Глава 2. Дурной сон

Я проснулась, хватая ртом воздух и вся вспотев.

Этот рывок, вернувший меня в сознание, показался очень резким.

А может, я просто принесла с собой часть физической боли. Моя голова пульсировала, тело ныло. Такое чувство, будто мои кости слишком сильно вибрировали в моей плоти. Такое чувство, будто я побывала в автомобильной катастрофе — и даже не в одной.

Я понятия не имела, где я находилась.

Я была голой.

Я была голой, вспотевшей, и вокруг было темно.

Я поморгала, глядя в потолок и стараясь избавиться от звёзд перед глазами, от завихрявшихся туннелей в темноте, ощущения падения, от которого желудок ухал в пятки, а сердце подскакивало к горлу.

Я повернула голову. Посмотрела в окно, шторы на котором были полностью раздвинуты. Сквозь панели от пола до потолка здание Трансамерики казалось поразительно близким. Позади него простиралось ещё больше Сан-Франциско, вид заканчивался краешком моста Золотые Ворота вдали, чьи оранжевые огни светились в бухте залива.

Затем что-то заворочалось рядом со мной — что-то тёплое, что-то знакомое, чей свет свернулся вокруг меня с ощутимым облегчением, хотя он всё ещё спал.

Я перевела взгляд, разделив это облегчение прежде, чем мой разум сообразил, кто это и что означало его присутствие.

Однако мой разум все-таки дотумкал.

В конце концов.

— Блэк.

Я бездумно произнесла его имя вслух.

Я повторила его практически мгновенно.

— Блэк, — мягко позвала я.

Реальность его присутствия ударила по мне так сильно, что горло сдавило. Я протянула руку, импульсивно положив на него ладонь и погладив его кожу с детальной татуировкой дракона, которая занимала большую часть его спины.

Он не пошевелился.

Беспокойство затрепетало в моём свете, отчего сердце забилось чаще.

— Блэк? — в этот раз я заговорила громче и слегка встряхнула его. — Блэк. Проснись.

Его лицо напряглось. Он дышал, мышцы его лица шевелились, но он не просыпался.

Я гадала, может, я всё ещё вижу сон.

Я всмотрелась в лицо Блэка. Очертания его щёк и подбородка выделялись в лунном свете, который лился через окно квартиры на шестидесятом этаже. Даже во сне он выглядел измождённым, лицо напряглось вопреки тому, как глубоко он дышал.

Обычно он спал очень чутко.

Обычно если я просто прикасалась к нему, окутывала своим светом, притягивала его, то это уже возбуждало его настолько, чтобы разбудить. Уже тот факт, что я вот так проснулась от толчка и покрылась потом, разбудил бы его — особенно в последнее время.

Учитывая всё то дерьмо, с которым мы имели дело в последние несколько недель, его нервы находились в режиме полной боевой готовности практически к чему угодно даже во сне.

Я смотрела на него, пытаясь сообразить, почему он не просыпается.

Я пыталась сообразить, почему он так глубоко дышал, вопреки тому, каким тяжёлым ощущался его aleimi, или живой свет. Он был видящим. Даже если не считать его личных особенностей, видящие никогда не спали так крепко.

Однако кусочки головоломки начинали складываться в моей голове.

Я очень, очень не хотела этого, но они всё равно собирались воедино.

Я знала, почему Блэк всё ещё спал.

Блэк спал потому, что я накачала его наркотиками.

Я вонзила шприц в шею собственного мужа. Я вырубила его лошадиной дозой транквилизатора, чтобы убедиться, что он не проснётся до моего возвращения и не последует за мной на мою встречу с Бриком и другими вампирами.

Проблема в том — ну, одна из проблем, а проблем-то здесь немало — была в том, что я не помнила, как вернулась сюда, в здание. Я не помнила, как разделась и забиралась обратно в постель, к нему.

Я ничего из этого не помнила.

Сомневаюсь, что я легла бы в постель обнажённой.

Даже когда я ложилась спать голой, я бы устроилась вместе с ним под одеялом, а не вот так поверх покрывала, совершенно голышом.

Слегка поморщившись, я посмотрела на своё тело, подтверждая, что я действительно полностью обнажена. Увидев следы укусов вампира и синяки, покрывавшие мою плоть — честно говоря, я бы хотела избавить Блэка от этого вида, по крайней мере, пока большая часть не заживёт — я не стала смотреть слишком долго.

Позволив себе рухнуть обратно на кровать, я сглотнула и уставилась в потолок.

Меня окутывало смятение.

Моя голова пульсировала в одном ритме с сердцебиением, и оба этих пульса причиняли боль.

Полежав ещё немножко, я стиснула зубы, затем свесила ноги с края кровати и встала.

Прошлёпав босыми ногами к нашему общему гардеробу, я открыла дверь. Только войдя в гардеробную и закрыв за собой дверь, я включила освещение, а также небольшую лампу в задней части.

Не знаю, почему я так осторожничала. Транквилизатор, который я вколола Блэку, явно не выветрится ещё несколько часов.

Я начала перебирать свою одежду.

Куртка, которую я надела той ночью, пропала.

Ботинки — пропали.

Синий лифчик, который я надела — пропал.

