— Если ты продолжишь называть его по имени — это может только увеличить пропасть между вами. Генри мёртв — уверен, Грим говорил тебе это.

Джеймс морщиться.

— Грим — даже не имя.

— Это его имя. То, что он выбрал. Ты же знаешь — он повёрнутый ублюдок — оно удовлетворяет его. Но что более важно — оно подходит ему. Оно — его кожа, его броня. Каждый раз, когда ты отказываешься позволить Генри умереть, он видит в этом угрозу. Или ты хочешь наладить с ним отношения, угрожая его существованию, пока он борется с собственной кровью и болью?

Я наблюдаю, как Джеймс поглощает мои слова, прежде чем добить его:

— Что если бы ты остался Джеймсом Реншоу? Ты был бы тем мужчиной, что теперь?

Я знаю, как сильно он презирает свою фамилию, данную ему при рождении. Джеймс Купер — был рожден из пепла Джеймса Реншоу, старшие Реншоу оставили неизгладимые следы на душах обоих своих сыновей.

— НЕТ. Не стал, — теперь настала очередь Джеймса дать односложный ответ.

— Тогда, если ты хочешь примириться со своим братом, то будешь уважать его личность. В конце концов, она обошлась ему слишком дорого, — моя очередь заявить, а не задавать вопрос.

— Сэр, мы меньше чем в десяти минутах от базы, — голос водителя раскалывает удивительно интимный воздух вокруг нас.

— Спасибо, Брант, — отвечает Джеймс. Его слова для человека впереди, но его глаза по-прежнему смотрят в мои.

— Я постараюсь, — просто предлагает он, перед тем как перевести взгляд за окно.

Я сижу и поражаюсь тому факту, что у меня только что была значимая беседа с другим человеком. Важная, но не в деловом смысле. Не потому что предоставляла мне больше власти или усиливала моё положение. Она была того уровня, о котором я раньше никогда и не помышлял. Сколько я себя помню: жизнь — битва. Смертельная борьба за власть. Где выживает сильнейший, а слабый быстро сдаётся. Только однажды я был слабым. Ребенок неспособен адаптироваться и скрывать свои эмоции. Семь дней рядом с разлагающимся телом моей убитой матери — исцелили меня от этого.

Фиалки. Их аромат наполняет внутренне пространство автомобиля, и я закрываю глаза и обрезаю мои чувства.

Не здесь. Не сейчас.

«Будь лучше, чем все они. Я верю в тебя».

Я открываю глаза и ожидаю увидеть её передо мной. Яркое небо за не затонированными стёклами ослепляет меня на мгновение — моё зрение туманно, мой взгляд медленно проясняется. Но её нигде не видно. Аромат фиалок рассеивается, замененный концентрацией кожи и мужского мускуса. Тёплое чувство от слов материнской любви сочиться из моих пор как пот, и я чувствую головокружение, практически слабость. Мои глаза встречаются с пристальным оценивающим взглядом Джеймса.

— Ты…

Взрыв.

Хруст.

Бах.

Визг.

Металл встречается с металлом, и меня скидывает с сиденья. Автомобильная крыша становится полом, в то время как моя голова встречается с чем-то тяжёлым и беспощадным, и моё зрение плывёт. Я приземляюсь сверху другого тела, когда мы переворачиваемся ещё раз, нас швыряет из стороны в сторону как тряпичных кукол, в то время как окна разбиваются вдребезги, а земля с небом ещё несколько раз меняются местами. Нас крутит и вращает, будто в замедленной съемке. Снаружи автомобиля ничего не существует, пока мы боремся с силой гравитации и явно проигрываем.

Я вижу с высокой чёткостью, как водитель вылетает через лобовое стекло при следующем вращении нашего стремительно разрушающегося транспортного средства, подушки безопасности плохо справляются при такой серьёзной аварии. Он оставил после себя половину руки. Наш автомобиль стал словно животным, что выплюнул что-то горькое. Конечность застряла в искорёженной металлической раме и зубчатом стекле. Обрубок руки бессильно покачивается, пока мы ещё раз совершаем сальто, и земля пытается встретиться с моей головой теперь через согнутое и сломанное боковое окно.

Автомобильный гудок непрерывно ревёт, и что-то в двигателе шипит, в то время как мы приближаемся к мучительной остановке. Моя голова одурманена и дезориентирована, пока я критически оцениваю в уме свои повреждения. Я застрял между передним сиденьем и выемкой для ног. Автомобиль останавливается на боку. Тем боком, где когда-то сидел Джеймс, справа от меня. Только Джеймс пропал. Я — единственный, кто остался внутри останков искривленного металла, двигатель всё ещё продолжает работать, шум автомобильного гудка оглушающий. За разбитыми окнами, у меня над головой солнечное синее небо и сухая трава с грязью подо мной. Давно исчезнувший аромат фиалок, заменило сильное зловоние бензина.

Мой мозг наконец-то включается, и я понимаю, что должен выбираться отсюда. Моя рука в первую очередь летит к кобуре с Walther, а затем к Beretta за моим ремнём. Второе оружие пропало, вероятно его отбросило куда-то за пределы автомобиля в ходе нашего стремительного падения туда, где бы мы теперь не находились, но моя испытанная «Красотка Полли-убийца» — именно там, где ей и следует быть — в целости и сохранности засунута в мою наплечную кобуру.

