– Иди ты к черту!!! Не будь мы старыми друзьями, я… Ладно, – сказал Блад, стиснув зубы. – Займемся делом. Есть новости. Возможно, нам придется сняться с якоря уже завтра. Значит, сегодня ночью все – трезвые или пьяные – должны быть на борту, и больше никто в город не пойдет. Пусть боцман немедленно оповестит людей. Будьте готовы и ждите. Я бы уже сейчас никого не отпускал, да команда взбунтуется, если оставить ее без берега в последний вечер. Далее. Продовольствие…

– Все готово, – торопливо сказал Джереми.

– Я хочу посмотреть, как закреплен груз, – буркнул Блад. – Показывай.

«Питер прав, – думал Джереми, спускаясь в трюм. – В каждой женщине сидит дьявол, и только он один знает, почему я согласился подыграть девчонке. Я бы ее удавил своими руками, только вот беда: во-первых, я люблю эту маленькую поганку, как родную дочь, а во-вторых, Питер никогда бы мне этого не позволил…» В течение следующего часа дотошный капитан, по выражению Тома, «всех озадачил». Джереми, молча сносивший все придирки и не возразивший даже тогда, когда его обвинили в тайном желании утопить бриг еще по пути на Канары, погнал людей перераспределять груз в одном из отсеков. На баке боцман, оскорбленный «до самых селезенок» замечанием Блада о состоянии палубы, в свою очередь, на все корки распекал матросов, прибирающих корабль – во второй раз за утро. Огл, покачивая головой и что-то ворча под нос, заставил своих парней заново крепить растяжки пушек. Кок выплеснул за борт свежесваренную похлебку – «если ты еще в порту будешь кормить ребят подобной дрянью, я скормлю им паштет из тебя самого». В результате всей этой деятельности Блад слегка остыл и даже повеселел.

– Ну что, Джереми, «завтра снова мы выйдем в огромное море», а? Представляешь: зимний Бискай! Давненько нас как следует не швыряло! Было бы забавно потонуть там после всего.

Джерри суеверно сплюнул через плечо и перекрестился. Он не одобрял подобных разговоров перед отплытием.

– Ты бы лучше попросил высоких лордов повозиться с тобой до весны, – ответил он наконец. – Ну попроси их, Питер, чего тебе стоит?

– Обязательно. А теперь давай мне сюда этого твоего юнгу.

Группа канониров во главе со старым Оглом, пользуясь своим несколько привилегированным положением, вольготно расположилась на шканцах. Весть о том, что Диего – беглый сын капитана, облетела уже всю команду. Сейчас вовсю заключались пари – чем кончится беседа папеньки с блудным сынком. Дик Френсис принимал ставки. Ставили два к одному – за то, что капитан юнгу выдерет. Считавших, что в капитанской каюте происходит трогательное примирение, было мало. Все поглядывали на Огла, однако тот от участия в пари уклонился, сообщив, что знает капитана слишком давно и уже потерял надежду научиться предсказывать его поступки. Как ни странно, это только подогрело азарт.

Первым из каюты вылетел Диего – бледный и кусающий губы.

– Вздул? – сочувственно, но и с некоторой надеждой спросил Том.

– Хуже. Скормил речным акулам, – отвечал Диего.

– Я же говорил – зверь капитан, – удовлетворенно заметил Том. – Эй, а как это? Такого в нашем пари не значится!

– Проиграл, Томми, – ласково сказал Огл, пуская колечки. – Тихо, салаги, капитан идет, – и на всякий случай трубка Огла скрылась за спиной.

Лицо капитана было мрачнее тучи, однако опытный Огл сразу понял, что Питер чем-то доволен.

– Боцман! – окликнул тот. – Как здесь уже, видимо, знают, вон то – это мой сын.

«Вон то» стояло, сжимая и разжимая кулаки.

– Поскольку нам нужен юнга, а не папенькин сынок, он будет исполнять обязанности юнги, – продолжал Блад. – Если тебе покажется, что с него следует содрать три шкуры, можешь смело спускать четыре. Однако есть он будет в офицерской кают-компании.

– Я могу есть с командой, – упрямо сказал Диего.

– На берегу ты можешь выбирать себе общество по своему усмотрению, – тихо, но выразительно сказал Блад. – Здесь же ты будешь удовлетворяться обществом моим и моих помощников. Ясно?

