Ворошилов был ключом ко всему региону. Там сосредоточивались железные дороги, оттуда можно было отправлять резервы в укрепрайоны на границе. Если бы он был взят, вся система обороны региона разрушилась бы и судьба Владивостока была бы решена — он был бы отрезан от остального мира, с которым его связывали бы только горные дороги. Поэтому Апанасенко сконцентрировал здесь все свои мобильные резервы: две танковых и несколько мотопехотных бригад. У одной из бригад на вооружении были старые легкие пехотные танки Т-26. У другой было чудо военной техники — Т-34; эти танки были каким-то чудом не замечены Генеральным штабом в тот момент, когда все, кроме мусора, уходило на запад. Командование одним из пехотных подразделений Апанасенко поручил одному из лучших офицеров своего штаба, отважному украинцу полковнику Петро Григоренко. А другую, с Т-34, он отдал одному из ветеранов округа, полковнику Сергею Голицыну. Когда Апанасенко производил инспекционную поездку по бригадам в конце августа, его приятно поразили чудесные превращения, происшедшие с бригадами благодаря новым руководителям. Григоренко он знал и уважал. Голицын был специалистом по танкам. Он входил в окружение Тухачевского и чудом избежал гибели. Когда они прогуливались вдоль грязной колеи, оставленной железными гигантами, Голицын остановил генерала и посмотрел ему в глаза. «Товарищ генерал, спасибо, что дали мне шанс», — сказал он. Апанасенко ответил ему таким же прямым и честным взглядом. «Спасибо, что дали мне шанс доказать, что я не предал Родину», — закончил Голицын. Генерал похлопал его по плечу. Он знал, что теперь шанс есть у них обоих.
Даже его оптимизм в то время нужно было чем-то подогревать. В новостях с запада постоянно чувствовался дух катастрофы. Как раз в тот период немцы окружали большую группу советских войск, оборонявших Киев. Он думал, не там ли сейчас сражаются его сибиряки, отосланные им на далекий фронт за одиннадцать часовых поясов.
Апанасенко все еще работал, как Геркулес в Авгиевых конюшнях, когда Ямасита нанес удар.
Сначала появились японские самолеты, вылетевшие на рассвете 7 августа с аэродромов в Маньчжурии и Корее, а также с авианосцев 1-й дивизии, стоявших в Японском море. Около тысячи самолетов нанесли удар по аэродромам красных ВВС от Хабаровска до Владивостока. Апанасенко пытался воспрепятствовать тому, чтобы его самолеты были уничтожены на земле, как это произошло на западе, однако сил у его разведки оставалось все меньше и меньше и в линии обороны было слишком много дыр. Маленькое расстояние от границы было более чем на руку Японии. Японцы подвергли интенсивной бомбардировке советские аэродромы, хотя многим «сталинским соколам» все же удалось подняться на защиту воздушного пространства Родины. К концу дня авиация Апанасенко понесла тяжелые потери. Вторая и третья волны морской авиации нанесли бомбовые удары по судам и докам советского флота во Владивостоке и в Находке. Ямамото не хотел оставлять Тихоокеанскому флоту ни шанса на восстановление сил[23].
В то же утро на восточном фронте три армии под командованием Ямаситы сделали бросок вперед.
К северу от Гродеково генерал-лейтенант Масао Маруяма не терял уверенности даже несмотря на то, что его войска находились в гуще леса. В него вселял бодрость непрестанный стук топоров в руках тысяч китайских чернорабочих, шедших в авангарде его 2-й Сендайской дивизии. Это была хорошая дивизия, все солдаты были прекрасно обучены, многие из них были ветеранами боевых действий в Китае и долго прослужили в Маньчжурии. Они едва успели обосноваться в комфортабельном гарнизоне в своем родном городе Сендай на острове Хонсю, почти в 300 километрах к северу от Токио, когда им был дан приказ возвращаться в Маньчжурию. За Сендайской дивизией по расчищенному пути шли 7-й танковый полк и 3-й отдельный противотанковый батальон. Маруяма был горд тем, что генерал Ямасита поручил его дивизии столь важную миссию. Они не должны были подвести. Боевой дух дивизии был силен.
