Марья Дмитр<евна>. Благодаря вам, мне гораздо лучше!

Доктор (щупая пульс). Совсем напротив! совсем напротив! — вы слабее! У вас желчь, действуя на кровь, производит волнение! у вас нервы ужасно расстроены. Вот, я ведь говорил, вам надобно лечиться долго, постепенно, по методе, а вы всё хотите вдруг!

Марья Дмит<ревна>. Но если недостает способов?

Доктор. Эх, сударыня! здоровье дороже всего! (Пишет рецепт.)

Марья Дмитр<евна>. Откуда вы теперь, Христофор Василич?

Доктор. От господина Арбенина.

Марья Дм<итревна>, Аннушка (вместе). От Арбенина! (Обе в замешательстве.)

Доктор. А разве вы его знаете?

Марья Дмит<ревна>. Нет! а кто такое Арбенин?

Доктор. Этот господин Арбенин, коллежский асессор, в разводе с своей женой — то есть не в разводе, а так: она покинула мужа, потому что была неверна.

Марья Дмит<ревна>. Неверна! она его покинула?

Доктор. Да, да — неверна! У нее, говорят, была интрига с каким-то французом! У этого же Арбенина есть сын, молодой человек лет 19-ти или 20-ти, шалун, повеса, заслуживший в свете очень дурную репутацию: говорят даже, что он пьет. Да, да! что вы на меня так пристально глядите? Все, все жалеют, что у такого почтенного, известного в Москве человека, каков господин Арбенин, сын такой негодяй! Если его принимают в хорошие общества, то это только для отца! И еще, вообразите! он смеется всё надо мной и над моей ученостью! он — над моей ученостью? смеется?!

Марья Дмит<ревна> (в сторону). Личность! Я отдыхаю!

Доктор. Ах! у вас лицо в красных пятнах! Я говорил, что вы еще не совсем здоровы!

Марья Дмит<ревна>. Это пройдет, господин доктор! Благодарю вас за новость — и позвольте мне с вами проститься! Вы почти знаете, в каком я положении! Я скоро еду из Москвы! Недостаток в деньгах заставляет меня возвратиться в деревню!

Доктор. Как! не возвративши здоровья?

Марья Дмит<ревна>. Доктора, я вижу, не могут мне его возвратить! Болезнь моя не по их части…

Доктор. Как? вы не верите благому влиянию медицины?

Марья Дмит<ревна>. Извините! Я очень верю… однако не могу ею пользоваться…

Доктор. Есть ли что-нибудь невозможное для человека с твердой волею…

Марья Дмит<ревна>. Мне должно, моя воля — ехать в деревню. Там у меня тридцать семейств мужиков живут гораздо спокойнее, чем графы и князья. Там, в уединении, на свежем воздухе мое здоровье поправится — там хочу я умереть. Ваши посещения мне более не нужны: благодарю за всё… позвольте вручить вам последний знак моей признательности…

Доктор (берет деньги). Однако вы еще очень нездоровы! вам бы надобно…

Марья Дмитр<евна> (значительно взглянув на него). Прощайте!

(Доктор, раскланявшись, уходит с недовольною миной.)

Это<т> человек в состоянии высосать последнюю копейку!

Аннушка. Вы совсем расстроены! ваше лицо переменилось! ах! сударыня! присядьте, ваши руки дрожат!

Марья Дмит<ревна>. Мой сын имеет одну участь со мной!

Аннушка (поддерживая ее). Видно вам, сударыня, так уж на роду написано — терпеть!

Марья Дмит<ревна>. Я хочу умереть.

Аннушка. Смерть никого не обойдет… зачем же звать ее, сударыня! Она знает, кого в какой час захватить… а назовешь-то ее неравно в недобрый час… так хуже будет!.. молитесь богу, сударыня! да святым угодникам! ведь они все страдали не меньше нас! а мученики-то, матушка!..

