Принимая в расчет, что ветер неблагоприятный, и что куттер не скоро придет в Порстмут, можно было рассчитывать успеть предупредить вовремя своих порстмутских единомышленников. Но, — увы! — при отступлении из каюты забыты были на столе королевские депеши, которые, если бы были уничтожены, дали бы заговорщикам вполне достаточно времени для бегства во Францию, так как дубликаты этих депеш могли бы прийти в Порстмут не ранее, как через неделю. А так как их не захватили и не уничтожили, то Ванслиперкен тотчас по приходе в Портсмут должен будет представить их по начальству, а то уже распорядится арестовать всех упомянутых лиц и занять пещеры на острове.

Но теперь было делать нечего, и потому люди Рамзая под его руководством уложив ящики с золотом и своих раненых в вельбот, заняли свои места на балках и отчалили от судна, предоставив его воле судеб.

Экипаж вскоре заметил, что неприятель покинул судно, и поспешил выбежать на верхнюю палубу.

— Что же нам теперь делать? — спросил Кобль. — Смотрите, ребята, ведь они перерезали все винты и снасти! Экие негодяи!..

— Будет работки, сколько времени с этим провозимся! — заметил Спюрей.

— Кой черт, что они со шкипером сделали, за борт его бросили или с собой увезли?

— Да! — сказал Шорт.

— Mein Gott! Это хорошенькая история! — заметил капрал.

— За одно им спасибо, что они нас избавили от него! Надеюсь, что они его повесят!

— Mein Gott! Да! — подхватил капрал.

— Я бы хотел посмотреть, как его вздернут! — сказал Кобль.

— Теперь, когда его повесили, давайте, ребята, повесим и его пса! Ура!

— Я сейчас приведу его! — вызвался капрал.

— И ты посмеешь, негодяй! — заорал чей-то голос, — и Ванслиперкен с саблей наголо устремился на капрала.

Тот взял под козырек и встал навытяжку.

— Откуда черт его принес! — пробормотал Спюрей. Шорт только пожал плечами.

На этом и кончилось.

Приступили к исправлению снастей, но когда все было готово, сделался такой мертвый штиль, что куттер не мог двинуться с места. Только поздно вечером на другой день пришел он в Портсмут, а Ванслиперкен мог доставить свои депеши лишь на следующий день поутру.

Таким образом вышло, что, когда Ванслиперкен явился со своими депешами к командиру порта, все заговорщики были уже предупреждены и успели скрыться.

Лейтенант очень правдоподобно доложил, как его на пути окликнул вельбот, в котором, по его заявлению, находился якобы королевский посол, и как куттер взяла на абордаж какая-то вооруженная толпа, а его и весь экипаж загнали вниз, как они отстреливались и сопротивлялись и как, наконец, вытеснили пиратов из нижней палубы и принудили покинуть куттер, причем особенно лейтенант выставлял на вид свою распорядительность и энергичное сопротивление.

Командир порта распорядился немедленно окружить дом еврея Лазаруса, где никого, кроме старой кошки, не нашли, и приказал Ванслиперкену быть готовым принять на судно войска, чтобы в тот же день после полудня идти к острову Уайту, захватив с собой из доков три больших лодки для высадки солдат на остров, так как куттер не мог подойти близко к берегу.

Но оказалось, что приготовить войска для десанта не так-то легко и быстро, как полагал командир порта, а лодки в доке оказались все в неисправности. Хотя все рабочие занялись чинкой их, все же они не управились ранее следующего утра. Ванслиперкену было приказано высадить войска на берег, оказывая им возможное содействие, самому лично в качестве проводника сопровождать их и служить им прикрытием. Но, увы, никто не знал, где находились упомянутые в доносе пещеры.

В восемь часов утра следующего дня войска в составе 100 человек команды под начальством майора были посажены на куттер, но майор, находя, что на судне слишком большая теснота, приказал трем отрядам по 25 человек сесть на лодки, которые куттер и должен был буксировать за собой. После этого на палубе судна стало просторнее, и «Юнгфрау», наконец, вышла в море.

