Берю, который сидит, глубоко задумавшись, рядом со мной, удается отчеканить одну красивую фразу.

– К кому мы едем? – спрашивает он.

Я остановил свой танк перед кокетливым особнячком, соседствующим с сен-жерменским лесом, где, как поется в песне, от обиды повесился юный влюбленный с натянутым носом.

– К одному моему знакомому, – информирую я его.

– И что мы у него будем делать вместо того, чтобы сразу отправиться и собрать букет этих ублюдков в Отеле Цветов, о котором нам наболтал Меарист?

Я поднимаю бровь.

– Видишь ли, Толстый шпик, эти ребята пугливее тигров. А доказательством служит то, что во время нашего десанта к Кайюку в Рамбуйе им удалось смыться. Кроме того, ты ведь слышал, что сказал Меарист: хозяин Отеля Цветов их дружок. Уверяю тебя, что при малейшей опасности в этом борделе опять начнется спасайся-кто-может.

– Другими словами, ты замышляешь что? – спрашивает Толстый, которого наконец охватывает страсть к делу.

– Что надо выбирать окольные пути, которые зачастую сокращают расстояние!

Удовлетворенный этой цитатой, я вылезаю из моей тройки и иду трезвонить в дверь особнячка.

Дверь открывает хорошенькая субретка, крепко сбитая, с пушком на верхней губе. Я спрашиваю ее, дома ли мсье и мадам Всемоетвойе, а она спрашивает меня, кто их спрашивает, что неявно обнаруживает присутствие хозяев. Всемоетвойе мой старинный приятель. Мы вместе учились в лицее, вместе первый раз надрались и вместе, не переключая передачи, въехали под наш первый красный фонарь. Это добрый толстяк, отец которого ковал бабки и который продолжает ковать их по привычке, почти не замечая этого. Во времена наших похождений я занимался тем, что уводил у него из-под носа его подружек, что повергало его в глубокую тоску. Но, так как это лучший из людей, он никогда не сердился на меня за это дольше двадцати четырех часов, то есть времени, необходимого, чтобы найти замену. Странная вещь – которая проливает яркий свет на изгибы души, – как только он совершал очередное завоевание, он из кожи лез, чтобы мне его показать. Это было что-то вроде испытания, которому он подвергал себя. Рисковый парень, этот Всемоетвойе.

Во время моего необычного появления в гостиной, он, обрюзгший, сидит в кресле, покуривая толстенную штуковину, произведенную в Ла Хабане.

– Не может быть! – восклицает он, бросая финансовую газету, котора представляет собой его «Приключения Тинтина». – Я не верю своим глазам!

Он еще больше растолстел. Надо сказать, что я его не видел уже десять лет. Сейчас у него крупное представительство выше колен, солидный багаж под зенками, серебро в шевелюре, хотя он старше меня на каких-то пару лет, и вид прелата чревоугодника, внушающего доверие.

Мы обмениваемся обычными похлопываниями и восклицаниями. Вкратце рассказываем друг другу о последних десяти годах. Говорим, что совсем не изменились. И, наконец, я выкладываю свою историйку.

– Людовик (это его имя), ты знаешь Отель Цветов? И мой приятель краснеет, как храбрый омар, который нырнул в кастрюлю с кипящей водой, чтобы спасти утопающую лангусту.

– Еще бы!

– Что это за лавочка?

– Ну, эдакое любовное гнездышко! Оно открыто преимущественно после полудня, если ты понимаешь, что я хочу сказать!

– Ага! Ясно. Для избранных?

– Очень. Парижское джентри45 наставляет там друг другу рога изо всех сил!

– Занятная картина!

В эту секунду дверь гостиной открывается и появляется чудное белокурое создание. Ему не больше двадцати пяти. Линии корпуса образца двадцать первого века. Загорелое лицо буквально озарено глазами сиамской кошки.

– Но это так! – бросает Людовик. – Ты, кажется, не знаком с моей женой!

Вошедшая мило улыбается мне. У нее такие зубки, которые бы затмили витрину у Картье.

– Это комиссар Сан-Антонио, о котором я тебе часто рассказывал! – говорит Всемоетвойе.

– О! Да, – говорит она. – Кажется, вы у него уводили подружек?

– Из-за этого Казановы я не мог удержать ни одной! – шутит мой дружок.

Атмосфера лучше некуда.

Мы выпиваем по рюмочке. Я с трудом отрываю глаза от мадам Всемоетвойе. Настоящая богиня! На ней бежевое платье, на котором прописными буквами написано, что оно от Диора! Как Людо ухитрился овладеть такой потрясающей женщиной!

– Итак, к делу, ты хотел меня о чем-то попросить? – говорит он.

– Да... – говорю я.

– Валяй, все мое – твое, мой вероломный дружище! Я допиваю бокал и, ставя его на английский салонный столик, невинно говорю:

– Я хотел попросить тебя одолжить мне мадам! Молчание, которое последовало за этим, могло стать катастрофическим, если бы я не пустился в подробные объяснения:

– Те, кого я разыскиваю, скрываются в Отеле Цветов. Они настороже и при малейшей опасности ускользнут. Значит, я должен хитрить и появиться в этом отеле как клиент. Однако это такое заведение, куда ходят вдвоем и преимущественно с хорошенькой женщиной...

– Нет, ну ты ненормальный! – протестует Людовик. – Моя жена!

– О! Конечно же, да! – стучит ножками белокурая красотка. – Это безумно увлекательно. Я успокаиваю своего друга.

– Для мадам это абсолютно безопасно. Главное для меня – проникнуть внутрь, не привлекая внимания. Как только мы окажемся внутри, она останется в закрытой комнате, пока будет проходить операци...

Он боится рискнуть, рисковый Людовик. Зато его жена рисковая за двоих. Вы думаете, она упустит такую возможность – нарушить обывательскую монотонность своего существования?

– Ты отдаешь себе отчет, наконец, – жалуется он, понимая, что его не услышат, – если кто-нибудь узнает ее в тот момент, когда она будет входить в Цветы, я заработаю репутацию рогоносца!

– Никто ее не узнает, – обещаю я. Он поднимает руки.

– Ты никогда не изменишься, Сан-Антонио. Ты не видел меня десять лет и вдруг сваливаешься мне на голову, чтобы одолжить мою жену, в этом весь ты!

Зарегистрировав это безмолвное согласие, я ввожу Берюрье.

– Ты принимаешь командование операцией снаружи, – говорю я ему. – Необходимо вызвать из Парижа два фургона с двумя дюжинами молодцов. Вы займете исходную позицию вблизи отеля. Кстати, что представляет из себя это заведение? – спрашиваю я друга детства.