- Ты не можешь нас простить, потому что...

- Да тьма! Давай без этих бредней из романов, ладно? «Ты не можешь нас простить!» - звучит изящно, пафосно, совсем по-лордски и не имеет никакого отношения к реальности! - Арха и сама не заметила, когда успела сжать ладони так, что ногти впились в мякоть. - И не надо мне тут воду лить, будто он сам все решил. Вы его в жертву отдали! Ближайшие сподвижники, блин. Друзья-товарищи не разлей вода! «Мы за тобой на край света!» - передразнила кого-то ведунья блеющим голоском. - Козлы!

Странно, но Адин опять кивнул.

- За Шая я говорить ничего не буду, - спокойно ответил ивтор. - У него, вероятно, свои резоны имелись. Хотя, скорее всего, он просто растерялся. Что же касается меня... Арха, а на что ты готова была пойти, пропади не Ирраш, а Дан?

- Не сравнивай! - огрызнулась ведунья. - Одно дело ты и другое дело я.

- И в чём разница? В том, что ты женщина, любящая мужчину, а я?..

Синеглазик по-прежнему глубокомысленно таращился на стену, а Арха - гораздо менее глубокомысленно - на Адина. Лекарка буквально слышала, с каким скрипом в её голове ворочаются мысли. И - да, рот у неё открылся сам собой, челюсть отвисла. Хорошо, что под покрывалом этого видно не было.

- К вопросу о том, зачем я на тебя это все вывалил. Непонимание любые отношения разрушает эффективнее всего. А я тебя люблю и Шай тоже. Кроме того, твоя неприязнь может вбить хороший такой клин между нами и Даном. Зная же, почему я так поступил, ты можешь сознательно решать, как к этому относится.

Ведунья откашлялась, хотела ответить, но только рот закрыла. Сказать ей было абсолютно нечего.

- И чтобы до конца все понятно стало. О моих... В общем, о том что я... - ивтор длинно, с трудом сглотнул - кадык прокатился по горлу в распахнутом вороте местного кафтана, - Короче, Ирраш об этом, скорее всего, догадывается. Думаю, что догадывается. Шай знает, а Тхия глубоко плевать. Дан... Ну, надеюсь, что даже и не догадывается.

- Почему? - неожиданно хрипло спросила Арха, которая вроде бы только что откашлялась. - В смысле, почему надеешься?

Красавец усмехнулся.

- Ар, он и так много лет упорно делал вид, что моих странностей не замечает. Уже за это ему стоит памятник поставить. Все-таки мы гвардейцы... В смысле, были ими. В общем, такие круги это не приветствуют - не придворные. А тут ещё...

У лекарки снова в носу защипало. Адина ей стало жалко до слёз. И хотя обида на демонов никуда не делась, но стала меньше, не такой значительной. Покрывальце: «Я его понимаю!» - укрыла её вполне надёжно. А злость и вовсе стёрла. Послала ли сама Арха кого-нибудь из Великолепной Пятёрки на алтарь ради Дана? Запросто. Сама кинжал в руки, может, и не взяла. Но пожертвовала бы точно. Другое дело, чего бы ей это стоило.

- Так, ладно, - решительно хлюпнула носом ведунья, - забыли. Все забыли. То, что ты мне сказал тоже.

Это было совсем неожиданно, но Адин опять кивнул.

- Только ещё одно. Дану ритуал тоже нужен.

- Точно, мне уже объяснили. Наказание за потерянную погремушку и все такое. Спасибо, но без таких объяснений я точно обойдусь. Оставьте их себе.

- Ничего про погремушки не слышал, - признался синеглазик, - Только вот жить дальше, понимая, что ты ничего не сделал, практически невозможно. Жертвовать собой легко. И иногда мы должны позволять близким такой эгоизм.

- Ну, знаешь! - поперхнулась ведунья. - Твои парадоксы для меня как-то совсем парадоксальны. Ты уж прости.

- Да? - Адин, наконец, оторвался от созерцания стены и посмотрел на лекарку. - А зачем ты своим посмертием ради Дана пожертвовала? Зачем себя с ним связала?

«Просто если бы ты этого не сделала, то жить и вовсе незачем, да? Только откуда же тебе знать, что там дальше-то было?» - всплыл в памяти голос, сплетённый из тысячи других: молодых и старых, звонких и хриплых, шепчущих и почти кричащих.

