в. Посажу.

Е р ш о в а. Сажайте.

Б а к л а н о в. Выполняйте приказание!

Ершова не двигается.

Собирайте барахло и скажите Столярову, пусть выпишет вам документы. Чтоб сегодня же...

Е р ш о в а. Так? Ну, хорошо. Пейте. Литр вам сейчас принесу.

Б а к л а н о в. Осатанела. (Махнул рукой.) Природа - она всегда скажется.

С т о л я р о в (вернулся). Какая природа?

Б а к л а н о в. Женская. Уж это точно. Женщина может хоть целый год притворяться матросом, а в один прекрасный день ее все-таки прорвет. Только ахнешь. Ну, скажи - за что она меня обидела?

С т о л я р о в (засмеялся). Кто? Ершова?

Б а к л а н о в. Кой черт Ершова! Доктор. За что, а?

С т о л я р о в (уклончиво). Откуда же я про это могу знать?

Б а к л а н о в. Ни черта не понимаю. Вчера сидели допоздна, толковали по душам, вот как сейчас с тобой. За разговором-то, признаться тебе, я и задремал. Уморился за день, ну и развезло в тепле. Может, оно и невежливо, так она же не кисейная барышня, свой брат-балтиец, по человечеству-то можно понять? Наутро - будто норд-ост подул. Не смотрит, не говорит. А на прощанье так отрезала, что до сих пор во мне все горит, будто меня кто при целом флоте за уши оттаскал. За что?

С т о л я р о в. И впрямь, выходит, не за что.

Б а к л а н о в. Ты что же - не веришь мне? Больше, хоть убей, ничего такого не вспомню. Ну, как, по-твоему, могу я так, здорово живешь, хорошего человека обидеть?