— Странно, — сказал Григог, прослушав стихотворение.

— Что странно?

— Вы не похожи на современных девушек.

— Почему?

— Они не задумываются над такими проблемами. Любят, и все. Плачут, если грустно.

Радуются, когда весело. Они даже легкомысленны и небрежны в любви. А у вас…

— У меня… — словно эхо, повторила Галя.

— У вас сплошная рана. Душа — скрипка. Еле дотронулся — уже откликается, звучит…

— Вы ошибаетесь, — сурово ответила Галя, глядя куда-то в сторону. — Это неправда.

— Что неправда?

— О современных девушках. Что они легкомысленны. Конечно, есть и такие. Но их — меньше. А большинство — глубокие и нежные. Это они кажутся легкомысленными.

Надевают защитную маску, чтобы вы, мужчины, не ранили их. Вы добираетесь к сердцу, чтобы сразу… оседлать его.

— Вы не очень уважительно относитесь к мужчинам.

— Так оно и есть. А девушки должны беречь свою нежность в тайне. Ибо что останется потом, когда мужчина сорвет цветок, растопчет и уйдет прочь? Только пустота. Девушки берегут заветный цветок для принца…

— Для принца? — растерялся Григор.

— Для единственного. Для небесного возлюбленного, который приходит в сновидении, в мечтаниях. Каждая девушка мечтает о принце. И не встречает его…

— А Ромео и Джульетта? Тристан и Изольда? Меджнун и Лейла?

— А что с ними случилось? — возразила Галя. — Мир растоптал их, растерзал. И лишь после смерти воспел. Да и то… для спектакля, для сцены. Для денег. Для равнодушных людей, которые показывают в фойе свои туалеты.

— Это правда. Но я как-то не задумывался об этом.

— Вот видите. А о девушках думайте осторожнее. Не судите по внешним признакам. В каждом человеке — бездна. То, что снаружи, — может быть лишь пеплом. А под пеплом — жар…

— Говорите, говорите, — тихо попросил Григор. — Это прекрасно.

— Пустое, — внезапно смутилась Галя и отвернулась. — Не надо меня хвалить. А как же стихотворение? Не понравилось?

— Хорошо, — искренне сказал Бова. — Куда мне! У вас — мысль. И нежность. И глубина…

— Перехвалите, — засмеялась Галя. — Нет ничего особенного. Мне лично не нравится. То, что в сердце, — нельзя выразить в слове. Я же чувствую. Нужен какой-то новый, небывалый способ общения. Может, тогда… Только когда это будет?

— По-моему, он всегда был и есть.

— Что?

— Интуиция. Симпатия, антипатия. Даже идиосинкразия… Врожденное отвращение к определенным вещам или явлениям. Кажется, это так у вас в медицине называется?

— Так, так, — снисходительно засмеялась Галя. — Но вы правду молвили. Я ощущаю таинственную связь между всем-всем на свете. Даже между человеком и камнем, звездою, деревом, цветком. Иногда мне приятнее беседовать с березою или бродячей кошкой, нежели с человеком. А особенно люблю звездную ночь, когда никого нет, тишина и над головою сказочный Чумацкий Шлях. Неслыханная красота!

— Это и в самом деле поэтичное восприятие. Вы могли бы написать.

— Уже написала, — ответила девушка. — Я пишу все время. Когда есть свободная минутка…

— И днем и ночью слушал бы ваш голос. Прошу вас, прочтите…

У девушки пылали щеки. Она благодарно взглянула на парня и снова начала декламировать, задумчиво поглядывая в небо:

— Как это чудесно! — воскликнул Григор.

— Что?

— То, что вы написали. Уникальность человека, его души. В самом деле… только осознание, только разумность может овладеть бессмертием. А некоторые юристы пытаются все подвести под параграф закона, словно люди — штакетные палки в заборе. А в жизни… случается, что увидишь человека — и уже никогда его не забудешь. Вот как мы с вами… Как только увидел вас — все!

— Что «все»? — тревожно спросила девушка, останавливаясь под каштаном.

— Ну… не надо слов, — растерянно молвил парень. — Неужели вы не ощущаете? Я сразу почувствовал, что вы… близкая, родная…

Галя прикрыла ресницами глаза. Молчала. Только по щекам ее плыла алая волна. В зеленых ветвях каштана шептал ласковый ветерок. За стеною зоопарка рычали звери, смеялись дети. Проехала легковая машина, задела бродячего пса. Он отлетел в канаву, жалобно заскулил. Девушка очнулась. В ее глазах заблестели голубые льдинки.

— Вино, — сказала она.

— Что? — удивился парень.

— Говорю, что это в вас от выпитого вина…

— Галя…

— Григор, не надо. Я не желаю призраков…

— Я не буду, Галя. Хорошо… Но знайте…

— Лучше пойдемте в зоопарк. Я еще никогда здесь не бывала. А вы?

— Я тоже… не бывал.

— Посмотрим?

— Хорошо, — вздохнул Бова.

Они вышли к проспекту Победы, завернули налево. Возле касс зоопарка толпились люди. Григор купил Гале мороженое, стал в очередь. Девушка отошла в сторону, стала под деревом, а парень напряженно размышлял об удивительном знакомстве.

Задание шефа, комичный визит к бабусе, больница, свидание, беседа о Боге, стихи о любви. Какой странный калейдоскоп! Разноцветные стекла мозаики, а цельной картины нет! Как ее создать? А надо. Ведь уже не отойдешь, не оставишь, не забудешь. Будет звать, волновать, не даст покоя никогда, ни за что. И ее резкое слово, и недовольство, и скорбь или ирония — уже неотделимы от нее, от зовущего, тревожного облика…

Купив билеты, Григор позвал девушку. Они вошли в ворота, направились налево.

Возле большой клетки собралось много людей. Дети орали, смеялись. В клетке сидели две огромные обезьяны — самец и самка. Он сосредоточенно ковырялся в густой шерсти, выискивая паразитов, а она забавлялась с резиновой автомобильной покрышкой. То прятала в ней морду, то подскакивала и внимательно, злобно смотрела на человеческую толпу. Вот она ухватилась передними конечностями за решетку, просунула морду между прутьями клетки, вытянула губы трубочкой, словно для поцелуя.