— Единственное, что мне очевидно, — негромко произнес японец, — это ваше настойчивое желание вернуть японскую экономику на уровень двадцатилетней давности. Для нас это неприемлемо. Поставьте себя на наше место и представьте, как сами реагировали бы на такое же предложение своему правительству.

— Мы никогда не окажемся на вашем месте! — Экономист снова ринулся в атаку. — Давайте закругляться с отвлеченными рассуждениями и вернемся к конкретному вопросу. Полагаю, вы все-таки смените гнев на милость и примете наши условия, и вот почему. Потому что в противном случае добьетесь лишь столь радикального сокращения экспорта, что это отбросит Японию отнюдь не на двадцать лет, а к военной поре.

И без того прохладная атмосфера встречи резко изменилась, температура сразу упала до нуля. Второй советник президента вздрогнул, но исправлять оплошность было поздно. Японец сидел, будто кол проглотил, у него не дрогнул ни один мускул. Взгляд Ямамото продолжал буравить советника.

— Никто не принуждает американских покупателей приобретать японские товары, — медленно отчеканил японец. — Просто им известно качество нашей продукции, а качество — именно то, что их интересует. Оно — отличительный признак японских товаров. Вся наша нация тридцать лет трудилась в поте лица своего, стремясь опровергнуть ярлык «Из Японии — значит, дрянь». И теперь, когда мы добились успеха, никто не вправе требовать, чтобы мы отказались от всего, что далось нам с таким трудом. Вы требуете невозможного. Я удивлен, как вообще кому-то могла прийти в голову идея принуждения.

Младший советник президента попытался все же спасти положение.

— Речь вовсе не идет о принуждении, мистер Ямамото. Видимо, возникла путаница в терминологии, вызванная различием наших культур и языков.

Попытка получилась неубедительной.

На некоторое время над столом повисло тягостное молчание. Старый Ямамото, хотя никто прямо не смотрел на него, стал средоточием надежд участников переговоров. Даже властные лица Рузвельта и Вашингтона, взиравшие на напряженную сцену из почетных лож на портретах, казались заурядными в сравнении с его суровым ликом. Все ждали окончательного решения. Наконец японец высказался.

— Если последние слова были извинениями, то я их не принимаю. Они принесены без раскаяния. — Он отодвинул стул и встал из-за стола; остальные члены японской делегации последовали его примеру. — К сожалению, я вынужден констатировать, что от дальнейших переговоров не будет проку. Честное решение вопроса в таких условиях невозможно.

И с этими словами Ямамото во главе своих коллег покинул зал.

Сэммартин не стал дожидаться вскрытия безвременно скончавшихся переговоров. Как только секретарь начал диктовать машинистке протокол, Джоунас увел Майкла на галерею. Они еще успели заметить Нобуо Ямамото и остальных японцев, степенно спускавшихся по лестнице на первый этаж. Прежде чем они исчезли, темные глаза старого Нобуо на долю секунды задержались на Майкле. Или Майклу только почудилось?

Джоунас пригласил его в соседнюю с залом комнату, оказавшуюся библиотекой. Пол здесь был устлан восточными коврами, вдоль стен выстроились книжные шкафы, между глубокими кожаными креслами стояли небольшие столики красного дерева с лампами под шелковыми абажурами.

Не успели Майкл и Сэммартин расположиться в удобных креслах, как явился стюард. Джоунас заказал кофе и бриоши. Отсюда были видны ивы за толстыми свинцовыми стеклами окон. Ивы клонились к Потомаку и беззвучно качались на ветру. В ветвях порхали птицы.

— Ну, и как тебе это понравилось? — спросил Джоунас, когда стюард, принеся завтрак, удалился.

— Замечательное представление.

— Да, настоящий спектакль, чтобы не сказать цирк. — Дядя Сэмми отпил кофе без сливок. — Вот чертовы джапы! Они опять становятся такими же упрямыми, какими были в войну и сразу после нее.

— А мне сдается, что следовало более тщательно отбирать членов американской делегации, — заметил Майкл. — Возможно, следовательно обратить особое внимание на состояние их нервной системы, а то и психики.

Джоунас посмотрел на него чуть снисходительно.

