Другие репортеры «Таймс» презирали его.

Кен и я прошли в центральный коридор. Я дошел с ним до кофейного автомата, но он повел меня дальше в библиотеку. В центре этажа «Таймс» имела библиотеку, которая была больше и лучше снабжена чем библиотеки многих колледжей.

«Ну, и что хочет Вильхельм?», спросил я.

«Он был здесь сегодня прошлой ночью», сказал Кен. «Я забежал после театра подобрать кое-какие заметки, которые мне нужны для утреннего интервью, которое я делаю из дома. И я увидел Крысу в библиотеке. Наверное, в одиннадцать вечера. Ты знаешь, какой амбициозный это маленький гаденыш. Я увидел это у него на лице. Он почувствовал запах крови. Поэтому, естественно, тебе надо это знать.»

«Естественно», сказал я. Крыса был законченным убийцей в спину. Годом раньше он ухитрился подстроить увольнение редактора отдела Воскресного Календаря. Только в последнюю минуту сорвалось его назначение на эту должность.

Кен сказал: «Поэтому я шепнул Билли, ночной библиотекарше: „Что это? На что нацелился Крыса?“ Она говорит: „Он ищет полицейские рапорты о каком-то копе.“ Такое облегчение, подумал я. Но потом начал удивляться. Я имею в виду , что я остаюсь старшим репортером отдела Метро. Я все еще делаю заметки из Центра Паркера пару раз в месяц. Что он знает, чего не знаю я? Насколько я понимаю, это должна быть моя история. Поэтому я спросил Билли, как зовут копа?»

«Могу догадаться», сказал я.

«Это верно», сказал Кен. «Питер Дж. Смит.»

«Когда это было?»

«Около одиннадцати.»

«Великолепно», сказал я.

«Я подумал, что тебе надо знать», сказал Кен.

«Да.»

«Поэтому я спросил Билли – прошлой ночью – я сказал: „Билли, какого рода материал он гребет?“ а он гребет все, все старые клипсы из морга, и очевидно у него есть источник в Паркере, кто выдал ему записи отдела внутренних расследований. Какие-то слушанья о растлении детей. Обвинение выдвигали пару лет назад.»

«А, черт», сказал я.

«Это правда?», спросил Кен.

«Слушанье было», сказал я. «Но это была брехня.»

Кен глянул на меня. «Проинформируй.»

«Это было три года назад», сказал я. «Я еще работал детективом. Я с партнером приехал на случай семейного насилия в Лазера-Гейтс. Испанская пара передралась. Оба сильно пьяные. Женщина хотела, чтобы мы арестовали мужа, а когда я отказался, сказала, что он сексуально пристает к ее ребенку. Я пошел взглянуть на ребенка. Ребенок выглядел окей. И я опять отказался арестовать мужа. Женщина разгневалась. На следующий день пришла и обвинила меня в сексуальном растлении. Было предварительное слушанье. Обвинение снято, как безосновательное.»

«Окей», сказал Кен. «Теперь: у тебя были какие-нибудь сомнительные путешествия?»

Я нахмурился: «Путешествия?»

«Крыса пытался найти прошлой ночью сведенья о поездках. Полеты на самолетах, пикники, заранее оплаченные расходы.» Я покачал головой: «Даже рядом ничего нет.»

«Ага, я сам догадался, что он ищет в неверном направлении. Ты – отец-одиночка и не бываешь на пикниках.»

«Никогда.»

«Это хорошо.»

Мы все глубже заходили в библиотеку. С угла сквозь стеклянные стены мы видели редакцию секции Метро. Я заметил, что Крыса, совсем заболтавшись, продолжает разговаривать с девушкой. Я спросил: «Кен, я что-то не совсем понимаю, почему я? Моя работа совсем не горячая. Никаких споров. Уже три года я не работаю детективом. Я даже больше не пресс-офицер, просто связник. Занимаюсь только политикой. Почему же репортер „Таймс“ охотится за мной?» «В одиннадцать вечера в четверг, ты хочешь спросить?», спросил Кен. Он смотрел на меня, словно я идиот. Словно по подбородку у меня течет слюна. Я сказал: «Думаешь, это делают японцы?»

«Крыса наверняка выполняет их задание. Он – наемный подонок. Работает на видеостудии, на компании грамзаписей, на брокерные конторы, даже на риелтеров. Крыса теперь – консультант. Он ездит в Мерседесе-500SL, знаешь?» «Даже так?»

«Весьма неплохо для репортерской зарплаты, не правда.?»

«Да, пожалуй.»

«Вот так. Кому ты наступил на мозоль? И это произошло прошлой ночью?»