Если бы не оглушительный треск деревьев, Маруяма услышал бы грохот артиллерии у Гродеково — там две дивизии 3-й армии атаковали оборонительные укрепления. 300-миллиметровые «противоточечные» снаряды замечательно справлялись со своей задачей, однако пехота несла огромные потери, пробиваясь от одной линии окопов к другой. Ямасита знал, что потери будут большими, но он хотел, чтобы внимание Советов было сосредоточено на главных оборонительных пунктах. Он хорошо усвоил уроки «блицкрига» от своих немецких учителей. Эти уроки прекрасно соответствовали его наклонностям. Он был словно создан для такой войны. Дальше к югу 7-я армия под командованием генерала Масахару Хомма также сосредоточила внимание советских войск на оборонительных укреплениях под Полтавкой. В качестве особого резерва у Ямаситы было четыре танковых полка, которые он объединил в два соединения размером с дивизию и с которыми провел месяц интенсивных учений со специальными мотопехотными полками и огневой поддержкой. Это было крупнейшее из механизированных соединений, организованных Японией, и свое обучение оно должно было продолжать на поле боя. Ямасита собирался ввести его в действие, как только будут разбиты укрепрайоны.
Когда начали поступать сообщения с фронта, он был очень обрадован скоростью, с которой уничтожались укрепрайоны. Многие из ДОТов, расположенных на линии обороны, были построены непрочно, в спешке, вызванной Маньчжурским инцидентом 1932 года; многие из них были из земли и дерева, и разрушались легко[24]. Но стойкость самих защитников, людей, сражавшихся в этих укреплениях — вот что по-настоящему поразило Ямаситу. В большинстве случаев советская оборона была прочной, и ее прорыв стоил жизни множеству японских солдат. Артиллерия действовала на удивление хорошо и использовала боеприпасы в таких количествах, которые японцам и не снились. Особенно стойко держались отряды НКВД. Сбывались худшие предсказания Люшкова. Сам он бродил где-то в штабных коридорах. Ямасита некоторое время работал с ним и сразу невзлюбил его — как бы ни был он полезен Его Величеству, генерал испытывал непреодолимую неприязнь к предателям.
К северу от озера Ханка 5-я армия попала в беду. Японским орудиям с Хутоу удалось обстрелять железную дорогу, однако переправа армии через Уссури прошла неудачно. Японцам удалось занять несколько плацдармов, но они были изолированными. Советские самолеты из Хабаровска, который не был занят во время первого наступления, достаточно удачно вели воздушный бой. «Ну что ж, — сказал Ямасита генералу Айабэ, — у плана должно быть много разветвлений: если одна ветвь сломана, можно опереться на другую»[25]. Потери, понесенные при переправе у Имана, в любом случае были не напрасны, так как эта переправа оттянула резервы Красной Армии в одну точку. В его руках была инициатива, бесценное преимущество, благодаря которому он мот причинить Советам еще больше неприятностей.
Он был терпелив, как кобра, которая наносит удар, когда она готова. Тем временем Апанасенко позвонил в Москву.
«Да, Иосиф Виссарионович, врага приходится сдерживать по всей границе. Укрепрайоны на некоторое время задержали японцев, но они уже почти пробились сквозь них. Они перерезали Транссибирскую магистраль в нескольких местах. Их канонерки вошли в Уссури через Сунгари и разрушили несколько железнодорожных мостов в районе Хабаровска... Да, они все потоплены, но штурмовые отряды атакуют мосты и туннели от Хабаровска до Благовещенска. Им это удалось только в нескольких местах, но потери большей частью незначительны и могут быть легко восполнены. Нет, Иосиф Виссарионович, нет... Я понимаю, что подкрепление с Западного фронта перебросить нельзя. Я сконцентрировал все резервы у Ворошилова, чтобы быть готовым к прорыву».
Резервы должны были понадобиться уже скоро. Дивизия у Турьего Рога была в беде. Мальчишки противостояли как минимум двум большим японским дивизиям. Мальчишки, крестьяне, зеки... Апанасенко гордился ими. «Русские», — думал он про себя. Да, именно поэтому они и сражались. Не за Сталина. Если бы они сражались только за Сталина, большинство застрелило бы офицеров и побежало бы навстречу японцам, подобно тому как многие с радостью сдались немцам. Но они воевали за Россию, и не было в России ничего, что стало бы лучше в случае победы японцев. Это была война народа, русского народа. Тут это легче было почувствовать, чем с немцами, которые выглядели так же. Внутренняя ненависть русских к восточным народам могла стать мощным орудием в руках Апанасенко. Эта ненависть была в крови со времен монгольского нашествия. Ничто в русско-японских отношениях не способствовало исчезновению этого чувства. Апанасеико вызвал стрелковую дивизию из Спасска-Дальнего на подмогу ребятам в Турьем Роге.