— А после танцев?
— Когда мы уходили, танцы еще продолжались. — Колетти наклонил голову, не сводя глаз с Аркадия.
— Зина продолжала танцевать?
— Она ушла раньше нас.
— Она не казалась больной? Или навеселе? Может, у нее голова кружилась? Она не выглядела испуганной или чем-то обеспокоенной?
— Нет. — Колетти отвечал на вопросы, как московский милиционер, из которого, как правило, клещами слова не вытянешь.
— А с кем она ушла? — спросил Аркадий.
— Кто знает? — произнес вошедший третий член экипажа. Он в притворном расстройстве вскинул угловатые брови, словно запоздал на вечеринку. В левом ухе моряка красовалась золотая сережка. Кожаный ремешок стягивал длинные волосы в конский хвост. Бородка была тонкой и редкой, словно у молодого актера. Он не протянул руку для пожатия, так как вытирал ладонь о промасленную ветошь.
— Я инженер-механик Ридли. Хотел бы от себя выразить вам соболезнования Зина была великолепной девочкой.
— Вы с ней разговаривали во время танцев? — задал вопрос Аркадий.
— Ну… — Ридли умолк, словно оправдываясь. — Ваш капитан, стоило нам подняться на борт, предложил роскошное угощение — сосиски, пиво, бренди. Потом мы навестили Сьюзен и ее ребят, наших старых приятелей, там добавили еще пива и водки. Насколько я знаю, у вас запрещено держать на борту спиртное. Однако всякий раз, как я бываю на «Полярной звезде», оно льется рекой. Да прибавьте разницу во времени. У вас на судне живут по владивостокскому времени, которое часа на три опережает наше. Танцы начались в девять вечера. По-нашему это полночь, когда отчаянно хочется спать.
— Музыка была хорошей?
— Самая лучшая рок-группа в Беринговом море.
Польщенный Слава даже зажмурился.
— Дело еще в том, — добавил Ридли голосом кающегося грешника, — что на «Полярной звезде» мы наделали немало шума. Напились и стали вести себя как ковбои с Дикого Запада.
— Ну что вы, — сказал Слава.
— Именно так, — стоял на своем Ридли. — Русские очень гостеприимны. Мы мешками валились под стол, а вы с улыбками поднимали нас с пола. Я так напился, что пришлось рано вернуться домой.
В любом экипаже есть свой неформальный лидер. В тесном пространстве капитанской рубки было заметна как Колетти и Майк непроизвольно шагнули к инженеру.
— Вы и раньше бывали у нас? — спросил Аркадий.
Слава ответил:
— Ридли провел на «Полярной звезде» две недели.
Ридли кивнул.
— В прошлую навигацию. Компания хочет, чтобы мы знакомились с советской техникой. Могу сказать, что, поработав с вашими механиками, я стал думать о советских рыбаках еще лучше.
Аркадий вспомнил, что о Ридли на «Полярной звезде» тоже много говорили.
— Вы знаете русский?
— Нет, однако мы прекрасно объясняемся жестами. Способности к языкам у меня отсутствуют начисто. У меня есть дядюшка, он живет с нами. Он изучил эсперанто, международный язык. И вот он находит даму, также изучающую эсперанто. Таких в штате Вашингтон всего пять чудаков. Она приезжает, и мы в гостиной ожидаем великого момента, когда заговорят два эсперантиста, — прообраз будущего, так сказать. Через десять секунд мы поняли, что они абсолютно не понимают друг друга. Она спрашивает одно, он талдычит другое. Вот так же у меня с русским. Извините за любопытство — вы служили в Афганистане?
— Я был уже слишком стар, чтобы выполнять «интернациональный долг», — ответил Аркадий. — А вы служили во Вьетнаме?
— А я тогда был слишком молод… Кстати, я не помню, пожелал ли я Зине спокойной ночи. Что же случилось? Она пропала?
— Скорее наоборот, вернулась.
— Откуда вернулась?
— Как я понимаю, — вмешался Морган, — наша сеть выловила ее тело, и, когда сеть раскрыли на «Полярной звезде», девушку обнаружили.
— Бог мой, — воскликнул Ридли, — вот так штука. Она упала за борт?
— Да, — подтвердил Слава.
Колетти показал на Аркадия.
— Пусть он говорит.
— Мне не время, — отвечал Аркадий.
— Плевать! — заорал Колетти. — Что случилось с Зиной, мы понятия не имеем. Куда она упала или что… Мы отвалили с вашей вонючей калоши раньше, чем все это произошло.
Морган встал перед Колетти.
— Иногда мне хочется расколоть тебе башку и поглядеть, есть ли там мозги.
Ридли успокаивающе похлопал Колетти по плечу.
— Тихо, мы все тут друзья. Не заводись, бери пример с Аркадия. Смотри, он же не психует.
— Верно, — заметил Морган. — Мы приносим извинения. То, что случилось с Зиной, это настоящая трагедия. Однако мы надеемся, что это не скажется на наших отношениях. Мы все так считаем.
— Иначе нас попрут с работы, — признался Ридли, — а мы любим заводить новых друзей на вашем судне, слушать, как Слава играет на саксофоне или объясняет нам про вашу перестройку и как весь Советский Союз от мала до велика овладевает новым мышлением.
«Новое мышление» было расхожим выражением, которое употребляли новые люди, поселившиеся в Кремле. Они считали, что мозги людей можно переложить, как стенку из кубиков.
— А вы овладеваете новым мышлением? — спросил Ридли Аркадия.
— Стараюсь.
— Человек вашего положения обязан идти в ногу со временем, — заметил Ридли.
— Матрос Ренько — обычный рабочий с фабрики, — объяснил Слава.
— Нет, — решительно сказал Колетти, словно точно знал, что и как. — Я сам был полицейским и чую вашего брата за версту. Это легавый.
Подниматься в люльке вдоль корпуса «Полярной звезды» было все равно что скользить вдоль огромного железного занавеса, основательно проржавевшего.
Слава не скрывал ярости.
— Мы выставили себя на посмешище! Это наше дело и к ним отношения не имеет.
— И мне так показалось, — согласился Аркадий.
— Тогда чего же ты радуешься?
— Я просто думаю о всей той рыбе, которую сегодня не почистил.
— И все?
Аркадий глянул сквозь щели в люльке вниз на траулер.
— У «Орла» низкий корпус. Я бы не повел его во льды.
— Да что ты в траулерах понимаешь!
На Окалине Аркадий работал на траулере. Это было небольшое судно, захваченное у японцев во время войны. Древний мотор постукивал в изъеденном деревянном корпусе. Там, где отшелушилась краска, проступило старое название судна, выполненное загадочными японскими иероглифами. Получить работу на этой посудине, которой давно пора в утиль, было легче легкого. У капитана задача простая: забить в трюм как можно больше лосося, только бы вода не хлестала через борта. Как новичка, Аркадия поставили обмотчиком. Когда тащили сеть, он должен был бежать по кругу, согнувшись в три погибели, и наматывать на нее тонкий трос, из которого во все стороны торчали концы железной проволоки. Потом он помогал вытряхивать сеть. К концу второго дня он едва мог поднять руки, однако, после того как приобрел сноровку, раздался в плечах не хуже, чем во время службы в армии.