Марья Дмитр<евна>. Я вижу, что близок мой конец… такие предчувствия меня никогда не обманывали. Боже! боже мой! Допусти только примириться с моим мужем прежде смерти; пускай ничей справедливый укор не следует за мной в могилу. Аннушка! доведи меня в мою комнату!

(Уходят обе.)

СЦЕНА IV

17-го октября. Вечер.

(Комната студента Рябинова. Бутылки шампанского на столе и довольно много беспорядка.)

(Снегин, Челяев, Рябинов, Заруцкий, Вышневский курят трубки. Ни одному нет больше 20 лет.)

Снегин. Что с ним сделалось? отчего он вскочил и ушел не говоря ни слова?

Челяев. Чем-нибудь обиделся!

Заруцкий. Не думаю. Ведь он всегда таков: то шутит и хохочет, то вдруг замолчит и сделается подобен истукану; и вдруг вскочит, убежит, как будто бы потолок провалился над ним.

Снегин. За здоровье Арбенина; sacré-dieu! [чорт побери! (Франц.)] он славный товарищ!

Рябинов. Тост!

Вышневский. Челяев! был ты вчера в театре?

Челяев. Да, был.

Вышневский. Что играли?

Челяев. Общипанных разбойников Шиллера. Мочалов ленился ужасно; жаль, что этот прекрасный актер не всегда в духе. Случиться могло б, что я бы его видел вчера в первый и последний раз: таким образом он теряет репутацию.

Вышневский. И ты, верно, крепко боялся в театре…

Челяев. Боялся? Чего?

Вышневский. Как же? — ты был один с разбойниками!

Все. Браво! Браво! Фора! Тост!

Снегин (берет в сторону Заруцкого). Правда ли, что Арбенин сочиняет?

Заруцкий. Да… и довольно хорошо.

Снегин. То-то! не можешь ли ты мне достать что-нибудь?

Заруцкий. Изволь… да кстати… у меня есть в кармане несколько мелких пиес.

Снегин. Ради бога покажи… пускай они пьют и дурачатся… а мы сядем там… и ты мне прочтешь.

Заруцкий (вынимает несколько листков из кармана, и они садятся в другой комнате у окна). Вот первая; это отрывок, фантазия… слушай хорошенько!.. создатель! как они шумят! Между прочим я должен тебе сказать, что он страстно влюблен в Загорскину… слушай:

1

Моя душа, я помню, с детских лет
Чудесного искала; я любил
Все обольщенья света, но не свет,
В котором я мгновеньями лишь жил.
И те мгновенья были мук полны;
И населял таинственные сны
Я этими мгновеньями, но сон,
Как мир, не мог быть ими омрачен!

2

Как часто силой мысли в краткий час
Я жил века, и жизнию иной,
И о земле позабывал. Не раз
Встревоженный печальною мечтой
Я плакал. Но создания мои,
Предметы мнимой злобы иль любви,
Не походили на существ земных;
О нет! все было ад иль небо в них!

3

Так! для прекрасного могилы нет!
Когда я буду прах, мои мечты,
Хоть не поймет их, удивленный свет
Благословит. И ты, мой ангел, ты
Со мною не умрешь. Моя любовь
Тебя отдаст бессмертной жизни вновь,
С моим названьем станут повторять
Твое… На что им мертвых разлучать?

Снегин. Он это писал в гениальную минуту! Другую…

3аруцкий. Это послание к Загорскиной:

К чему волшебною улыбкой
Будить забвенные мечты?
Я буду весел, но — ошибкой:
Причину — слишком знаешь ты.
Мы не годимся друг для друга;
Ты любишь шумный, хладный свет —
Я сердцем сын пустынь и юга!
Ты счастлива, а я — я — нет!
Как небо утра молодое,
Прекрасен взор небесный твой;
В нем дышит чувство всем родное,
А я на свете всем чужой!
Моя душа боится снова
Святую вспомнить старину;
Ее надежды — бред больного.
Им верить — значит верить сну.
Мне одинокий путь назначен;
Он проклят строгою судьбой;
Как счастье без тебя — он мрачен.
Прости! прости же, ангел мой!..

Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: