Современному человеку ритуальное содержание ушу чаще всего вообще непонятно. Ну, действительно, зачем выполнять какие-то ритуальные поклоны, уподобляться каким-то животным в «звериных» стилях ушу, когда достаточно сразу «приступить к делу» и свалить соперника ловким ударом. История показывает, что в старину последователи ушу относились к его боевым аспектам не менее реалистично, чем современные боксеры, но их душа жила в другом измерении. Традиционное ушу неотделимо от символического действия, смысл которого бесконечно превосходит внешнюю форму. И здесь удар ладонью в лицо — не только способ свалить соперника, но еще и «белая обезьяна, срывающая персик», и даже «удар исходящий из пустоты и находящий отзвук в сердце».

Построение тренировок в ушу направлено на введение человека в состояние высокого эмоционального и духовного напряжения, когда задействуются слои его сознания и психики. Хотя идеальной формой обучения ушу считалась «передача от сердца к сердцу», предполагающая тонкую духовную близость учителя и ученика, подавляющее большинство последователей ушу обучается в больших группах. В старом Китае именно так происходили тренировки в деревнях, в тайных обществах, религиозных сектах, в армии. До XVIII в., когда окончательно сложилась система узких школ ушу, преобладала подобная форма обучения, а позже она была характерна для многочисленных «дворов» (гуань) боевых искусств, для периодов массовых крестьянских волнений, например, восстания тайпинов в середине XIX в., ихэтуаней на рубеже ХХ в. и выступлений тайного общества «Красных пик» в 20-х годах того же столетия.

Коллективное обучение отличал ряд особенностей. Во-первых, монотонность, бесконечное повторение всей группой даже самых несложных форм, приемов, комплексов. Во-вторых, широкое оперирование ритмом, который обычно задавался через удары в барабан, в гонги или хоровым повторением речитативов, выкриками учителя. В-третьих, наставники уделяли особое внимание тому, чтобы тренирующиеся при отработке комплексов находились друг от друга не далее вытянутой руки, как говорили, «ощущали волоски на коже соседа». В-четвертых, группы занимающихся редко превосходили 50 человек, в основном же тренирующихся было не более 20. Даже участники одного из самых массовых в истории Китая восстания ихэтуаней («боксеры»), поклявшиеся, «постигнув кулачное искусство, без труда усмирить заморских дьяволов», т. е. иностранцев, тренировались довольно компактными группами, хотя различные секты насчитывали до нескольких сотен бойцов. В-пятых, отмечавшееся всеми наблюдателями экстатическое состояние, своеобразный аффект тренирующихся в больших группах. Войдя в общий ритм, они могли непроизвольно издавать выкрики, которые сливались в общее «гудение» или формировались в речитативы, смысл которых в тот момент никто не понимал. Русский врач В. В. Корсаков, которому пришлось стать свидетелем восстания ихэтуаней, описал фантасмагоричную картину их боевых ритуалов: «Затем читали нараспев заученную заклинательную молитву и сжигали после этого на свече жертвенные бумажки. После этого они становились на четвереньки, сложив особым способом руки, и начинали делать туловищем качательные движения в стороны. Со многими скоро начинались судороги, подобно эпилептическим, они падали на землю, бились, вскакивали, размахивали руками, прыгали. Глаза у них наливались кровью, у рта появлялась пена» [82]. Замечание о поведении, подобном эпилептическому припадку, сделано врачом, которому известны характерные симптомы этого состояния.

Перед нами — типичный пример массового аффекта, самопогружения в транс, что, однако, не приводит к стопору, а наоборот, значительно повышает психо-физическую активность. Многие ихэтуани именно в таком состоянии бесстрашно шли на пушки европейцев и порой одерживали пирровы победы. Не будем утверждать, что такие аффекты типичны для всех школ ушу, но погружение занимающихся в трансоподобные состояния можно было встретить во многих школах боевых искусств ХIХ в. Нередко для этого использовались и наркотические психотропные средства, особенно в сектах даосского толка, рассматривавших коноплю и другие растения как компоненты «пилюли бессмертия».

Массовые занятия ушу, превращавшиеся в сектантские радения, втягивали человека в коллективный экстаз, им овладевали неведомые ему силы, сулившие могущество и неуязвимость — увы, обычно иллюзорные. Эти силы находили выход в безумии кровавых восстаний, на которые то и дело поднимались тайные религиозные секты в старом Китае. Грань между ушу как внутренним ритуалом, гармонизирующим отношения человека с мирозаконом, и «боевым ритуалом», который был призван строить отношения с могучими духами космоса, становилась подчас опасно зыбкой и неуловимой.

Китай выработал около десятка систем и способов классификации боевых искусств, но ни одна не отвечает реальному положению вещей.

«Большой словарь китайского ушу», составленный на основе многолетних исследований боевых искусств по всему Китаю, называет свыше 300 основных стилей ушу и около 600 видов оружия. Стили имеют несколько тысяч подразделений.

Эти схемы в большей мере призваны удовлетворить чисто психологические устремления китайского сознания к «упорядочению» мира в рамках традиционных класификационных схем. Некоторые типы классификации представляют собой перенос традиционных культурных схем на ушу, например, противостояние регионов Севера и Юга в Китае породило концепцию о наличии южных и северных стилей. Столь же относительно и разделение школ на «внутренние» и «внешние», поскольку в реальности каждая школа считает себя «внутренней» (а, следовательно, и более «истинной»), относя все остальные школы к категории «внешних», т. е. «чужих» и «неистинных». Таким образом, подобные классификационные схемы отражают в основном психотип сознания.

Китайская традиция вообще одержима стремлением к классифицированию, что во многом отражает традиционную конфуцианскую концепцию «исправления имен» (чжэн мин): каждая вещь и каждый человек должен занять соответствующее им место в общей структуре государства и мироздания. Эта тяга воплотилась, в частности, в немалом числе традиционных энциклопедий, или «книг-классификаторов» (лэйшу). В них по разделам описывались различные явления как природы, так и культуры, начиная от предметов обихода, утвари, одежды, вплоть до разных категорий литературы. Считалось, что классификация предметов и явлений, расставление их по местам — это атрибут Дао. «Дао дэ цзин» говорит: «Дао рождает, а дэ („благая сила“, манифестация Дао. — А. М.) вскармливает, взращивает и воспитывает, классифицирует и укрепляет» (пар. 51). Созидательная и упорядочивающая функция была символом Дао, и поэтому классификации вещей и явлений придавалось весьма важное значение.