Надутый, он объясняет:

– Особняк, увитый плющом, посреди парка.

– Хорошо. Когда я решу, что настало время действовать, – говорю я Толстому, – то привяжу свой платок к оконной ручке, улавливаешь?

– Ясно!

– Тогда появляетесь вы и быстро окружаете отель. Будьте внимательными к запасным выходам.

– Не беспокойся.

– Ни одна душа не должна проскользнуть.

– Пусть попробует!

– Очень хорошо, а теперь принеси из машины мой гримерный набор.

– Зачем?

– Я хочу немного изменить свой внешний вид. Пока он выполняет, я спрашиваю Всемоетвойе:

– Какая у тебя тачка?

– "Студебеккер", – говорит он. Я ласково похлопываю его.

– Не дуйся, вернем мы твою даму в целости и сохранности, Людо. Неужели, старея, ты становишься ревнивцем?

– Ты думаешь...

Тут снова появляется мадам, которая исчезла, чтобы привести себя в порядок.

– Я к вашим услугам!

Это заявление не способно рассеять дурное настроение моего однокашника.

Вы бы меня, ей-Богу, не узнали, если бы видели, как я отправляюсь в путь в элегантном «Студе» рядом с мадам Всемоетвойе. Я вырядился в маленькие усики а-ля Кларк; круглые очки в золотой оправе и всунул в храпелки два маленьких резиновых шарика, которые расширили крылья носа. Это меня изменило до неузнаваемости!

– Я предпочитаю вас в натуральном виде! – говорит по дороге моя спутница.

– Спасибо!

– Это удивительное приключение для такой бедной маленькой обывательницы, как я... В пригороде так скучаешь... Лошадь, теннис... Это утомительно, в конце концов.

Что нужно этой чаровнице, так это атлетически сложенный малыш для утоления ее послеобеденного голода.

Все денежные бабы таковы: время после полудня гибельно для них. Сиеста огромна, она угнетает, если нет посуды, чтобы помыть, белья, чтобы постирать, пола, чтобы натереть воском.

Я въезжаю через широкий открытый портал, увенчанный вывеской в виде полукруглой арки, возвещающей: «Отель – пансион Цветов».

Цветы здесь повсюду. Шикарные, хорошо ухоженные цветники. В конце бетонной аллеи стоит особняк, перед ним эспланада, усыпанная розовым гравием для шарабанов. Я оставляю свой между «Кадиллаком» с открытым верхом и «Бозон-Вердюра» с кузовом Шапрон и, нежно поддерживая свою мнимую спутницу (которая мило попросила называть себя Патрицией) за талию, вхожу в отель.

Огромный чистый холл, окна в мелкую клетку за шторами в мелкую сетку... Старинная мебель норманнского стиля... Все это необычайно богато.

– Никогда не думала, что когда-нибудь попаду сюда! – шепчет Патриция.

К нам приближается дама, хорошо одетая, седеющая, сердечная, очкастая.

– Господа!

Она не задает вопросов. Просто нажимает кнопку, и возникает служанка. Ладненькая и аппетитненькая.

– Проведите этих господ в двадцать третий! – говорит хозяйка.

– Желаете что-нибудь выпить?

– Шампанское, – отвечаю я, играя свою роль.

– Сладкое?

– Сухое!

Обмениваясь этими прекрасными репликами, я фотографирую глазами топографию местности. Более того, я пропитываюсь атмосферой. Очень важно – чувствовать атмосферу!

Я устанавливаю, что особняк разделен на две части: эта – рабочая половина, она побольше. И еще есть крыло, предназначенное для владельцев и служащих. Ставлю Биг Бен против Бим Бома, маленькие друзья, которых я ищу, обитают во второй половине. Меарист поступил правильно, предупредив меня, что его сообщники – друзья трактирщика.

У дамы-приемщицы легкий центрально-европейский акцент, что говорит мне о многом.

– Вы расплатитесь сейчас? – спрашивает она.

– А как же!

Она возвращается к кассе, скромно расположенной в глубине холла за гигантскими филодендронами.

– Сто ф! – говорит она.

Я говорю себе, что молчание стоит дороговато в наши дни и шампанское тоже. Я плачу, и служанка ведет нас наверх.

Апартаменты стоят путешествия. Если бы Мишлин обставлял жилище подобного типа, то в нем стояла бы кровать на четыре лошадки. Все обито цветастым кретоном и обставлено с роскошью. Все радует глаз, все звуконепроницаемое, все симпатично.

Патриция кладет свою сумочку на низкий столик. Она разрумянилась от волнения.

– Что делают в подобных случаях? – спрашивает она голосом, в котором слышна неуверенность. Я улыбаюсь.

– Ну, я думаю, целуют даму. Усаживают ее на канапе, вот сюда. Говорят, что с такой страстью мечтали об этой минуте, что все это похоже на сон. Замечают, что здесь душно, и советуют быть как у себя дома.

Она смеется.

– Кажется, вы хорошо осведомлены.

– Я читал об этом в романах!

– Забавные книги вы читаете!

Тук-тук в дверь. Это возвращается служанка с серебряным ведерком, из которого выныривает золотистая головка пузыря.

– За вами поухаживать? – спрашивает она.

– Нет, мы предпочитаем его хорошо охлажденным.

Я сую ей тысчонку старыми, которая мгновенно исчезает.

– У вас прелестно, – говорю я. – Как давно я здесь не был!

Она улыбается мне.

– О! Да...

– Новый владелец, да?

– Да, в прошлом году...

– Как зовут этого нового?

– Пабст!

– Он сейчас здесь?

– Да, но у него люди...

Разговаривая, я отпускаю маленькие шаловливые поцелуйчики в чудную шейку Патриции, чтобы сбить с толку служанку. Так как я больше не задаю вопросов, она скромно удаляется.

– Итак, что вы сейчас собираетесь делать? – спрашивает моя спутница.

– Подождать полчаса, чтобы дать время моим коллегам занять исходную позицию.

– А потом?

– А потом вдохновение будет диктовать мои действия, мой милый друг...

Я подхожу к стеклу, чтобы поднять занавеску. Окно выходит на эспланаду. Передо мной панорама парка, бульвара и прилегающих улиц.

Патриция садится на диван.

– У вас необыкновенная профессия, – говорит она. Я оборачиваюсь. Она положила ногу на ногу так высоко, что я оказался на грани инфаркта. Ее светлый взгляд подернут томной вуалью. По всей видимости, она поддалась сладострастной атмосфере комнаты.

Для приличия я сличаю содержимое бутылки.

– Глоток шампанского, мой друг?

– Вы принимаете свою роль всерьез! – щебечет она. Мы пьем, стараясь не смотреть друг другу в глаза.