Глава 5

Констебль Йен Брэдшоу снова смотрел в потолок. Он последнее время проводил много времени, пялясь в потолок во время длительных бессонных ночей его реабилитационного периода. Бывали и такие часы апатичного ступора, когда депрессия оставляла так мало энергии, что мужчина даже не мог протянуть руку, чтобы переключить пультом канал. Тогда он оставлял бессмысленную дневную болтовню, отупляющие игровые шоу и подслащенные детские программы. Каждый обед в квартире Брэдшоу «мистер Бенн» ходил по своим делам «побега из реального мира» при помощи волшебной швейной коробочки, прежде чем вернется на Фестив-роад пятьдесят два как всегда с сувениром в кармане. Брэдшоу будет лежать на диване и смотреть на него, раздумывая, как смог аналогичным образом сбежать из реальности и умудриться с треском загубить свою жизнь к тридцати годам.

Это была долгая медленная дорога к восстановлению, по которой он шел крошечными детскими шагами, отмечая небольшие победы; способность самому себе приготовить завтрак в виде двух кусочков тоста с парой жареных яиц сверху должна считаться важным рубежом. Когда Брэдшоу наконец вернулся к работе, через месяцы после «инцидента», как привык называть это его психотерапевт, заметил перемену в отношении к нему своих коллег. Это проявлялось не в том, что ему говорили, ведь они в эти дни вообще мало разговаривали. Все было более неуловимо: выражение их глаз или то, как они довольно сильно старались держаться от него на расстоянии, когда он был в комнате, будто его невезение или некомпетентность может перекинуться на них, если подойдут ближе. Он был отработанным материалом. Именно таким они его видели, и он должен был признать, после того, как раздумывал над своей участью в течение многих и многих часов ступоров-в-потолок, когда борьба с бессонницей не приносила результата, что они были, в общем-то, правы и справедливо воспринимали его таковым. Он облажался и потерпел фиаско. Невозможно отрицать холодную и неумолимую логику произошедшего. Йен совершил ошибку, и кое-кто очень щедро заплатил за это. Проигрывая события в уме раз за разом, он гадал, как мог быть настолько глуп. Тот факт, что он получил лучшее образование по сравнению с остальными, только усугублял его мучения. В школе Брэдшоу без усилий достигал успеха. Высокий, симпатичный и умный ― у него не было отбоя от девчонок, он возглавлял футбольную команду и был героем соревнований по плаванию. Он получил высокие отметки и университетскую степень, буквально став лицом жандармерии Дарема, когда в ранние дни появился в рекламной компании для выпускников-призывников под слоганом «Присоединяйся к программе Фаст Трэк».

И посмотрите на него сейчас, все еще томится в звании констебля. Привыкший к быстрым достижениям, Йен Брэдшоу оказался полностью не готовым справиться с ошеломляющим крахом его полицейской карьеры. Ни академические, ни спортивные заслуги не имели значения, если случилось, что ты не годишься для этого. Все всегда говорили ему, что когда он вырастет, сможет стать кем хочет, но только дело дошло до этого, он даже не смог стать тем единственным, кем хотел быть ― офицером полиции, или, по крайней мере, быть компетентным в своем деле.

Теперь он опять смотрел в потолок, лежа на мягком кожаном диване, пока его психотерапевт, Доктор Меллор – порекомендованный и оплаченный жандармерией Дарема в попытке доказать, что они полностью не умыли руки в его случае – пытался снова создать между ними эмоциональную связь.

― Это наша пятая сессия, ― мягкий и слегка гипнотический голос доктора Меллора плыл к Брэдшоу от его кресла в центре душной комнаты, ― и я полагаю, что мы установили достаточно доверительные отношения, чтобы начать исследовать вопрос о чувстве вашего собственного достоинства, верно?

У доктора была привычка заканчивать все свои высказываниями словом «верно» ― раздражающий маленький словесный тик, который заставлял его голос повышаться в конце каждого предложения. Хороший доктор, определенно, не знал, что так делает, но Брэдшоу отвечал на его вопросы буквально, потому что подозревал, что это может раздражать пожилого мужчину.

― Не верно.

― Простите?

― Шестая, ― ответил Брэдшоу. Он не видел доктора, потому что все еще смотрел на деревянные лопасти потолочного вентилятора, но знал, что мужчина будет хмуриться, пытаясь понять, что имел в виду его пациент. ― Это наша шестая сессия.

― Да? ― голос был недоверчивым.

― Да.

Брэдшоу хотел добавить: «Поверь мне, я знаю!».

― Уверен, что вы правы.

Сейчас лицо доктора будет олицетворением добросердечия, но, если Меллор не может понять простой факт, как этот, каков шанс, что он действительно сможет помочь Брэдшоу победить его «демонов», как они договорились называть их?

― Да, прав, ― подтвердил Брэдшоу.

Доктор прочистил горло.

― Не хотите немного чая?

Всегда одно и то же предложение, всегда один и тот же ответ.

― Нет.

― Я выпью немного, если вы не возражаете, ― сказал доктор.

― С чего бы мне возражать?