– Да… сэр.

– И чтоб впредь мне не приходилось повторять что-либо дважды.

– Да, сэр.

– Боцман! Еще: что за бардак у тебя на шканцах? Гони оттуда этих оглоедов!

Блад отошел.

– Да-а… – протянул Том, вставая. – С моим папашей было проще: получил свою порку – и гуляй себе, вольный, как птица…

– А как же наши ставки? – подал голос кто-то из сторонников трогательного примирения.

– Сгорели, – сказал Огл, заново раскуривая трубку. – Ушли в общий котел. Ну что, джентльмены, айда в «Дракона»? Вышвырнем всех к чертям и тихонечко посидим напоследок.

Антуан де Каюзак последний раз взглянул на листочек с криво начерченым планом и завернул за угол. «Белый Дракон» должен был быть через два дома. Каюзак осмотрелся. Вывеска «Дракона» и вправду была уже видна, и выглядела она именно так, как должна была выглядеть вывеска припортового кабачка у дальней корабельной стоянки Вулидж-Рич. Осторожно ступая по непролазной грязи, он потянул дверь. В лицо ему ударил спертый теплый воздух и шум. Похоже, ему повезло – веселье было в разгаре, и наверняка в нем участвовало несколько человек с таинственного «Дельфина». Через пару минут он понял, что здесь, собственно, только они и есть.

Команда брига гуляла, возможно, последний вечер – и потому гуляла. Стены «Белого Дракона» дрожали от рева, который именовался песней. Табачный дым густой струей выплывал в разбитое окно. За ближним столом шестеро сизоносых резались в кости, в углу кто-то мучил гитару. Стаканы со скверным красным вином и с ромом мутно поблескивали в свете двух масляных фонарей. Где-то визжали девки.

Песню Каюзак опознал мгновенно. Да и трудно было не узнать: «Балладу о капитане Кидде» пели в кабаках всегда, и, начав работать по нынешней своей специальности, он даже счел полезным для дела выучить ее слова. Здешние певцы явно были на подъеме.

– Я запомнил еще из Куиды купца, когда бороздил моря, Я запомнил еще из Куиды купца, Десять сотен я вытряс из молодца, Десять сотен в тот раз поделили на всех, когда я бороздил моря…[36] – гремело по таверне. Каюзак досадливо поморщился. Насколько он помнил, дальше в песне живописалось, как лихо капитан Кидд потрошил французские корабли. Не то, чтобы это особенно задевало Каюзака, но все-таки… Впрочем, он пришел сюда не песенки слушать. Пора было заняться делом.

В дальнем конце стола Каюзак опытным взглядом отметил тощего мрачного юнца, явно испанца. Юнец держался особняком и, похоже, стремился утопить свои горести общеизвестным способом. Пустая бутылка уже валялась рядом с ним, и он как раз открывал вторую. Изо всей компании он был наиболее перспективным. Каюзак подсел к юнцу, тот слегка пододвинулся.

– Выпей, амиго! – предложил юнец. – Выпей за женщин, которые не обманывают – если такие есть.

Каюзак расстроился. Неприятности юнца были амурного свойства. Однако начав рыхлить почву, надо продолжать – глядишь, что и вызреет.

– Она предала меня! – сообщил Диего, наливая новый стакан.

– Это случается со всеми, – заметил Каюзак. – Вот помню, одна шлюшка в Кале…

– Как смеешь ты!.. Впрочем, ты просто не понимаешь. Господи! Она же моя сестра, я же верил ей! Она должна была мне сказать, кто капитан этого корыта!

– И кто же? – заинтересованно спросил Каюзак.

– Этого я не могу Вам сказать, сеньор, – важно изрек Диего.

– Все женщины – предательницы, – напомнил Каюзак (он хорошо умел водить разговор по кругу).

– Вот и я говорю! Родная сестра! Она же знала, что именно ему-то я и не желаю подчиняться!

– Кому же?

– Ну, отцу, разумеется!

Да, Каюзак не ошибся. Налицо была семейная драма. Но что же это получается: отец этого испанского мальчишки – капитан брига? Испанец! с английской командой!! на зимовке в Лондоне?!! Дело становилось все более любопытным. Пожалуй, это уже не какая-то там рядовая контрабанда. Но что же, что?