Раздражение Сайласа разгоралось из пламени все более всепоглощающего чувства. Господи, она ведь уже была замужем — почему же у него такое чувство, будто он первый! Он мог поклясться, что она хочет этого так же, как он, но что-то ее сдерживает.

— Ты предохраняешься? — прямо спросил он.

Рейн поняла не сразу и горько улыбнулась.

— В этом нет необходимости, — прошептала она. — Сайлас, пожалуйста, не разочаруйся во мне, если я… я не смогу ответить.

Так вот в чем дело! Тихо выругавшись, он поднялся и сел на край кровати, подперев голову кулаками.

— Господи, женщина, что же ты делаешь со мной?

Потрясенная, она перекатилась на живот и уткнулась лицом в его подушку, ощущая даже запах его мыла, даже слабый горьковатый запах его тела. Она не хотела прекращать это. Она хотела только предупредить его.

— Давай поговорим. — Хотя ее голос звучал глухо из-за простыни, которую она натянула до самого подбородка, он ее услышал.

— Поговорим! — взорвался он. — Послушайте-ка, леди. Вы чертовски неудачно выбрали для этого время.

Полностью позабыв о том, что она раздета, Рейн перевернулась, умоляюще глядя на него мокрыми от слез глазами.

— Пожалуйста!

Он поднялся и пересек комнату, чтобы открыть новую пачку сигарет и засунуть одну из них в рот. Он высек огонек только после нескольких судорожных попыток. В коротких вспышках она увидела новое, напряженное выражение на его обветренном лице, когда он повернулся в ее сторону. Нисколько не беспокоясь о том, что не одет, он выпустил струю дыма.

— Говори, — приказал он.

Рейн села, натянув на бедра уголок светло-коричневой хлопчатобумажной простыни. Глаза его, не отрываясь, смотрели на нее, и она обнаружила, что руки ее постепенно скрещиваются на груди. Она продолжала молча смотреть на него, стараясь найти хотя бы признак нежного, заботливого мужчины, которого полюбила.

— Ну, давай же. Чего ждешь? Я весь внимание.

Так она не могла. Сдавленно всхлипнув, она вскочила и бросилась к двери, вспомнив о скомканной одежде только перед дверью в кухню. С достоинством, взращенным долгими годами тренировки, она повернулась и собрала свои вещи, не забыв даже натянуть еще влажную комбинацию, пока Сайлас прожигал взглядом ее спину. Если она с кем-нибудь столкнется, прежде чем вернется в комнату, она просто объяснит, что попала в бурю.

Но буря в ней самой не утихала. Где-то на другой стороне дома Сайлас, наверное, ругает ее на чем свет стоит. Она не могла его обвинять. Она неправильно взялась за это с самого начала, если вообще можно взяться за такую вещь, как любовь. После первого же легкого поцелуя нужно было выложить все карты на стол, но откуда же ей было знать? Она могла тогда поспорить, что есть только один шанс против десяти миллионов, что она снова влюбится. И, конечно же, не так скоро. И не в такого человека, как Сайлас Флинт.

Одно было ясно: Сайласа не интересовало ни ее имя, ни ее деньги — ничего из того, что Мортимер может оставить ее ребенку. Фамилия Эшби-Сторнуэй ничего здесь не значила. А что касается ее личных сбережений, то дай Бог, чтобы их хватило на дорогу домой.

Сайлас сломал сигарету и рассеянно потянулся за новой. Заметив, что он делает, поморщился. Он держал пачку в ящике туалетного стола уже несколько месяцев, чтобы проверить силу воли. Она была железной — до сих пор.

— Не может же она быть совершенно неопытной, — бормотал Сайлас, задумчиво потирая щетину. Черт, про щетину-то он и забыл. Он побрился утром, но ему и в голову не пришло, когда он оставил Ларса и поспешил в галерею, что дело повернется именно так. — Да кого, черт возьми, ты пытаешься обмануть, Флинт?

Этот вопрос зазвучал у него на уме уже на третий день после ее появления здесь. Или на второй. А возможно, и на первый. Сначала ему просто было интересно, какова женщина такого типа в постели. Как с ней: сначала оставляешь визитную карточку, потом соблазняешь, а потом угощаешь чаем?

