Но прежде чем грубая парусина закрыла лицо того, кто лежал недвижимый и безгласный, с ножевой раной в груди, Игорь, холодея и чувствуя, как задрожали у него ноги, узнал в убитом Яниса Каулса. Яниса Каулса! Отца Андриса!..

— Твердая рука! — сказал милиционер, откинув на минуту парусину. — Точный удар!..

Папа Дима, который нагнал наконец Игоря и был сильно раздражен, хотел было дать сыну крепкий подзатыльник, но так и застыл с поднятой рукой. Он тоже успел увидеть это знакомое лицо, точно высеченное из камня, — с широким лбом, к которому прилипли светлые волосы, крупным носом и ртом, небольшие губы которого были сейчас крепко сжаты, а так хорошо умели улыбаться еще совсем недавно…

Мама Галя была очень сердита.

— Ты хуже маленького! — сказала она папе Диме, когда они с Игорем вернулись. — Противно глядеть, как вы там торчали. Это совсем не зрелище для ребенка! Видишь, каков результат! — сказала она, разглядев слезы на глазах Игоря, который не мог удержаться от них.

Отец хмуро ответил:

— Под стеклянным колпаком не проживешь всю жизнь. Пусть привыкает к тому, что на свете не одни игрушки существуют. Не мертвых надо бояться, а живых! — И, предупреждая новую гневную вспышку мамы Гали, сказал: — Ты знаешь, кто это? Ян Петрович, убит…

— Не может быть! — сказала мама Галя.

— Как видишь! Может быть! — так же хмуро сказал папа Дима и пошел к дому, даже не глядя на маму Галю к Игоря и зная, что они тоже идут за ним…

Опустел Янтарный город… Уже никому не приходило в голову глядеть ка него. Одиноко и сиротливо стояли на его улицах Мишенькины машины, про которые забыли и Мишенька, и его мать, унесшая его в судорожно сжатых объятиях.

Высокое солнце по-прежнему палило землю и щедро лило свои живительные лучи, но день был испорчен, и берег медленно опустел. Кое-кто прошелся еще мимо парусины, которая плохо прикрывала большое, крупное тело человека, переставшего жить по чужой и злой воле, но и этих охотников было мало. И скоро только дежурный осводовец, ждавший милицейскую машину, да Янис Каулс остались здесь, на берегу, на который легла черная тень несчастья…

Как ни мало Вихровы знали Яниса Каулса — достаточно было и того недолгого с ним знакомства за эти месяцы, чтобы узнать его по-настоящему. Достаточно было однажды увидеть его, чтобы понять — перед тобой хороший, честный, прямой, открытый человек, не таящий зла на людей, не боящийся опасностей, всегда готовый подать руку помощи тому, кто в ней нуждается, и тогда, когда она действительно нужна, без лишних слов, просто потому, что иначе Янис Каулс не мог поступать. Достаточно было один раз увидеть его славную усмешку, чтобы понять — нет тайных мест в душе этого человека, он не хранит камня за пазухой, весь он как на ладони со своими маленькими недостатками и достоинствами, чтобы понять — этому человеку можно довериться! Именно такое впечатление производил Янис Каулс на папу Диму и маму Галю. Как ни кратковременно было их знакомство, Вихровы готовы были верить этому садовнику с душой поэта так, как верили они своим старым друзьям.

Сказав милиционеру, кого осводовцы извлекли из воды, папа Дима ушел домой, совершенно подавленный случившимся, кладущим такое мрачное воспоминание на всю эту солнечную поездку. Тяжелые мысли овладели Вихровым. Эту утрату он переживал, как утрату близкого друга. Все в этот день валилось у него из рук… И мама Галя была потрясена гибелью Яниса Каулса, — кому понадобилась жизнь этого славного человека, кто встал на его пути, чтобы оборвать его жизнь?..

