Похороны в Китае всегда были делом огромной важности. Простые люди часто разорялись, чтобы устроить пышную церемонию, а бабушка любила доктора Ся и хотела воздать ему должное. Она настаивала на трех вещах: во — первых, чтобы был хороший гроб; во — вторых, чтобы гроб несли на плечах, а не везли на катафалке; и в — третьих, чтобы буддистские монахи пели заупокойные сутры, а музыканты играли на соне, духовом инструменте с пронзительным звуком, без которого не обходились традиционные похороны. Отец согласился на первое и второе, но категорически отверг третье требование. Коммунисты считали подобные церемонии расточительными и «феодальными». Но, по обычаю, тихо хоронили только самых незначительных людей. Шумные похороны демонстрировали уважение к усопшему и придавали событию общественное значение: без этого покойный словно бы «умалялся в достоинстве». Отец заявил, что ни соны, ни монахов не будет. Бабушка устроила ему бурную сцену. Для нее это были совершенно необходимые вещи. Во время ссоры она от гнева и горя лишилась чувств — выходило, что в самый печальный момент своей жизни ее некому было поддержать. Маме она ничего не сказала, чтобы не расстраивать. После похорон у нее произошел нервный срыв, и она почти на два месяца попала в больницу.

Доктора Ся похоронили на кладбище на вершине холма, на краю Ибиня, над Янцзы. У его могилы росли тенистые сосны, кипарисы и камфарные деревья. За то недолгое время, что он прожил в Ибине, доктор Ся заслужил любовь и уважение всех, кто его знал. Когда он умер, управляющий дома для родственников партработников, где он жил, все устроил для бабушки и шел впереди персонала во главе молчаливой похоронной процессии.

Старость доктора Ся была счастливой. Ему очень нравился Ибинь, и особенно экзотические цветы, в изобилии произраставшие в субтропическом климате, так сильно отличавшемся от маньчжурского. До самого конца он пользовался отменным здоровьем. В Ибине ему жилось хорошо: в отдельном доме с двором, за который ничего не требовалось платить. О них с бабушкой заботились, щедро снабжали продовольствием, доставляемым прямо на дом. Каждый китаец, живя в обществе, где не было никакой системы социального обеспечения, мечтал о том, чтобы в старости его опекали так же, как доктора Ся. Это было немалой удачей.

У доктора Ся сложились прекрасные отношения со всеми, в том числе и с моим отцом, который глубоко уважал его за принципиальность. Доктор Ся считал отца очень знающим человеком. Он часто говорил, что повидал на своем веку многих чиновников, но ни один из них не был похож на моего отца. Известная пословица гласила: «Нет чиновника без взяток», но папа никогда не злоупотреблял своим положением, даже в интересах собственной семьи.

Мужчины разговаривали часами. Их взгляды на мораль во многом совпадали, хотя суждения отца были облачены в одежды идеологии, а доктор Ся исходил из общечеловеческих ценностей. Однажды доктор Ся сказал отцу: «Коммунисты сделали много добра. Но вы убили слишком много людей. Людей, убивать которых не следовало». «Кого, например?» — спросил отец. «Учителей из Общества разума».

Это была квазирелигиозная секта, к которой принадлежал доктор Ся. Ее лидеров расстреляли в ходе кампании «по подавлению контрреволюции». Новый режим разгромил все тайные общества, потому что они пользовались влиянием, что мешало коммунистам взять население под полный контроль.

«Они не делали ничего дурного, и вы не должны были трогать Общество», — сказал доктор Ся. Последовало долгое молчание. Отец попробовал защитить коммунистов, утверждая, что борьба с Гоминьданом была для революции делом жизни и смерти. Но его слова прозвучали неубедительно — он сам это понимал, хотя ни за что не признал бы ошибок партии.

