— Что же, например?
— Статую Святой Девы из кованого серебра, известную как Дева из Тизи-Бену, но на самом деле ее сделал сарацинский ювелир Амор Халиф в Дамаске в одиннадцатом веке.
— Бог мой, да вас должны на руках носить, если вы приехали сюда с такой дорогой реликвией.
— Увы, нам не удалось ее вывезти, — спокойно ответила она. — В этом-то все и дело. Она и сейчас там. Пилота, которого нанял мой отец, звали Егер. Южноафриканец. Чтобы его не засекли радары, он летел к нам ночью из Франции на высоте четырехсот футов. — Она покачала головой, и в ее голосе послышалась печаль. — Громадный чернобородый мужчина, он так весело смеялся и носил пистолет в наплечной кобуре. Очень жизнерадостный. Мне кажется, он самая романтичная фигура из всех, кого я встречала в жизни.
— А какой у него самолет?
— По-моему, «Герон», есть такой?
Я кивнул.
— Четыре двигателя. Они применялись несколько лет назад для правительственных полетов. А кто летел?
— Отец, я и Талиф, наш надсмотрщик за виноградниками.
— А какова его история?
— Он многие годы работал у моего отца. Они очень подружились. — Она пожала плечами. — Он предпочел полететь с нами, а не остаться. Были и другие желающие, но в последний момент у нас возникли осложнения, и нам пришлось уезжать в спешке.
— А что случилось?
— О, я сама точно не знаю. Кажется, про побег узнал местный комендант — майор Талеб. Мой отец никогда с ним не ладил. Его мать француженка, но по каким-то причинам это заставляло его еще больше ненавидеть французов. Он много лет сражался на стороне Фронта национального освобождения.
— Ну и что было дальше?
— Мы взлетели как раз в тот момент, когда Талеб приехал, чтобы арестовать нас. И это для нас обернулось плохо. Я думаю, он немедленно сообщил обо всем военно-воздушным силам.
— И вас перехватили?
Она кивнула.
— Уже над побережьем, у мыса Джинет. Вы знаете такое место на побережье? Вам известны болота Хуфры?
— Слышал о них.
— Егер попытался совершить вынужденную посадку над одной из лагун. Он и отец погибли, самолет пошел ко дну, но Талиф ухитрился вытащить меня в последний момент. Он отвез меня в Зарзу, рыбацкую деревню поблизости, и выходил там. Потом переправил во Францию и передал на попечение сестер милосердия в Гренобле.
— А вы рассказывали кому-нибудь обо всем этом?
— Только сестрам, но они ничего не могли сделать для меня. А для алжирцев мы все погибли.
— И что произошло потом?
— Монашеский орден использовал свое влияние, чтобы устроить Талифа на работу в Марселе. Я продолжила образование, но потом обнаружила в себе призвание служить людям. Меня выучили на медицинскую сестру и послали в Дакку.
— И вот теперь вы вернулись.
— Только на время. Я тяжело заболела желтой лихорадкой. Чтобы оправиться от болезни, мне пришлось задержаться в Гренобле.
Все это казалось весьма захватывающим, но никак не объясняло недавних событий.
— И как же все это связано с Красной Рубашкой и его дружками? — нетерпеливо спросил я.
— О, непосредственно. Они работают на Талеба. Теперь он полковник алжирской тайной полиции. Я наводила справки.
— Но как, черт побери, он снова появился на сцене?
— Три недели назад Талиф приезжал в Гренобль навестить меня. Похоже, что недавно, когда он работал в марсельских доках, его узнал знакомый алжирский офицер торгового флота. Талиф тут же собрал свои вещи и уехал в Лион, где устроился в ночную смену на местном рынке, но однажды, вернувшись домой, застал там Талеба, который поджидал его. Он сказал Талифу, что если он согласится вернуться в Алжир и показать место, где упал самолет, то получит десять процентов и государственную службу.
— И что же сделал Талиф?
— Притворился, что согласен, а потом ускользнул по пути в Марсель и приехал ко мне. — Она воздела руки, и ее лицо осветилось лучезарной улыбкой. — О, как мне объяснить все вам? Это похоже на знак свыше. На свет в конце пути.
— Что-то не понимаю, — озадачился я.
— Наш госпиталь в Дакке полностью сгорел, мистер Нельсон. Мы потеряли все. У нас хватает людей, готовых работать, их много, но больше всего на свете нам нужны деньги.