Кто знает, какая трагедия разыгралась на берегу под покровом ночи и почему Янис Каулс не смог даже защититься — при его силе и сложении он мог дорого продать свою жизнь. Но на его теле не было никаких повреждений, кроме этой маленькой ножевой раны, нанесенной внезапно и очень уверенной рукой; тот, кто нанес этот удар, хорошо знал, куда бьет: он даже не ударил второй раз…

Игорь не знал, куда девать себя, ни за что не хотелось браться. Ребята все разошлись по домам. Только Андрюшка, собрав свою компанию — Ваню, Ванечку и Ивашку, — рассказывал в одной аллее какие-то страшные истории, но какие истории могли идти в сравнение с тем, что случилось наяву вот тут, под боком у всех! У Игоря не выходило из головы каменное лицо Яна Петровича, застывшее навсегда, и эта маленькая рана, из которой течет такая бледная кровь. Какие-то мысли неотвязно метались в его голове, но он никак не мог ухватиться ни за одну. Он мучительно напрягал память, пытаясь вспомнить что-то очень нужное и важное, но никак не мог сосредоточиться.

Так они и сидели втроем в одной комнате, притихшие, не находя в себе ни сил, ни желания разговаривать. Папа перебирал какие-то свои старые записки. Мама держала в руках книгу, но Игорь видел, что глаза ее устремлены мимо страниц раскрытой книги, куда-то в сад, но и сада она тоже не видела, поглощенная какими-то невеселыми мыслями. Игорь затеял на кровати тихую игру в камушки, но то и дело сбивался со счета…

«А как же теперь Андрис?» — спросил себя Игорь вдруг и опять похолодел: ведь если гибель Яна Петровича потрясла Вихровых, то что должен был испытать бедный Андрис, так ужасно — нелепо и неожиданно — потерявший отца! Ох, не напрасно он тревожился — беспокойство овладело им тогда, когда ничего уже нельзя было сделать, когда холодная вода уже сомкнулась над телом его отца!

Мама вдруг сказала:

— Андрис идет!

— Поди к нему, Игорь! — сказал быстро папа.

Но Игорь уже и сам кинулся на крыльцо, навстречу Андрису.

Андрис шел на берег. Только для сокращения пути он прошел через сад. Он шел очень быстро, почти бежал. Лицо его было бледно, глаза испуганы — он еще не знал, какая картина ждет его на берегу, но знал, что несчастье обрушилось на их дом, что его не обманули темные предчувствия. Брови его были нахмурены, и глубокая морщина над переносьем придавала его лицу какое-то незнакомое выражение. Он шел, не глядя по сторонам, и, кажется, не видел ничего… Игорь догнал Андриса и молча пошел рядом. Андрис чужим взглядом посмотрел на Игоря и ничего не сказал. Игорь спросил его:

— Андрис, ты знаешь?

Андрис молча кивнул головой.

— А дядя Эдуард?

Андрис нехотя ответил:

— Я звонил ему. Он в городе. Сейчас приедет.

Потом, словно через силу, сказал Игорю:

— Не ходи со мною, Игорь… Не надо. Я один…

И Игорь остановился там, где застали его эти слова. Андрис исчез за деревьями. Игорь медленно поплелся домой. Отец вопросительно посмотрел на сына. Игорь сказал:

— Он не хочет, чтобы я шел с ним.

Отец вздохнул.

— Кремень-народ! — сказал он. — Ах, какое несчастье! Какое несчастье!

— Перестань! — сказала мама. Но ей не удалось прекратить этот разговор, потому что пришли Петрова и Мария Николаевна.

Мать Али и Ляли с порога сказала:

— Извините нас, но мы себе места не можем найти после этого происшествия… Бедный Андрис! Как он теперь будет? Такой хороший мальчик!.. Несчастный Ян Петрович! Какой мерзавец поднял на него руку? Я, знаете, просто не могу себе представить его мертвым — все вижу, как он улыбается, такой хороший, такой хороший! И вдруг… Вы ничего больше не знаете?

— Не больше вашего! — пожал плечами папа Дима.

— Но кто мог? Кто мог?

Петрова сказала тихо:

— Ах, Мария Николаевна… Кто мог? К сожалению, находятся такие, кто может… Свои или чужие — кто знает! Много вернулось из лагерей после отбытия наказания, многие были амнистированы. А кое-кто вернулся из-за рубежа. Надо думать, есть среди них люди, которым чужая жизнь не дороже папиросы. Надо думать, не все возвращаются для того, чтобы жить честно и открыто… Хотя, конечно, большинство — я надеюсь на это — хочет жить, как все люди!..

— Все может быть, — сказал папа Дима. — Когда Америка ассигнует огромные деньги на подрывную работу против нас и у нас, когда есть еще миллионы одураченных или развращенных людей, которых пичкают антисоветскими выдумками, не приходится ничему удивляться.