Выписавшись из больницы, бабушка поселилась у родителей. Туда же переехали моя сестра с кормилицей. Я жила в одной комнате со своей кормилицей, у которой ребенок родился на двенадцать дней раньше, чем я. Она сильно нуждалась в деньгах. Ее мужа, простого рабочего, посадили за азартные игры и продажу опиума — коммунисты и то и другое объявили вне закона. Ибинь был крупным центром сбыта опиума с 25 000 наркоманов, опиум циркулировал тогда как деньги. Опиумная торговля находилась в руках гангстеров и служила одним из основных источников дохода Гоминьдана. За два года коммунисты уничтожили курение опиума в Ибине.

Для таких, как кормилица, не существовало ни страховки, ни пособия по безработице. Но за работу у нас она получала зарплату, которую посылала свекрови, сидевшей с младенцем. Моя кормилица — маленького роста с нежной кожей, необычайно большими круглыми глазами и длинными пышными волосами, которые она забирала в пучок, — была очень доброй и любила меня как родную дочь.

Согласно традиции, плечи у девочки не должны быть квадратными и их туго пеленали, чтобы сделать покатыми. От этого я так ревела, что кормилица выпускала мои плечи и руки на волю, я махала гостям и тянулась к ним. Мама всегда говорила, что я легко схожусь с людьми, потому что нося меня во чреве, она была счастлива.

Мы жили в старом помещичьем особняке, рядом с папиной работой. Перед домом раскинулся сад с перечными деревьями, банановыми рощами, душистыми цветами и южными растениями; его возделывал государственный садовник. Отец сам выращивал помидоры и стручковый перец. Ему это нравилось, а главное — он считал, что партработник должен заниматься физическим трудом, в отличие от гнушавшихся его мандаринов.

Отец нежно любил меня. Когда я начала ползать, он ложился на живот, изображая «горы», а я лазила по нему.

Вскоре после моего рождения отца назначили губернатором Исяньского уезда, вторым человеком в районе после первого секретаря партии. (Партия и правительство формально различались, хотя фактически составляли одно целое.)

Когда он только приехал в Ибинь, семья и родственники надеялись, что он будет помогать им. В Китае было принято, что человек во власти опекает родню. Широко известная пословица гласила: «Когда человек приходит к власти, его куры и собаки возносятся на небо». Однако отец считал, что от кумовства и фаворитизма недалеко до коррупции, корня всех зол старого Китая. Он понимал, что люди следят за тем, как ведут себя коммунисты, и что его поступки будут определять отношение к коммунизму в целом.

Из — за своей суровости он испортил отношения с семьей. Один его родственник попросил у него рекомендацию на место в кассе кинотеатра. Отец посоветовал ему идти официальным путем. Это было неслыханно, и с тех пор никто не обращался к нему с подобными просьбами. Следующий случай произошел, когда он стал губернатором. Один из его старших братьев работал в компании, торговавшей чаем. В начале 1950–х экономика была на подъеме, продажи росли, и администрация решила произвести его в управляющие. Все значительные повышения утверждались отцом. Он завернул рекомендацию. И его семью, и мою маму это глубоко возмутило. «Его повышаешь не ты, а его начальство! — воскликнула она. — Не помогай ему, но зачем же ставить палки в колеса!» Отец ответил, что брат недостаточно толковый, и что его выдвинули лишь потому, что он — губернатор. Существует долгая традиция предугадывать желания начальников. Администрация чайной компании оскорбилась поступком отца, из которого следовало, что ими руководили низменные мотивы. В результате отец обидел всех. Брат не разговаривал с ним до конца жизни.

Однако отец не раскаивался. Он вел крестовый поход против вековых обычаев и настаивал, что со всеми нужно обращаться одинаково. Но у честности не бывает объективных критериев, и он руководствовался инстинктом, стараясь быть сверхсправедливым. Он не советовался с коллегами, зная: они ни за что не скажут ему плохого о его родне.

Высший этап крестового похода пришелся на 1953 год, когда учредили систему разрядов госслужащих. Все чиновники и работники государственных предприятий подразделялись на 26 разрядов. Зарплата при низшем, 26–м разряде составляла одну двадцатую зарплаты при высшем, первом. Но настоящее различие заключалось в субсидиях и льготах. Система регламентировала почти всё: носит ли человек пальто из дорогой шерсти или дешевого хлопка, какого размера у него квартира и есть ли в ней туалет.