Вполне естественно, что тезис об ответственности царей требовал и конкретного наполнения. Так в отечественной религиозно-философской мысли появляется еще одна новая тема — роль личности в истории. В таких произведениях, как «Временник» Ивана Тимофеева (Семенова), «Летописная книга» Семена Шаховского, «Словеса дней, и царей, и святителей московских» Ивана Хворостинина, можно встретить не только рассуждения о роли того или иного русского правителя или церковно-политического деятеля, но и найти их психологические портреты. Причем в большинстве случаев характеристики деятелей Смуты были далеки от парадных портретов или лишь грозных обличений. Наоборот, они отличались разнообразием и многосторонностью, ибо русские книжники пытались определить меру добра и зла в каждом из своих героев.

Рассуждения о личной виновности русских царей приводили к тому, что в сознании многих русских людей начала XVII века начал разрушаться образ «русского царя» как истинного Помазанника Божиего, который является посредником в общении русского народа и Российского государства с Господом.

«Несчастливое» царствование Бориса Годунова, обернувшееся сменой царей и множеством самозванцев, привело к тому, что понятие «царь» в той или иной степени утратило свою сакральность, свое религиозно-мистическое значение, а само царское звание стало доступно любому, кто захотел бы его получить. И недаром все помыслы и русских мыслителей, и русского народа в период Смуты состояли в том, чтобы вновь обрести истинного царя — Помазанника Божиего, который вернет России милость Божию и восстановит в государстве порядок.

Если в русской религиозно-философской мысли начала XVII века появляются отдельные черты исторического прагматизма, то в общественном сознании, наоборот, наблюдается резкий всплеск религиозно-мистических настроений. Особенно ярко этот процесс проявился в практике знамений и видений, небывалое ранее по своей массовости явление которых произошло в Смутное время. По подсчетам современного исследователя Б. В. Кузнецова, с конца XVI по начало XVII века в различных источниках зафиксированы сообщения о 80 знамениях, и 45 эпизодах, содержащих 78 оригинальных рассказов о видениях.

Позднее в научной литературе сам факт знамений и видений оценивался по-разному — и как проявление Божественного откровения, и как чисто литературный жанр, и даже как некая политическая спекуляция на религиозных чувствах верующих людей XVII века. Однако следует иметь в виду, что для религиозно-мифологического сознания того времени, живущего в постоянном ожидании чуда, знамения и видения были вполне реальны, ибо они свидетельствовали о зримом присутствии в Русской земле милости Божией. Более того, и знамения, и в особенности видения становились катализатором конкретных исторических действий. Ведь побуждаемые Самим Богом к совершению определенных поступков люди не могли не исполнить воли Божией.

События Смутного времени сказались и на том, что в начале XVII века произошла переориентация в прославлении русских святых и чтимых икон. Заметно пошатнулось почитание некоторых ранее прославляемых общерусских святынь, не проявивших себя заступниками за Русскую землю (например святого Варлаама Хутынского, святого Александра Невского и др.). В то же время произошло массовое прославление местночтимых святых и икон, которые в трудные времена явили свои чудеса. Причем прославлялись как уже известные святые и иконы, так и новые, ранее неканонизированные. Кроме того, отдельные местночтимые святыни в тот же период времени стали почитаться как общерусские. И в этом отношении после канонизаций середины XVI века, Смутное время стало очередным этапом в процессе развития культа местночтимых святых и икон.

Одновременно устанавливаются культы новых общерусских святых. Так, уже в 1606 году, при царе Василии Шуйском, был канонизирован невинно убиенный царевич Димитрий, Угличский страстотерпец. Отдельно необходимо отметить возродившийся на новом уровне культ преподобного Макария Желтоводского и Унженского, который не только стал почитаться как общерусский святой, но и оказался небесным покровителем новой династии Романовых. А из чтимых икон характер общерусской святыни приобретает икона Казанской Божией Матери, явившая чудо окончательного освобождения Москвы от интервентов в 1612 году.

Одним из самых ярких эмоциональных откликов на бедствия, постигшие Россию в Смутное время, стал «Плач о пленении и конечном разорении Московского государства». По мнению современных исследователей, текст «Плача» был создан летом — осенью 1612 года в одном из провинциальных городов, скорее всего в Казани. Автор «Плача» остался неизвестен.

По своему характеру «Плач» напоминает произведения XIII–XIV вв., в которых древнерусские книжники пытались понять причины «гибели Руси» во время татаро-монгольского нашествия. Более всего отдельные фрагменты «Плача» близки к «Слову о погибели Русской земли», ибо в зачине «Плача» его неизвестный автор воспевает настоящую похвальную песнь России и ее красоте.

Однако в этом отношении автор «Плача» идет намного дальше автора «Слова о погибели Русской земли». И основная причина в том, что, по глубочайшему убеждению автора «Плача», к началу XVII столетия Россия стала истинным богоизбранным государством. Поэтому эпитеты и понятия, которые в «Плаче» применяются к характеристике России, связаны не столько с описанием ее красоты, сколько служат подтверждением ее богоизбранности. Россия называется «преславной», «ясносияющей», «превеликой», «превысокой». «Многие годы создававшееся» Российское государство — это «столп благочестия» и «богонасажденный виноградник», оно исполнено «христианской святой верою» и сияет «как солнце на тверди небесной», блеском своим уподобляясь янтарю. «Высота и слава великой России» настолько возвысилась над всем миром, что стала страшна «басурманам, германцам и прочим народам». А русский народ объявляется единственным истинным «народом христианским».

Особо подчеркивается значение Москвы как богоизбранного города. Столица России, Москва — это «высокоименитый и преславно царствующий град», «самой земли око», «вселенной светлость». Именно здесь в Успенском соборе хранится Владимирская икона Божией Матери, и потому Москва является единственным в мире городом, находящимся под покровительством Богородицы — «Пречистой Владычицы нашей град и наследие». И Покров Божией Матери, распростертый над Москвою, неоднократно спасал столицу России от многоразличных напастей. В итоге же автор «Плача» именует Москву «дщерью Нового Сиона», как бы развивая тот ряд идеалов-образов, которые возникли в России в XVI веке, углубляя их ветхозаветные аналогии.

Стоит напомнить, что сами понятия «Сион», «Израиль», «Иерусалим» восходят к библейской символике. Так, «Новый Иерусалим», согласно Откровению Иоанна Богослова, — это святой город, «новый, сходящий от Бога с неба», символ чистоты и правды, «ибо сила Божия осветила его» и «спасенные народы будут ходить во свете его, и цари земные принесут в него славу и честь свою» (Откр. 21:2, 23–24). «Израилем» в Библии называется избранный Господом народ.

Столь же глубок и образ «Сиона», святой горы в Иерусалиме, в Библии трактуется как «вышний Иерусалим» (Евр. 12:22), как символ присутствия и благословения Божиего (Пс. 128:5; 132:13; Ис. 8:18; 24:23; Евр. 12:22; Откр. 14:1). Следовательно, Москва, называемая «Новым Сионом», в данном случае воспринимается как избранный Богом город, таким же, как древний Иерусалим. Образ «дщери (дочери) Сиона» также восходит к Библии — к книге пророка Иеремии (6:2,23; 13:21 и др.). Этот образ используется пророком Иеремией как символ неверной дочери, нарушившей законы, установленные Господом-Отцом. Поэтому Господь грозит неверной «дочери Сиона» многочисленными карами за ее грехи.