Тёмная армейская рубашка была предметом гардероба, который я взяла из общего хранилища наверху, но я бы не потрудилась относить её обратно после встречи с Бриком и его вампирскими приятелями. В корзине с ношеным бельём ничего не было. Штанов, которые я надела, там тоже не было. Никакой одежды, которую я надела тем вечером, не было ни в корзине, ни на полу гардеробной.

Я также ничего не видела на полу в спальне.

Учитывая, что я не хотела сообщать Блэку о своём уходе, всё равно было бы глупо оставлять одежду валяться на полу.

Я открыла другой ящик, ища нейлоновую кобуру, которую надела под куртку. Она тоже пропала. Как и обе кобуры для лодыжек, и та, что я носила на бёдрах.

Я попыталась убедить себя, что оставила это всё в армейских хранилищах на шестьдесят третьем этаже. Я попыталась убедить себя, что это был бы умный поступок в плане заметания следов. Я попыталась убедить себя, что моя одежда почему-то очутилась в общей стирке.

Но я знала, что не ходила в эти места.

Я вообще не помнила, как возвращалась в небоскрёб Блэка на Калифорния-стрит.

Я определённо не помнила, чтобы поднималась на шестьдесят третий этаж посреди ночи, где дежурили видящие и наверняка люди, которые мониторили беспорядки в Мишн дистрикт и пытались выследить Ника и остальных вампиров через источники в разведке, беспилотники, спутники и любые камеры наблюдения, которые им удалось взломать.

Я не могла представить, чтобы мне хватило наглости или глупости попытаться запихать армейское снаряжение или даже одежду в общие хранилища.

Я не представляла, чтобы я оставила своё оружие, ботинки или кобуры в общей стирке.

В любом случае, во всём этом не было бы даже отдалённой необходимости.

Мы все временами носили оружие и армейское снаряжение по нескольку дней.

Блэк не обратил бы внимание на лишнюю армейскую рубашку в нашей корзине, как и я бы не обратила внимания на его лишнюю рубашку.

Встав посреди гардеробной и нахмурившись, я постаралась определить, что именно я помнила из той ночи.

Я помнила все детали того, как я добиралась на встречу с Бриком.

Я помнила, как стояла на пирсе, как вампир подходил ко мне в темноте. Я помнила, как он удивился, что я пришла одна. Я помнила, как Брик и его вампир-водитель везли меня в лимузине до парка Золотые Ворота, где он настаивал, что должен показать мне кое-что важное перед нашим разговором.

Я помнила, как входила в Оранжерею Цветов. Я помнила, какой освещённой она была, словно внутри проходила свадьба.

Я помнила встречу со своей сестрой, Зои...

Боль рябью прокатилась по мне.

Она ударила так внезапно, что я ахнула и стиснула ладонь в кулак возле сердца.

Я стояла в гардеробной, сжимая в руке ткань одежды, болтавшейся на ближайшей вешалке, и чувствовала себя так, словно какая-то часть меня пытается отделиться от тела.

Комната вокруг меня поплыла, сделалась смутной.

Я чувствовала, как парю. Парю...

Я прикусила язык.

Крепко.

Так крепко, что это действительно причинило боль, заставило меня ахнуть и поморщиться. Но боль произвела должный эффект — вернула меня обратно в тело. Я продолжала стоять там, тяжело дыша и всем своим существом борясь с этим парящим ощущением.

Я всё ещё чувствовала, как какая-то часть меня хочет отделиться.

Это пугало меня до чёртиков.

Тяжело дыша и обеими руками вцепившись в висящую одежду, я стояла в своей гардеробной и изо всех сил старалась не испариться в это другое место. Даже когда я более-менее стабилизировала себя, твёрдо укрепилась на ногах, обретя опору в полу, даже в Блэке в соседней комнате, в которого я вплелась как в живой якорь, этот страх не рассеялся до конца.

«Я не сделаю этого снова, — мой разум твердил это как мантру или даже молитву. — Бл*дь, я не сделаю этого снова. Я не исчезну вновь...»

Я отсекла эту мысль.

Это первый раз, когда я полностью призналась себе в этом.

С другой стороны, это первый на моей памяти раз, когда это случилось в момент моего полного бодрствования. Это также первый раз, когда я столкнулась с доказательствами этого — чем бы «это» ни было — и я не могла отмахнуться от этих доказательств даже жалкими отговорками, которыми утешала себя до сих пор.

Чтобы оправдаться в этот раз, мне пришлось бы глубоко уйти в нешуточные иллюзии.

Я не готова была до такой степени погрузиться в отрицание.

В любом случае, я уже знала.

Я уже знала, что со мной происходит.

И ещё я наконец-то вспомнила последнюю вещь, отложившуюся в моей памяти.

Это была Зои.

Зои была последним, что я помнила.

Я помнила встречу с моей сестрой Зои, которую более десяти лет считала погибшей. Я помню, как посмотрела в её лицо, осознала, что она действительно стояла передо мной. Осознала, что она жива. Осознала, что она вампир.

Мой разум зарегистрировал три этих факта: что она жива, что она действительно здесь, что она вампир, затем...

Пуф.

Ничего.

После этого я ни черта не помнила.

Пока не открыла глаза здесь.

Пока не открыла глаза и не обнаружила себя лежащей на собственной кровати голышом, а моя одежда и оружие пропало. Мои ботинки пропали. Зои пропала. Все вампиры и их король пропали.