Да ещё из всех хирургов в госпиталь смогли прибыть только двое. Старший буркнул что-то про то, что они массово отравились обедом в ставке. Впрочем, такие отравления, называемые в народе «птица перепил», случались регулярно. Особенно когда прибывал новый обоз со свежей партией вин. И то, что вместо пяти положенных санитарок в наличии имелись только две, дела не облегчало. Раненых привезли явно больше, чем им было под силу принять.
- Куда ты волочёшь? Это труп уже! - рявкнул метр Тахеш, раздражённый куда больше обычного.
- Так хрипит же ещё, - промямлил растерянный солдат, пытающийся пристроить носилки на стол.
- Арха! Бегом наружу и без сортировки мне на стол не подавать!
Ведунья кивнула, тяжело сглотнув слюну, вдруг ставшую вязкой. Этого момента она ждала. С ужасом. Знала, что рано или поздно он наступит - и боялась дико. Одно дело не суметь спасти. И совсем другое решать, кому жить, а кому умирать. Это точно не её. Но не Ируш же посылать - у бесы просто знаний не хватит.
Лекарка отёрла мигом взмокшие ладони и скользнула под полог операционной палатки.
Снаружи царил бедлам. Две телеги - обычные, обозные, а не госпитальные фургоны, стояли перед лазаретом. Удерживать нервничающих, испуганных суетой и страшными запахами тяжеловозов солдатам удавалось с трудом. А смрад в воздухе стоял знатный: коктейль из крови, содержимого кишечника и мочевого пузыря - аромат военного госпиталя. Только гнилой вони ещё не имелось.
Раненных на телеги грузили как попало, вповалку. И теперь тем же макаром ёрзающие из бесящихся лошадей подводы разгружали. Те раненные, кто смогли добрести сами, потихоньку подтягивались, устало садясь, а то и падая на нежно зеленеющую травку. Стоны, крики - настоящая Бездна.
Арха снова сглотнула, заметив, как с днища телеги на землю тягуче капает кровь. В ушах у лекарки тонко, по-комариному, звенело.
- Стрисс, скоро ли меня-то посмотрят? - окликнул её бес, сидящий у самого полога.
Солдат поднял руку, демонстрируя кисть, обмотанную насквозь мокрой тряпкой. Чересчур маленькую и слишком плоскую кисть. Кажется, именно это и называлось «поражение ударно-дробящим оружием». Очень «ударно» и сильно «дробящим».
Взгляд лекарки скользнул по лицу беса, машинально отметил бледную кожу, испарину, синюшные губы и «плавающие» зрачки. «Вторичная фаза болевого шока характеризуется учащённым сердцебиением...» - заунывно затянул под черепом голос профессора Кшерра.
Взгляд ведуньи метнулся к телегам, потом снова к солдату с покалеченной рукой, к телегам - к солдату, к телегам - к солдату.
В ушах пищало всё громче.
- Ар, иди туда, - невесть откуда взявшаяся Ю тряхнула девушку за плечи так, что зубы клацнули. - Слышишь? Лекарство я и без тебя дать смогу.
Арха кивнула, впустую шевельнув пересохшими губами. И, подобрав подол, метнулась к подводам. «В столицу, в столицу, в столицу!» - колотилась в виски.
Арха за собой как будто со стороны наблюдала. И удивлялась, как спокойно и практично эта девица взялась за сортировку раненых. Быстрый осмотр и - направо, налево, к грахе, в палатку. Даже суета успокоилась, преобразившись в осознанную деятельность. И раненные перестали надсадно орать, лишь некоторые постанывали тихонечко, будто стесняясь. И лошади спокойно встали, только нервно дёргая шкурами.
Лишь раз она и пришла в себя, когда раненный, которого она велела отнести влево - к умирающим - вдруг схватил её за руку. Он что-то говорил, но лекарка его не слышала. Просто слух отключился. Арха ещё раз глянула на развороченный живот, в котором пропитанные кровью лоскуты и комки ткани перемешались с обрывками кольчуги и чем-то слишком живым. Ласково улыбнулась и расцепила пальцы солдата у себя на запястье. Только тогда и заметив, что раненый шавером был.
