— А тебе что?

Незнакомец, однако, не принимает вызова. Он говорит спокойно:

— У нас белочек не бьют. Это не надо! — Он говорит, чуточку растягивая некоторые слова, не всегда правильно ставя ударения и очень мягко произнося шипящие. — И птиц тоже не надо бить — они полезные. И по траве не надо бегать. Есть дорожки. Ты пробежал, я пробежал, другой пробежал, и вот — нет травы, есть еще одна дорожка, правда?

Нет, на него нельзя сердиться. Он хороший, это ясно с первого взгляда. Игорь тоже хороший. Это только так случилось, нечаянно. Ведь это первая живая белочка, увиденная Игорем. Ну и вот… и ссориться и задираться не к чему.

— Ты что здесь делаешь, — спрашивает Игорь, — тоже отдыхаешь?

— Нет. Я здешний! — отвечает мальчуган. — Я — Андрис. Мой отец здесь садовник. Я помогаю ему! — И Андрис кивает на свои инструменты.

Считая свою обязанность выполненной, Андрис отворачивается от Игоря и идет к деревьям по ту сторону дорожки. Тут жасмин вытянулся вверх отчаянно тонкими плетями, пробиваясь через сплошной шатер черемухи и клена. Многие побеги его засохли. Андрис вытаскивает из кармана ножницы, ловко срезает засохшие побеги.

Игорь не выдерживает и протягивает руку.

— Дай я попробую! — говорит он.

— Пожалуйста! — отвечает Андрис и добавляет: — Срезай только сухие. Если есть зеленый лист, срезай выше. Вот так! — и показывает.

Знаете, это очень приятно, когда ты занят делом. Игорь невольно вспоминает поникшую листву тополей, высаженных им в новом дворе, хорошо, если добрый Сема-кореец пожалеет их и станет поливать! А если нет, тогда как стыдно будет Игорю осенью среди других зеленых, привившихся тополей увидеть вот такие же засохшие палочки. И Игорь с остервенением отстригает отмершие стебли, точно эта операция может помочь его тополям там, на Дальнем Востоке…

— А у тебя хорошо получается, — говорит неожиданно Андрис. — У тебя глаз хороший. Тут такая путаница…

За это время Андрис сгреб все отрезанные сучья в одну кучку.

Солнце озарило всю лужайку, заметно пригревает. Андрис вытирает рукой лицо и говорит:

— Жаркий день сегодня будет. Пойдем искупаемся!

— Куда? — спрашивает Игорь.

— На море! Тут близко, за дюной. Пошли.

Игорь взглядывает на окно комнаты Вихровых. Там тихо, никто не шевелится… Вообще-то ему, конечно, попадет за эту прогулку без опроса. Но была не была!

— Пошли! — говорит он Андрису.

Они переваливают за дюну, поросшую соснами, между которыми ютятся ивняки, рябина и время от времени — березка.

И тотчас же перед ними открывается море.

Игорь даже останавливается на гребне дюны, пораженный тем, что увидел.

Прямо перед ним — пляж, широкая полоса желтого песка, уходящая направо и налево и пропадающая вдали.

Слева по берегу тянутся сосны, сосны. Береговая полоса изогнута, как край ковша. И сосны становятся чем дальше от Игоря, тем ниже и ниже, и вот уже видны они узенькой, уже не зеленой, а синеватой полоской. И вот уже водная гладь отрывает эту синюю полоску и словно поднимает ее вверх, как будто не берег становится тут невидимым из-за расстояния, а эта полоска растворяется в небе, впадая в него. Направо — сосны, сосны… Они так же голубеют, уходя вдаль, но там, где виднеется правый край ковша, вдруг оказывается что-то яркое, поблескивающее в лучах солнца, и Игорь уже догадывается, что это высокий песчаный берег. А на бархатный песок приплеска накатывают и накатывают волны, одна за другой, одна за другой. Они набегают на берег из морского простора, рождаясь где-то там, за пределами видимости, в открытом море. Белые гребешки волн видны всюду, малые и большие. Они устремляются сердито к берегу, свершая свой извечный путь, набирая все большую силу, но в каком-то роковом месте вдруг переламываются, вскидывают, точно знамя, пенистый гребень и вслед затем разбиваются на тысячи брызг и, утратив свою силу, окатывают берег и стекают обратно смирной водой, увлекающей за собой те же песчинки, которые они принесли только сейчас. Горизонт сливается с морем или море сливается с горизонтом: там, вдали, нельзя различить сейчас их границы, и на секунду Игорю кажется, что над ним не небо, а взметнувшаяся волна, готовая обрушиться где-то там, за его спиною, на землю…