— Вот как? Откуда такая мысль?

— Из-за поведения вашего блистательного экономиста.

— Ах, из-за него! — Джоунас фыркнул, весело взмахнув рукой. — Ну, он и в самом деле гений. Действительно блестящий экономист. Президент без него как без рук.

— Допускаю. В экономике он, может, и гений, но в дипломатии — просто чайник, — возразил Майкл.

— Ты подразумеваешь его высказывание о временах войны? Да, неловко вышло.

— Мягко говоря, — сказал Майкл.

— Ну, а каково твое общее впечатление? — поинтересовался Джоунас.

— Ямамото провел удачные переговоры, — лаконично ответил Майкл и, заметив выражение удивления на лице собеседника, добавил: — Вы разве не поняли?

— Не совсем.

— Он пришел на встречу, заранее зная, что ему нужно.

— Это естественно. — Джоунас кивнул. — А нужны ему были уступки с нашей стороны. Майкл покачал головой.

— Я не уверен, дядя Сэмми. По-моему, он с самого начала намеревался обязательно найти у американцев болевую точку. Нашел ее и использовал на все сто. Он сыграл на гоноре вашего гения экономики, спровоцировал его на открытое оскорбление. По японским понятиям, Ямамото в какой-то степени «потерял лицо», но в том-то и соль, что сделал он это намеренно.

— Да нет, просто произошла досадная случайность, — настаивал Джоунас. — Президент вручит японскому послу ноту с извинениями, и инцидент будет исчерпан. К концу недели все снова усядутся за стол.

— Делегация Ямамото проведет свой заслуженный уик-энд в Токио, — предрек Майкл.

— Ни за что не поверю.

Майкл попытался убедить дядю Сэмми.

— Поймите, Ямамото и нужно было, чтобы переговоры сорвались, но при этом он еще хотел, чтобы ответственность за срыв несли американцы. Как вы считаете, какие у него могли быть причины желать этого? Насколько важны сами переговоры?

— Крайней важны, — ответил Джоунас. Задумчиво глядя на реку, он отпил еще кофе. — Ты слышал что-нибудь о законе Смута — Холи? В тридцатом году Конгресс ввел внешнеторговые ограничения, которые сделали Америку изоляционистской страной. Они послужили одной из причин Великой депрессии. Никакого экспорта, никакой работы, полный экономический хаос и развал. Компании десятками и сотнями объявляли о банкротстве. В общем, кошмар. И если ты прав, то дело идет к повторению этого кошмара. Старая образина говорила правду: наша экономика затрещит по всем швам и полетит к черту. Мы беспомощны, словно слепые щенки. Бюджетный дефицит висит камнем на шее и не дает вздохнуть. Средний Запад уже загибается, и не видно, каким способом можно этому воспрепятствовать.

Да, есть вероятность, что ты прав. Японцы — словно свора шакалов. Если они учуяли нашу слабину и решили нажиться на ней... Пожалуй, мы действительно влипли. «Ямамото Хэви Индастриз» разрабатывает сверхсекретный реактивный истребитель. Они нас и близко к нему не подпускают. Мы постоянно давили на японцев, чтобы они увеличивали военный бюджет на покупку американской боевой техники. «Макдоннел-Дуглас» и «Боинг» получали от них заказы на десятки миллионов долларов. Теперь же, если Нобуо Ямамото запустит свой истребитель в производство, он выбьет почву из-под ног крупнейших авиакосмических концернов.

— Вот, значит, чем вы с папой занимались, — проговорил Майкл. На него произвел впечатление неожиданный экскурс в мир большой политики и огромных денег. Но в конце концов пришел-то он сюда, чтобы узнать подробности гибели отца, и ни на минуту не забывал об этом. — Трудно поверить: все эти годы я не имел ни малейшего представления о том, чем занимается ваше Бюро.

— А что ты думал? — полюбопытствовал Джоунас.

— Сам не знаю, — признался Майкл. — Вывеска «Международное экспортно-торговое бюро» мало о чем говорит.

— Разве тебя не разбирало любопытство? — настаивал Джоунас. — Ведь каждому ребенку хочется знать, чем занимается его отец. Ты спрашивал его об этом?