Сдав на руки Рамзаю ящики с золотом и заперев свою контору, синдик ван-Краузе поднялся наверх в свою гостиную и просил Вильгельмину прийти к нему, но та послала ему сказать, что она укладывается. Часов около половины одиннадцатого он еще раз послал звать ее, но ему доложили, что ее нигде не могли найти, а в комнате мингера Рамзая нашли письмо на имя синдика.

Мингер ван-Краузе тут же распечатал его и прочел:

«Дорогой и многоуважаемый сэр, не найдя пока совершено подходящее убежища для вашей дочери, я позволил себе увезти ее с собой на королевском куттере.А так как пребывание в обществе молодого мужчины может показаться и ей, и вам неудобным, то мы решили,прибыв в порт, тотчас же повенчаться, в чем заранее испрашиваю ваше прощение. Что же касается вас самих, то будьте безбоязненны: я надеюсь, что оправдал вас в глазах правительства и короля. Отвергайте всякого рода обвинения и действуйте смело, в сознании своей правоты. Надеюсь, что мы вскоре увидимся. Тогда я возвращу вам доверенные вами мне деньги и бумаги, а также и вашу дочь, которая горячо просит вашего благословения. Преданный вам по гроб

Эдуард Рамзай».

— Какой прекрасный молодой человек! — воскликнул мингер ван-Краузе. — Чтобы спасти мою честь, он увез ее с собой, а чтобы спасти ее репутацию, он женится на ней. Он спас меня и спас мои деньги! Какой чудный, какой редкий друг!

Почти одновременно с этим письмом, которое читал с таким умилением синдик Амстердама, лорд Альбемарль, игравший в карты с герцогом Портландским, также получил письмо с надписью: «крайне важное и безотлагательное». Но, очевидно, Его Светлость считал, что его карточная партия несравненно важнее и безотлагательнее, а потому, отложив в сторону письмо, герцог продолжал играть в карты. Время было уже далеко за полночь, когда он, окончив партию, вспомнил о письме и, отойдя немного в сторону, вскрыл пакет и прочел следующее:

«Лорд Альбемарль, хотя вы мой политический враг, но, отдавая полную справедливость вашей честности и вашему чувству справедливости, я обращаюсь к вам в этом письме с целью избавить правительство от печальной ошибки и снять с его совести осуждение невинного человека, вполне достойного всякого доверия и глубоко преданного Вильгельму Нассаускому и обличить подлого предателя. Мое имя Рамзай, и вы можете быть уверены, что в тот момент, когда вы получите это письмо, меня уже не будет в Голландии, а потому я могу вам теперь сказать всю правду: я прибыл в Амстердам на королевском куттере под командою лейтенанта Ванслиперкена, снабженный несколькими рекомендательными письмами к мингеру ван-Краузе, который, основываясь на этих письмах и считая меня ярым приверженцем Вильгельма Оранского и протестантской религии, принял меня в свой дом и относился ко мне, как к другу. При посредстве лейтенанта Ванслиперкена я получал копии или выдержки со всех государственных и королевских депеш, которые он вскрывал и вновь запечатывал подложными печатями. Но он делал это не только с государственными бумагами, а также и с моими письмами и оказался изменником и той, и другой стороны, несмотря на то, что получал от меня щедрое вознаграждение за свое предательство и нарушение присяги.

Сведения, какие имел мингер ван-Краузе, он получал от меня; я сообщал их ему, чтобы возбудить в нем доверие к себе и уверить в том, что я доверенное лицо при английском дворе, что мне и удалось. Мингер ван-Краузе никогда не знал меня с другой стороны и посейчас еще не знает, что я католик, якобит. Прилагаю дубликаты государственных депеш, сделанные собственной рукой Ванслиперкена, и надеюсь, что они докажут правоту достойного и уважаемого синдика, о которой вам свидетельствует хотя и католик, и якобит, и, если хотите, обвиненный в государственной измене, но во всяком случае не способный вам солгать. С глубоким уважением к вашей высокой личности и прямому, правдивому характеру остаюсь ваш покорный слуга».