Глава пятая

Люк

Я сдержал улыбку. Я позволил враждебности, исходящей от людей Джеймса Купера, накормить моего монстра, который взбесился из-за этого большого парня, командующего силами Джеймса, того, кто уступил так легко.

Он хотел резни, а не подчинения.

Это истинно, когда говорят: «Чем больше они, тем тверже они… делают меня». И прямо сейчас, я был твёрд-бл*дь-как скала.

Именно поэтому я не мог посмотреть на мужчину, который стоял рядом с моим боком и восхищенно наблюдал, как я сшиб его лейтенанта. Я мог ощутить прокатившуюся по нему смесь замешательства, предвкушения от ожидания и потребности. Это было опрометчиво и мощно, и я вышел из ситуации со знанием, что моя спокойная и управляемая агрессия открыла более тёмную сторону Джеймса. Сторону, которую он не в состоянии быстро скрыть.

Никто не приближался ко мне всю остальную часть полёта помимо молодой, хрупкой девочки, которая исполняла обязанности стюардессы, но выглядела так, будто лёгкий бриз собьёт её с ног. Она была покорна и вся такая тихая. Её единственный вопрос, в сочетании с потупленным взором, был:

— Я могу что-нибудь ещё сделать для Вас, сэр?

Я дискутировал с собой о возможности поиграть с ней, но вместо этого молниеносно отклонил эту мысль. Я пока не закончил играть с её работодателем, а другая добыча не соблазняла меня, так как это делал — Джеймс Купер.

Я всегда мог ощутить, где он находится. В этой игре в кошки-мышки, которой мы были так увлечены, Джеймс был в опасности быть уличённым с руками на сыре, как раз в тот момент, когда мышеловка захлопнется. А я буду ждать. Преследовать. Облизывать зубы в предвкушении удовольствия присутствовать в момент, когда поймаю его в ловушку и он будет неспособен сбежать.

«О, как я люблю эти игры».

***

Мы приземлились через час или около того на маленьком, но содержащимся в хорошем состоянии лётном поле, меня удивила рука, сжавшая моё плечо в тот момент, когда я расстегивал привязной ремень.

Не из-за того, что я не слышал, как кто-то приблизился ко мне, когда наш маленький реактивный самолет медленно приближался к трапу, а поскольку забыл, насколько уверенным и прямолинейным мог быть Джеймс и как легко он прикасается ко мне, когда другие бы даже не осмелились.

Тяжесть его прикосновения была инородной и всё же опьяняющей. Она опаляла меня через слои ткани, что покрывали мою кожу, и просачивалась через плоть в мои кости.

— Я получил известие, что машины ожидают нас. Ты можешь поехать со мной, — он ухмыляется. — Думаю, что так безопаснее для всех, не так ли?

Я встаю, скинув его руку прочь.

— Твой лейтенант был прав, — категорически заявляю я, когда выхожу из пространства между сиденьями, и смотрю над его плечом на команду, сидящую в хвостовой части самолёта. Мои глаза немедленно ловят и задерживаются на том мужчине с высохшей кровью вокруг ноздрей и тёмными фингалами под глазами, которые указывает, как стремительно они чернеют. Я не подмигиваю. Я не улыбаюсь. Я просто смотрю. — Мы не должны ждать тут нескольких дней, — продолжаю я, не разрывая контакта с глазами того, кого он назвал Джейсоном. — Нам следует ударить по этому Саше Фёдорову, прежде чем у него появиться шанс обнаружить нас и ударить первым.

Я не смотрю на Джеймса, в то время как высказываю ему своё мнение. Мой взгляд по-прежнему зафиксирован на непоколебимом человеке с желанием убивать в глазах. Убить меня.

— Тогда почему ты расквасил нос хорошего человека, если был согласен с ним?

Я прерываю зрительный контакт с вышеупомянутым мужчиной и возвращаю своё внимание к Джеймсу.

— Поскольку у него нет никакого уважения к власти.

— Он заслуженный ветеран.

— Потому что у него нет никакого уважения к тебе.

Рот Джеймса открывается, как будто он хочет что-то сказать, а затем захлопывается. Он бросает один взгляд через своё плечо в проход реактивного самолета, чтобы окинуть взглядом своих людей, готовящих свои сумки, а затем его тёмные глаза возвращаются к моим.

— Я плачу ему заработную плату — он уважает меня, — заявляет Джеймс, как будто моё предыдущее заявление относительно главы его оперативной группы оскорбительно для него.

Мы практически одно роста — Джеймс и я. Может быть он на половину дюйма выше меня и на несколько фунтов мускулов больше, что доказывает то, как туго натягивается его рубашка на груди, и это хорошо — это будет равный бой, если мы вступим в драку. Но я никогда не дерусь честно. Никогда.

— Как угодно, — просто отвечаю я, и по осуждающей вспышке раздражения в его глазах, я могу предположить, что моё нежелание дальше обсуждать этот вопрос только провоцирует его захотеть утвердить своё превосходство.

Я бы хотел увидеть, как он будет пытаться.

Он больше ничего не говорит.

«Он понимает, что я извожу его?»

— Твои люди знают о Лили? — спрашиваю я, частично из любопытства, но больше, чтобы запутать его изменением предмета разговора. Для меня ничего не изменится, если они знают об отпрыске ублюдка Алека Крэйвена. И всё же я ещё не решил, что делать с этой девушкой.