Где-то в середине пути он начал видеть за светской маской настоящую Рейн и нашел ее невероятно привлекательной — смесь стольких противоречивых начал, что он так и не понял до сих пор, какова же она на самом деле. Если бы ей было восемнадцать, он мог бы это понять. Но ей двадцать шесть. Она уже была замужем, и из мимолетных намеков и обрывков фраз он понял, что она вращалась в довольно утонченной среде.

Он будет выжидать. Стоя под колким холодным душем, он мысленно наметил несколько последующих шагов, используя для этого то сочетание логики и интуиции, которое служило ему верой и правдой и выручало во всех напряженных моментах, которых было немало в его двадцатилетней карьере берегового охранника.

— Он опять отправился в Норфолк, — пожаловалась Хильда, подняв голову от кухонной раковины, когда Рейн спустилась к завтраку. — А ведь только-только оттуда вернулся. Если бы он сказал заранее, я бы попросила купить мне кусок хорошей ветчины.

Рейн и не знала, как ей повести себя при встрече с ним. Но чем больше она ждала, тем больше начинала нервничать.

— Как вы думаете, Билли сегодня появится? — спросила она рассеянно.

Экономка поставила на стол корзинку свежеиспеченных булочек с корицей.

— Попробуйте. Летом я их не пеку — так что это последние. Билли появится наверняка. Воображает, будто это она управляет галереей. Вот погодите, пока ребята каждый день будут ездить на пляж, — тогда она другую песенку запоет.

— Может, было бы и лучше, если бы она занялась галереей. Я ведь здесь на договорных началах — мы с Сайласом условились, что, если один из нас чем-то неудовлетворен, мы пересмотрим наше соглашение.

Рейн помешала кофе и потянулась за глазированной булочкой.

— Ну и что вы? — вызывающе спросила Хильда.

— Что я?

— Неудовлетворены?

Кофе был крепким и обжигающим. Рейн задумчиво повертела ложечкой.

— Наверное, я все-таки горожанка. Мне было очень… интересно, но, думаю, Билли больше подходит для этой работы, чем я.

— Пфф!

Позже ей пришло в голову, что она невольно вернулась к прежнему стилю одежды: колготки, которые, в общем-то, в это время года были совершенно не нужны, самые консервативные платья и едва заметный макияж. Волосы были собраны в маленький пучок, даже волоска не выбивалось из ее прически, отметила она, посмотрев на себя в зеркало, перед возвращением в галерею после ленча.

Ларс ждал, прислонившись к входной двери галереи. Он выпрямился и подмигнул ей.

— Вы сегодня такая красивая и городская, мисс Ларейн. Только я решил, что вы уже готовы скинуть туфли и собраться на большую рыбалку, как вы опять наводите на себя весь этот столичный лоск. Куда как достаточно, чтобы смутить бедного застенчивого деревенского паренька.

Рейн скептически улыбнулась, оттаивая от озорного блеска этих шоколадных глаз.

— Ну, если вы пример бедного и застенчивого, то упаси меня Господь встретить гордого и высокомерного.

И, несмотря на грусть, скрытую за, как выразился Ларс, столичным лоском, она не могла не рассмеяться.

— Я только что вывел мой ялик с новыми парусами. Хотел еще проверить оснастку, но Билли пристает ко мне с Рождества — ей не терпится его опробовать. Вы когда-нибудь ходили на ялике?

Членство Мортимера в яхт-клубе было чисто формальным, но Рейн все-таки ходила несколько раз на яхте с более молодыми членами клуба.

— Да, немного. Я, конечно, не специалист.

— Эта непоседа отправится одна, если я за ней не присмотрю, а поскольку Сайласа нет, сам я не могу днем освободиться. Ну, в общем, я ей вроде как пообещал, что вы согласитесь поехать с ней. Коротенькая прогулка, чтобы капельку охладить ее нетерпение.

Ларс смотрел на нее настолько заискивающе, насколько заискивающе может смотреть красивый пышнобородый мужчина.

— Здесь так мелко, тут весь канал перебороздишь, пока найдешь достаточно воды, чтобы обмыть киль, но около пяти будет прилив. Если вы быстро соберетесь после того, как закроете галерею, вас даже подвезут.