- Ты не считаешь это эгоизмом? - продолжал препарировать Адин. - Как тебе живётся с твоей жертвой? Зная тебя, думаю, что никак. Ты о ней не вспоминаешь и вообще не думаешь. А вот Дан вряд ли когда-нибудь забудет. Поверь, он об этом помнит постоянно. И что-то мне подсказывает, от радости не прыгает. Благодарен, конечно, за то, что ты его спасла. Но ценой недоволен. И теперь подумай как Ирраш, опеку над Даном считающий смыслом своей жизни, отнесётся к его поступку. Нет, Арха, жертвенность - это всегда эгоизм. Либо эгоизм бессмысленный, как в нашем случае. Либо осмысленный, когда жертвующий поступком гордиться и своей самоотверженностью в глаза всем тычет. И если мы любим кого-то, то должны такое позволять. Потому что ему так легче.

- Так все наизнанку вывернуть - уметь надо, - растерянно пробормотала Арха. - Тебе прямая дорога в политики.

- Ну, так я и собираюсь им стать, - улыбнулся красавчик. - Но я ничего не выворачиваю. Понимаю, что жертвенность - это главный постулат твоей Матери. Только вот, по моему глубокому убеждению, все они эгоисты - и Тьма, и Свет, и Жизнь.

- Да идите вы с вашей философией! - огрызнулась несколько ошарашенная ведунья.

Она так и не определилась, как относится к сказанному Адином. Но по опыту своему лекарка знала: не можешь чего-то понять - просто не думай об этом. Тем более что без высоколобых и заумных рассуждений о природе вещей ей и так жилось совсем неплохо.

***

Ведунья с размаху плюхнулась на кровать. Получилось это действительно сильно, аж балдахин закачался. Вообще-то, Арха сейчас была совсем не против чего-нибудь сломать, разбить, а ещё лучше расквасить кому-нибудь нос. Только вот подходящих кандидатур под рукой, как назло, не оказалось. С Адином они помирились совершенно, Шай предусмотрительно скрывался, а Дана бить  нехорошо как-то, раненый всё-таки.

Хотя на рогатого лекарка как раз злилась сильнее всего. Любящей сиделкой лорд девушке стать не позволил. Нет, её ухаживания он стоически терпел, но с такой миной, что даже слепому стало бы понятно - надолго его терпения не хватит. Да и слишком часто он призывал Арху куда-нибудь пойти и чем-нибудь полезным заняться. В общем, просто отвратительный больной. Даже крыльями над собой похлопать не даёт.

А чем тут ещё заниматься? Аррушу к ней не пускали. Жрец вообще настаивал на том, что чужаки, участвующие в этом треклятом ритуале, должны провести в полной изоляции пять дней: «Дабы осмыслить своё общение с Тьмой!». Слава всем, что служителя вместе с его завываниями Дан послал искать полезные занятия куда активнее, чем ведунью.

А лекарке и без осмыслений тошно приходилось. Злость смешивалась с отчаянием, беспокойство за оставленный «ненадолго» лазарет и Ю подкапывало ядом, а ягодкой в этом дивном коктейле служила свежая, неизбитая, но оттого не менее актуальная мысль: «Что делать?».

При полном отсутствии альтернативы оставалось только с ума сходить.

И вот когда Арха решала, что же будет плодотворнее: ещё поплакать, повыть-таки или спать завалиться - дверь в её спальню без всякого предварительного стука приоткрылась, в образовавшуюся щель протиснулась явно женская фигура. И - опять же, без всяких предварительных уведомлений - грохнулась на колени, да ещё и лбом в пол ткнулась.

- А? - не поняла происходящего лекарка.

- Дозволит ли моя госпожа недостойной говорить? - прошелестело из-под тёмного покрывала.

- Э-э... - озадачилась Арха, не слишком поняв, кто, кого и чего недостоин. - Н-да... В смысле, да, конечно, говорите. И, может, сидя удобнее будет?

Женщина выпрямилась. Причём проделала она это с таким изяществом и грацией, что у ведуньи зубы свело. Может быть, Дан был абсолютно прав, говоря, будто у шаверок особая пластика. Но вот достоинства самой лекарки он явно преувеличивал. Для того чтобы с пола подняться, ей, по крайней мере, пришлось бы рукой опереться, а то и на четвереньки встать. Негаданная же посетительница все умудрилась проделать единым и очень плавным движением.

- Госпожа мне позволит сесть? - поинтересовалась женщина.

При этом ни её тон, ни приподнятый подбородок, ни прямая, как палка, спина никак не соответствовали падениям на колени и тыканьем в пол.