Джеймс моргает, напряжение немного покидает его тело, как будто он был готов к борьбе, которая не произошла, и теперь он может немного расслабиться, но не полностью.

— Да, — просто изрекает он.

— Тогда тебе необходимо дать им знать, что впредь с этого момента — она принадлежит мне.

Он не в состоянии сдержать озадаченный вид, что появился у него на лице. Его челюсть слегка дрожит, когда он скрипит зубами, его замешательство быстро трансформируется во что-то, что больше похоже на ревность.

Мой монстр под поверхностью пыхтит, фыркает в воздух и растягивает позвоночник — готовый атаковать.

— Я проинформирую их, — отвечает Джеймс, как только укрощает свою реакцию. — Теперь, если ты готов, автомобили ждут нас.

Он движется к люку самолета, когда один из команды обеспечивает выход и трап подан.

Как только я снаружи, меня поражает тёплый венгерский летний воздух. Лётное поле, на которое мы приземлились, маленькое, но намного в лучшем состоянии, чем то, с которого мы вылетели. Я наблюдаю, как один из людей Джеймса передает толстый комок налички коротышке в пропитанном нефтью комбинезоне. Два человека обмениваются рукопожатием, и более высокий мужчина в чёрном тактическом снаряжении поворачивается и идет к транспортным средствам, в то время как коротышка оживленно машет руками более молодому служащему, выкрикивая резкие инструкции на венгерском языке, пока запихивает в карман с широкой усмешкой на лице свой щедрый куш.

Джеймс останавливается перед ведущим автомобилем — тёмным внедорожником, и не ждет, когда водитель откроет ему дверь, отмахиваясь от него, перед тем как поворачивается ко мне и нацеливает свой немигающий взгляд на меня. Вопрос и вызов горят в их тёмно-коричневых глубинах, и они нацелены исключительно на меня.

Он думает, его уверенность одурачит меня. Он думает, что знает, как всё будет дальше разворачиваться. И я не имею в виду операцию по уничтожению последней фермы. Я не сомневаюсь в его успехе в данной области. Джеймс Купер проник в «Королевство» изнутри и спас тысячи. Одна ферма, управляемая мальчишкой, который возомнил себя императором, — ничто, чтобы волновать этого мужчину. Нет, это не о его способности достичь успеха в этом случае — это глупо. Это его поддельная секретность с его влечением ко мне.

Могу поспорить, он никогда не был с другим мужчиной, не говоря уже о таком мужчине как я. Мой мозг борется с этой мыслью — половина желает погрузиться в развращенность, другая половина дразнит меня и мой опыт с мужчинами. Вообще-то я предпочитаю женщин в моей темнице и редко беру питомца мужского пола. Джеймс, возможно, никогда не был с другим мужчиной, но и я никогда сам не был объектом охоты, а пока я удерживаю его пристальный взгляд, даже в то время, когда скольжу на заднее сиденье, я понимаю, что это именно то, что я делаю, — охочусь.

Автомобиль тихо трогается, позволяя другому транспортному средству вести нас через тихие проселочные дороги. Разрозненные деревни появляются время от времени вдалеке, и я знаю, что мы очень далеко от столичного города Будапешта — мы в глубинках сельскохозяйственной Венгрии. Хотя я и осведомлён о происхождении пейзажа, я больше чувствителен к мужчине, сидящему тихо справа от меня. Мы не разговаривали с тех пор, как я утвердил права на Лили, и я наслаждаюсь его молчаливостью. Оно наполнено его дурными предчувствиями и беспокойством, а я отказываюсь быть тем, кто прервёт тишину.

Мне не приходиться слишком долго ждать.

— В конечном счете, ты передашь узды правления «Багряного Креста» Коулу? — глубокомысленно спрашивает он, его пристальный взгляд прикован к сельской местности за окном.

Неожиданно. Его вопрос — как гром среди ясного неба.

— НЕТ, — я не заморачиваюсь с объяснениями.

Я чувствую его взгляд на себе и поворачиваю голову, чтобы поймать его взгляд своим. Он не вздрогнул. Он выглядит заинтригованным моим односложным ответом.

— Ты наслаждаешься.

Заявление — не вопрос.

— Ну конечно же, — продолжает он. Уголок его рта приподнимается, веселье достигает его глаз, отчего в уголках появляются морщинки.

Джеймс выглядит моложе в этот момент, и у меня появляется краткое изображение человека, каким бы он стал, если бы не был урожден Реншоу. И также, я впервые вижу сходство с его братом — Гримом. Это проявляется в наклоне головы и форме глаз. Грим также выглядит моложе рядом с Кал, как и Джеймс выглядит моложе прямо сейчас.

— Ты уже разговариваешь со своим братом? — спрашиваю я, удивляя и его, и себя этим вопросом.

Он хмурит брови и быстро моргает, сходство с Гримом исчезает также, как и легкость в его глазах.

— У нас было несколько… неестественных бесед. Я разговаривал с Каллией несколько раз. Она по-прежнему рассматривает возможность принять участие в работе нового виноградника. Хотя, я сомневаюсь, что она когда-нибудь оставит бок Генри.