Он слышал, как доктор прошлепал по ковру, а затем раздался щелчок от включения чайника.

― Итак, когда вы были молодым парнем, как вы воспринимали себя, Йен? Не возражаете поделиться со мной? У вас столько времени, сколько вам необходимо.

― Если хотите.

На самом деле это не заботило Йена. Он просто хотел, чтобы секунды перерастали в минуты, а минуты накапливались как можно быстрее, пока их не становилось шестьдесят, и час не кончался, вслед за чем доктор торжественно провозглашал, как всегда и делал, «увы и ах, но наше время подошло к концу», прежде чем перейти к своей следующей жертве, старый козел обирала.

Брэдшоу раздумывал, прежде чем ответить, так долго, что услышал, как зашипел чайник, а затем и забулькал, после чего слова полились, казалось, на своей воле.

― Когда я был мальчишкой, я привык считать, что мир – это кино о моей жизни, и что я в нем звезда.

― Интересно, ― сказал доктор и начал наливать чай.

― Да, так, ― Брэдшоу мог слышать клацающий звук металлической ложки, задевающей стенки чашки из английского фарфора, пока доктор помешивал чай. ― А теперь, Йен, ― мягко подтолкнул он, ― как вы ощущаете себя сейчас?

Снова повисло долгое молчание, прежде чем молодой человек заговорил.

― Как актер из массовки, ― ответил Брэдшоу, ― без текста.

Меллор обдумывал ответ констебля Брэдшоу некоторое время.

― Стоит ли мне говорить вам, что я думаю? ― спросил, наконец, хороший доктор.

― Разве не в этом весь смысл упражнения? ― возразил Брэдшоу.

― Терапия – двусторонняя улица, Йен, ― напомнил ему доктор Меллор. ― Вы разговариваете со мной, и мы устанавливаем доверительные отношения, со временем. Я чувствую, что будет только справедливо, отплатить вам ответным доверием.

― Так, значит вы собираетесь рассказать мне о вашем детстве? ― спросил Брэдшоу.

― Нет-нет, Йен, ― легкая гримаса раздражения от обычно невозмутимого доктора. ― Это не то, что я собираюсь сделать, и, подозреваю, вы это знаете. Нет, я расскажу вам, что думаю. Что мы имеем тут – классический случай из жизни, когда не удается жить в соответствии с довольного завышенными ожиданиями. Я верю, что вы романтик в душе. Йен с романтичным взглядом на мир, и я только что не имел в виду увлеченность слабым полом, хоть вы сейчас и одиноки, ― непонятно зачем напомнил ему доктор. ― Мы говорили прежде о вашем длительном желании вступить в ряды полиции, что, как я думаю, имеет непосредственное отношение к вашим детским комиксам о героях, которые неким образом спасают мир. Вы ожидаете, что работа в качестве офицера полиции будет тем, во что вы естественным образом вольетесь, и оказались впоследствии неготовым к рабочим разочарованиям.

― Как вы не видите, что в вас нет ничего неправильного, ― внезапно весело провозгласил доктор, ― кроме определенно временного чувства шока и отчаяния, вызванных травмой от… эм... инцидента, о котором мы обстоятельно говорили. А кроме этого, реалии каждодневной жизни просто не совпадают с вашими ожиданиями.

Доктор произнес эти последние слова, будто только что открыл лекарство от рака или, по крайней мере, от отдельного вида опухоли, которой был болен Брэдшоу. В этот раз молчание растянулось так долго, что доктор почувствовал себя обязанным подтолкнуть констебля.

― Верно? – сказал он.

― Я знал это, ― сказал Брэдшоу и сел прямо на диване. ― Я, черт возьми, знал это. Иисус Христос, шесть гребанных часов ушло на то, чтобы вы, наконец, пришли к очевидному выводу! Жизнь не оправдала моих предыдущих надежд и ожиданий. Ну, так не только у меня, но и у девяти десятых населения планеты, не так ли? Я не думаю, что вы хотели заниматься этим, когда были ребенком.

― Успокойтесь, Йен, ― предупредил доктор.

― Успокоиться? Полная чушь! ― Брэдшоу резко сел. ― С меня хватит, ― сполз с дивана и с трудом надел куртку.

― Но, Йен, ― запротестовал потерявший дар речи доктор, ― мы едва провели сорок минут, осталось еще двадцать.

― Сдачу оставьте себе! ― прокричал Брэдшоу, выходя в двери.

Он не прошел и пары ярдов, когда женщина с ресепшена настигла его. Они оба двигались на скорости и почти врезались друг в друга.

― Констебль, ― сказала она, ― вас просят к телефону. Они сказали, это срочно.

Они быстро вместе направились к столу ресепшена, и Брэдшоу взял трубку. Это был Пикок.

― Тащи свою задницу сюда как можно быстрее, Брэдшоу, ― приказал Инспектор. ― Босс хочет, чтобы все собрались в течение получаса.

― Что случилось? ― спросил Йен, и, когда Пикок ответил, ощутил, как место желудка занимает камень.

― Похитили еще одну девушку.