Тут я все понял и с удивлением уставился на нее.
— И вы думаете, что дело можно поправить, если нанести короткий ночной визит в болота Хуфры?
— Совершенно верно, — ответила она с горящим взором. — Когда мистер Егер умирал, как раз перед тем как самолет затонул, он дал мне точные координаты и даже заставил повторить их. Его слова так и горят в моем мозгу по сей день.
— А что думают сестры милосердия о вашем маленьком плане?
— Они ничего не знают о нем. У меня появилась возможность, и я взяла отпуск. Талиф согласился мне помочь, и мы решили, что остров Ивиса — хорошая база для такой операции. Отсюда только две сотни миль до мыса Джинет. Я заняла денег у тетки в Дижоне, и Талиф поехал, чтобы достать катер.
— Да вы просто сошли с ума. Это бред какой-то!
— Вовсе нет. Талиф написал мне, что нашел лодку и ведет переговоры с ныряльщиком. Он знал, что я приеду на следующей неделе, и заказал для меня номер в отеле.
— Дайте мне разобраться, — остановил я ее. — Вы на самом деле собираетесь поехать с ним?
— Конечно.
Все это напоминало дурной сон, но я чувствовал себя совершенно беспомощным, видя, как она захвачена своей идеей.
— А что все-таки насчет Красной Рубашки и его парней?
— Когда я вчера приехала в отель, то нашла записку. Он просил меня встретиться с ним у мельницы в Ла-Гранде в девять вечера. Мне она показалась подлинной, и я поехала туда на такси.
— И обнаружили, что попали в ловушку.
К моему удивлению, она ответила:
— Они не несут ответственности за свои действия, эти молодые люди. Все они находились под влиянием наркотиков.
— О, я понял это. Наверное, я поступил с ними довольно круто. Но почему вы уверены, что они не просто трое молодых людей, которые вышли поразвлечься?
— Потому что у них были причины, как сказал тот, в красной рубашке, не трогать меня, чтобы со мной мог поговорить Талеб.
— Так, значит, все уходит из ваших рук?
— Думаю, что так.
— А Талиф?
— Ни слова от него. Он не оставил мне адреса. Только сказал, что будет связываться со мной через отель. Что не очень хорошо характеризует этого Талифа.
— Ну и что же вы собираетесь теперь делать? — спросил я.
— Не знаю. Надо поискать его. — Она поколебалась, застенчиво взглянув на меня, а потом посмотрела на свои руки. — Я понимаю, что это нескромно, мистер Нельсон, но было бы неплохо, если бы мне удалось убедить вас помочь мне.
— Идти в болота Хуфры? Да вы шутите.
Она, как бы защищаясь, подняла руки.
— Конечно не шучу. Я просто хочу отыскать Талифа, и все. Мне показалось, что вы, с вашим знанием здешних мест, могли бы помочь мне.
Ее лицо, обрамленное белой оторочкой капюшона, выглядело доверчивым, как у ребенка. Я тяжело вздохнул, встал и протянул ей руку.
— Хорошо, сестра. Я найду вам Талифа. Это довольно просто. Алжирцев не так уж много на острове Ивиса. Но это все — вы понимаете?
— Отлично, дорогой друг, — благодарно произнесла она со спокойной светящейся улыбкой, повернулась и направилась к джипу. Я шел за ней с некоторой неохотой. Я уступил. Но у меня не было выбора. Или все же был?
Отель оказался довольно приличным. Немного лучше, чем пансион, но все же не приманка для туристов. Тихий и не претенциозный, со скромным холлом. Я понял, почему Талиф выбрал именно его. Портье куда-то отлучился, и когда я позвонил в маленький медный колокольчик, его звук показался здесь ненатурально громким.
— Я уже пыталась навести справки о Талифе сегодня утром, — прошептала Клер. — Но мне мало что удалось. Похоже, что хозяин говорит только по-испански; он знает всего с полдюжины английских слов.
Дверь за стойкой открылась, и показался тучный любезный мужчина в соломенной шляпе и зеленом бязевом фартуке. Судя по лопатке в его руках, я предположил, что он работал в саду. Он немедленно снял шляпу, не передо мной, а перед сестрой Клер, и на его лице появилась озабоченная улыбка. Хозяин старался быть более чем приветливым, но языковые трудности представляли для него большую проблему.