Наверное, это недолго продолжалось. Не так много времени и нужно, чтобы рассортировать тридцать - сорок раненных. Телеги отогнали в сторону, а ведунья, развернувшись на пятках, помчалась к операционной палатке. И споткнулась. Взгляд наткнулся на того самого шавера, лежащего в стороне. Он молчал, даже не стонал. Просто смотрел в небо. Лишь потому, что веки его медленно опускались, а потом снова поднимались, и можно понять - он всё ещё жив.
Нет, Архе не стало его жалко - все эмоции вообще куда-то подевались. Просто он ей напомнил кого-то. Не Ирраша - они с раненым походили друг на друга как любые два «кота». Кого-то другого...
«Нет, не помню... - всплыло откуда-то. И её собственный ответ, ехидный и колкий. - Не поверите, я тоже».
Ведунья медленно, с трудом переставляя вдруг ставшие деревянными ноги, подошла к лейтенанту - теперь-то она заметила нашивки. Но даже на колени не встала, смотрела сверху вниз. Шавер с явным трудом сфокусировал на ней взгляд.
- Узнала? - губы у него скривились, наверное, улыбнуться попытался. - Я знал, что так и встретимся. Когда услышал, что тебя сжечь собирались, а потом про отмену приговора, тогда и понял: встретимся. Я подыхать буду, а ты смотреть. Мне ещё твоя бабка высшую справедливость обещала.
Говорил он спокойно и ровно, даже дыхание было чистым, словно это и не у него вместо живота дырка до позвоночника. И это могло означать только одно - дышать ему осталось недолго.
Сказать, что дальше Арха действовала обдуманно - сильно преувеличить. Под черепом только бахнуло один раз: «Еретические высказывания и действия, принесение жертв лже-Богине, ведовство, чаровство...». Но она отмахнулась от гундосящего голоса, как от назойливой мухи. А больше никаких связных мыслей и не было.
Просто ведунья опустилась-таки на землю, доставая из-за пазухи кристалл, которые не разгорелся, а сразу и очень ярко вспыхнул зелёным, превратившись в шар чистого света. Она даже и не молилась, а будто руку протянула в сияние. Мысленно протянула - обе её ладони лежали по бокам от раны. Но пальцы лекарки сжали дружелюбно и ободряюще. А потом осталось только тепло и запах яблок.
Очнулась Арха от того, что кто-то отвесил ей чувствительного пинка. И только пару секунд спустя до неё дошло, что никто её не пинал. Это она сама на задницу села. А земля твёрдая.
Девушка огляделась, соображая, что по-прежнему находится на площадке перед лазаретом. Только тихо вокруг. Все, кто тут был - солдаты, раненые, возчики - молчали и пялились на неё. И старший хирург, стоявший, придерживая рукой полог операционной палатки, тоже молчал.
Но именно он первым голос и подал.
- Насколько вас ещё хватит с этим вашим сиянием? - строго поинтересовался метр Тахеш.
Ведунья неуверенно пожала плечами, не слишком хорошо поняв сути вопроса.
- Значит, будете работать, сколько потребуется, - отрезал медик. - Прошу к столу.
Арха неловко поднялась, сжимая в ладони слегка пульсирующий кристалл, послушно направившись к палатке. И только на пороге догадалась обернуться. Её отец спал - лекарка видела, как спокойно и ровно поднимается его грудь.
Тогда-то до неё и дошло, что она первый раз исцелила! Не помогла, не подпитала Жизнь, не посмотрела, что там внутри творится, а исцелила!
Правда, ведунья не была уверена, что сможет повторить этот трюк.
***
Впервые за всё время жизни в Дубках, Арха обрадовалась, увидев свой дом тёмным. Раньше неосвещённые окна становились прямым приказом к унынию и началу сожаления о собственной загубленной молодости в духе: «Никто меня не любит, никому я не нужна!». Сегодня же вечером она очень хотела быть никому не нужной. Разговоры на извечные и, несомненно, актуальные темы «Опять?», «Сколько можно?!» и «Ты дура!» в данный момент вполне могли заменить колесование. Или четвертование. В общем, лишними они казались.
Но, уже привычно придерживая калитку, ведунья осознала: не пронесло. Во-первых, Ир на неё так и не прыгнул. А отвлечь щенка от любимой развлекухи способен только ещё более любимый рогатый, видимо, засевший в доме. А, во-вторых, лекарка хаш-эда чувствовала - тут он, рядом совсем. Завис всего в нескольких шагах провалом в Бездну, в сердце которой бушует тёмное пламя.