— Люк. Люк, ты в порядке? Можешь вылезти?

Я неловко маневрирую и смотрю наверх, чтобы лицезреть измазанное в грязи и крови лицо Джеймса, смотрящего на меня сверху через дыру, которая мгновение назад была окном, через которое я наблюдал проносящуюся мимо сельскую местность Венгрии. Теперь оно в половину меньше, раздавленная и искривлённая крыша сделала отверстие слишком маленьким для меня, чтобы даже попытаться вылезти наружу.

— Я цел и невредим… — мои глаза устремляются к оторванной руке водителя, всё ещё пойманной в ловушку металла, которое когда-то было ветровым стеклом, — …в отличие от твоего водителя. Он оставил после себя подарок.

— Брант не причастен к этому, — говорит он с выражением печали и вины во взгляде. — Но я слышу крики и выстрелы с вершины хребта, так что мы должны выбираться отсюда. Где твоё оружие?

— Я потерял одно, но у меня по-прежнему PPK, по крайней мере, пока ты не сможешь добраться до моей спортивной сумки. Она в багажнике.

Джеймс скатывается по крыше автомобиля, и его лицо исчезает из моего поля зрения. Я слышу его шаги, когда он держит свой путь к задней части автомобиля, прежде чем они затихают, и всё, что я могу слышать сейчас, — заикающийся двигатель.

— Без вариантов, что я смогу открыть багажник снаружи, — выкрикивает Джеймс теперь уже со стороны капота автомобиля, где он приподнимает себя на раздавленный капот. Рука Бранта — первая вещь, которую он видит, но он отмахивается от этого зрелища, как будто оторванные конечности — предстают перед ним ежедневно.

«Его это не трогает. Хорошо».

— Если бы у нас было больше времени, я бы попросил тебя попробовать добраться до оружия через заднее сиденье, но стрельба раздаётся в лучшем случае периодически, и я не знаю, кто, в конце концов, победит и спустится по склону, чтобы искать нас, — он шмыгает носом, и его лицо очень серьёзно. — Плюс, эта штука может взорваться, Люк. Сейчас самое время выбираться.

Выбраться из-за переднего сиденья — самый лёгкий отрезок, но добраться до полностью, нахрен, уничтоженного лобового стекла — большое испытание. Джеймс снимает свой лёгкий пиджак и оборачивает его вокруг кулака, чтобы выбить несколько больших осколков стекла, которые как острые зубы хищника преграждают мой единственный выход. Как только об основных препятствиях позаботились, он раскладывает свой жакет на искорёженное отверстие и пытается помочь вытащить меня наружу. Лёжа брюхом на остром металле и стекле, Джеймс хватает меня за руки и тащит. Боль врезается в мой живот, и я ругаюсь.

— Твою мать. Отпусти, — чем сильнее он тянет, тем больше инородных тел врезается в мою плоть. — Я за что-то зацепился, — я обнаруживаю безопасное место, чтобы зацепиться руками, и подтягиваю свой вес до середины. Отталкиваясь одной рукой, я использую другую, чтобы ещё раз поднять моё туловище, и оно приподнимается, покрытое свежей кровью.

— Дерьмо. Насколько все плохо? — спрашиваю я, как только мы слышим, как всякий мусор катиться вниз по склону в нашу сторону. Скорей всего, это сдвинутые с места камни, гравий и грязь, летящие вниз в то время, когда люди прокладывают свой путь к месту нашей аварии.

— Они пока нас не видят, но скоро будут здесь. Ты должен выбираться, — складывается впечатление, что Джеймса накрывает настоящая паника. Я никогда не видел этого человека никаким другим, кроме как невозмутимым перед лицом опасности, но нехватка оружия и моё сомнительное положение — застали его врасплох.

Неуклюжими движениями, я достаю оружие из кобуры и передаю через отверстие Джеймсу.

— На, возьми. Прикрой меня.

Джеймс не колеблется — оружие взведено, заряжено и нацелено на крутой склон через секунду.

Ещё больше камней катится к деревьям через подлесок прямо к нам.

— Люк, — предупреждает Джеймс, его тон как сталь. — Ты должен, на хер, выбраться оттуда или…

— Ты собираешься оставить меня, Купер? Теперь, когда у тебя мой пистолет — это будет самой разумной вещью.

Его глаза быстро вспыхивают в моём направлении, прежде чем он вновь возвращает свой пристальный взгляд в сторону возвышения.

— Не искушай меня, Хантер. Просто выбирайся, бл*дь, оттуда.

Мне не надо повторять дважды.

Я переношу вес на предплечья, так я смогу приподнять тело над острыми металлическими шипами, которые пытаются разорвать мои кишки, и поднимаю себя, пока не чувствую, как мои плечи упираются в верхнюю часть раздавленного окна. Что-то отрывается на спине от моего пиджака, но не задевает кожу, и я поднимаю себя вверх достаточно, чтобы зафиксировать правую ступню об угол отверстия, эффективно используя остальную часть моего тела, чтобы вытащить себя из автомобиля на мятый и раздавленный капот. Понадобилось ещё одно небольшое усилие, и остальная часть меня на свободе, я неизящно падаю на землю рядом с боком автомобиля, издавая глухой звук и пачкая землю своей кровью. Мне не нужно смотреть, чтобы понять, что это лишь поверхностная рана.