Море…

Теперь видит Игорь, что неумолчный шум, который баюкал его ночью, делают эти волны. Каждая из них, может быть, и невелика, но их много — и вот повисает над землей этот гул, в который каждая капелька морской воды, что падает сейчас на берег, внесла свою долю…

А Андрис уже в море. У него нет времени на то, чтобы рассматривать свое родное море, ведь он вырос тут, и картина, так захватившая Игоря, знакома ему с тех пор, как отец — это было давным-давно, кажется, миллионы лет назад — привел его сюда и, несмотря на то что маленький Андрис отчаянно ревел и сучил ногами, окунул в эти волны…

Андрис уже в воде. Он кричит что-то Игорю и машет ему рукой: иди сюда, что ты застыл там, как истукан? Он перепрыгивает через подкатывающиеся волны и вдруг… Игорь в страхе задерживает дыхание — Андрис исчез из виду, его накрыла с головой волна! Пена закипает на этом месте и кидается на берег, а среди этой пены показывается черная точка. Это Андрис, пропустив над собой волну, выскакивает из воды и опять машет руками и кричит-кричит. Он разговаривает с волнами, стараясь перекричать их:

— А ну, давай еще! Давай! Давай! Ах-х! Ух! Как здорово! А вот и перепрыгну! Раз!

И Игорь, сам не зная как, — он летел бегом с самого верха дюны и даже не почувствовал, когда именно влетел в воду, — уже рядом с Андрисом. А ну, кто выше подпрыгнет?

Вместе с ребятами скачет и берег, и песок, и сосны, и какой-то флагшток, возвышающийся над соснами.

— Здравствуй, море! Вот ты какое! Ты мне очень нравишься, море! И ты, волна, мне тоже нравишься! Зачем ты пенишься и кипишь, почему ты хочешь сбить меня с ног? Тебе не удастся сделать этого! Почему? Очень просто, — если ты не очень высока, я перепрыгну через тебя, вот так — раз и готово! А если ты — ого, какая! — я просто нырну под тебя, как Андрис…

Несется яростная вода, сбивает с ног, тащит с собой тучи песка, которые секут тело, вырывает песок из-под ног, и он, струясь, уходит куда-то, не в силах противостоять волне. Ой, сколько ее, этой воды! Вот уже не хватает дыхания и так хочется разинуть пошире рот и вздохнуть. И вот ослабевают удары воды, зеленая, ревущая, она оказывается впереди тебя, и ты подскакиваешь что есть силы, и дышишь во весь рот, и орешь во весь рот, и машешь руками сколько хочешь, и пляшешь, как индеец вокруг костра.

Море!

Но следующая волна коварнее этой. Пока Игорь скачет, радуясь своей ловкости и силе и тому, как крепки его ноги и как гибки его руки, — она медленно вспухает где-то там, за мелью, подкатывает неслышно, словно стараясь не обнаружить себя. И в тот момент, когда Игорь, упоенный победой, поет что-то, волна встает перед ним, исполненная грозной силы, вскидывается вверх, бешено клокоча, и сбивает Игоря с ног и, как щепку, швыряет его о самое дно, неожиданно разверзшееся под его ногами. Мутная вода наполняет его рот. Он глотает эту воду. Захлебывается, глохнет и слепнет — вода в носу, вода в ушах, вода в глазах. Ну-ну, это уже нечестно! Мы же не уговаривались с подножкой… Ой, как плохо!

Андрис хватает Игоря под мышки и ставит на ноги. Пока Игорь чихает и кашляет, выплевывая воду, которой он наглотался вдосталь, Андрис стоит перед ним и заслоняет собой от новых и новых волн, которые уже не кажутся Игорю безобидными. Перекрикивая рев прибоя, Андрис кричит Игорю в самое ухо:

— Море!

И предостерегающе поднимает палец, на одно плечо принимая удар очередной волны. Вслед за этим он толкает Игоря к берегу:

— Пошли! Тебя, наверно, уже ищут! Пошли!

Да. Конечно же, Игоря давно ищут. Ох-хо-хо!

Легкий ветерок обдувает тело. Он теплый, этот ветер. И Игорь сразу же обсыхает. Исчезает легкая дрожь, охватившая его, когда он вышел из прибоя, остается ощущение какой-то невесомости всего тела, — кажется, стоит только посильнее взмахнуть руками, и ты взлетишь в воздух с такой же легкостью, с какой летают чайки над твоей головой, издающие пронзительные крики. Вот одна пролетает над самой головой Игоря: он видит, как сложены под брюшком ее красные ножки, видит, как складывает она веером хвост, умеряя свой полет, видит ее черную голову, и видит, как, поравнявшись с ним, чайка окидывает его равнодушным взглядом: какое ей дело до мальчишек — чайки не трогают мальчишек, и мальчишки не трогают чаек.