«Наверное.»

«Потому что кто-то вызвал Крысу и натравил на тебя.»

Я сказал: «Не могу поверить.»

«Поверь», сказал Кен. «Меня единственно беспокоит, что у Крысы есть крот в Центре Паркера. Кто-то в департаменте выдает ему материалы внутренних расследований. В своем собственном департаменте у тебя все окей?» «Насколько я знаю, да.»

«Хорошо. Потому что Крыса прибегнет к своим обычным фокусам. Сегодня утром я говорил с Роджером Баскомбом, нашим советником.» «И что?»

«Угадай-ка, кто позвонил ему прошлой ночью, весь кипя и бурля вопросами? Крыса. А хочешь угадать, какой задавался вопрос?» Я не ответил.

«А вопрос был такой? Представляет ли общественный интерес служба полицейского пресс-офицера? И может ли офицер полиции подать иск за диффамацию?»

Я вымолвил: «Бож-же мой.»

«Правильно.»

«А какой был ответ?»

«Да кому нужен ответ? Ты же знаешь, как это все работает. Все, что Крысе требуется сделать, это позвонить кое-куда и сказать: „Хай, это Билл Вильхельм из „ЛА Таймс“. Мы завтра печатаем статью, что лейтенант Питер Смит занимается растлением детей, у вас есть какие-нибудь комментарии?“ Несколько хорошо нацеленных звонков – и статью даже не надо печатать. Редакторы могут ее пристукнуть, но ущерб уже нанесен.»

Я ничего не ответил. Я знал, что Кен говорит правду. И много раз я видел, как это бывает.

Я спросил: «Что я могу сделать?»

Кен засмеялся: «Устроить один из знаменитых инцидентов, связанных с жестокостью полиции ЛА.»

«Не смешно.»

«В нашей газете об этом никто не напишет, могу обещать. Убей его на фиг. И даже если кто-то снимет это на видео, да люди станут платить, чтобы только просмотреть пленку.»

«Кен.»

Кен вздохнул. «Что, нельзя помечтать? Окей, есть одна штука. В прошлом году, когда Вильхельм занимался, э-э, сменой руководства в отделе Календаря, я получил по почте анонимный пакет. И еще несколько человек получили. В то время никто ничего не предпринял. Очень грязная вещь. Интересуешься?» «Ага.»

Из внутреннего кармана спортивного пиджака Кен достал небольшой конверт. На нем еще были видны полоски от бечевки. Внутри – серия фотографий, напечатанных на сложенной в гармошку бумаге. На снимках Вилли Вильхельм занимался интимным актом с темноволосым мужчиной. Голова Вилли была у мужчины на коленях.

«Под такими углами лицо Вилли неважно видно», сказал Кен. «Но это он, все верно. Репортер по быстрому развлекает свой источник. Как говориться, выпивает с ним.»

«Кто этот тип?»

«Нам пришлось немного повозиться. Его зовут Барри Борман. Он региональный глава отдела продаж Кейсей Электроникс в Южной Калифорнии.» «И что мне с этим делать?»

«Дай-ка мне свою карточку», сказал Кен. «Я положу ее в конверт и отправлю все Крысе.»

Я покачал головой: «Мне это не нравится.»

«Уверен, он дважды подумает.»

«Нет», сказал я, «такое не по мне.»

Кен пожал плечами. «Ладно. Это может и не сработать. Даже если мы скрутим яйца Крысе, то у японцев, наверное, есть и другие способы. Я все еще не раскопал, откуда пошла вчера эта заметка. Слышу в ответ только „приказы сверху, приказы сверху“. И понимай, как знаешь. Может означать все, что угодно.»

«Кто-то же должен был ее написать.»

«Говорю тебе, я не раскопал. Но ты же знаешь, у японцев мощное влияние на газету. Это больше, чем просто их реклама. Больше, чем их неотступная машина паблик рилейшен, бубнящая из Вашингтона, больше, чем местное лобби и пожертвования в выборные компании политиков и в организации. Это сумма всего и еще больше. И оно становится коварным. Я хочу сказать, что сидишь на совещании, обсуждаешь будущие статьи и вдруг понимаешь, что на них никто не хочет тянуть. Вопрос не в том, истинна ли информация, или нет, новость она, или не новость. И это даже не уравнение с одним неизвестным, вроде „мы не скажем этого, а они накачают своей рекламы“. Все гораздо более тонко. Иногда я гляжу на своих редакторов и могу поклясться, что они не хотят выхода некоторых статей, потому что боятся. И при этом даже не знают, чего именно они боятся. Просто боятся, и все.»