Дело в том, что за почти двадцать дней, что я здесь, не получил ничего, кроме этого письма и теперь вот твоего. А сейчас давай я опущу вентовку и положу ее на стол, чтобы освободить руки, в эту минуту я глажу падушечками пальцев твой загривочек, а если позволишь, расстегну пуговичку блузки сзади и проведу рукой вдоль твоей спины, и почешу твою нежную, как мимоза, кожицу.

Какое красивое письмо ты мне прислала... это правда - все, что ты мне пишешь?

У меня тут всегда одно и то же, не описываю тебе в подробностях, что мы делаем целыми днями, не люблю об этом. Ты бы видела, что творится в нашем санатории, пансионатом тут и не пахло - брехня все это. Люди даже умирают, я не хотел этому верить, но на днях одна девчонка лет семнадцати, которая давно не появлялась в столовой, умерла в своей комнате. И мне здесь приходится все это терпеть, я тут по-настоящему заболею, столько себе крови порчу. Если дать им во все соваться, тогда мне каюк, держат тебя на коротком поводке, кругом столько врачей, что в голове у них полная каша и они уже не помнят, тяжелый ты больной или кто, и в итоге всех стригут под одну гребенку, чтобы не промахнуться, лечат тебя, словно ты прям завтра собираешься откинуть копыта. Поэтому я их упреждаю и не говорю им всего, что делаю, ведь по сути я особо ничего и не делаю. В общем, вода в реке Коскин тепленькая, а в сиесту и подавно лучше всего, но по распорядку ты должен спать в тихий час или для полного кайфа залечь в шезлонге на зимнем балконе под кордовским одиялом, тяжеленным, как три наших, на солнце. Так что мое юркое тельце сматывается и купается в реке. Плаваю, как Адам, плавки-то я с собой не захватил, да и полотенце выносить нельзя, так что приходится сохнуть прямо на солнце. Если выйдешь из пансионата с полотенцем, швийцар сразу засечет. Солнце в горах что надо, если ветра нет, обсохнешь и даже не дрожишь, отряхнешь воду, как собака, и чао. Какой мне может быть от этого вред? Хуже - спать в сиесту, а то потом ночью будешь ворочаться в кровати без сна, и такие мысли в голову лезут, что лучше не вспоминать.

Об этом я говорю одной тебе, мамане ничего не пишу, но мне здесь совсем невмоготу, потому что тут никто не вылечивается. С кем ни заговоришь, никто не скажет, что думает вернуться домой, только и думают, что о расходах, ведь пансионат - самое дорогое место в Коскине. Они без конца говорят, что надо перебраться в частный пансион и лечиться на стороне или снять домик и привезти семью. В Коскине есть еще больница, на днях мне чего-то в башку втемяшилось, и я пошел на нее взглянуть, вот такие дела, чего тут от скуки не придумаешь, жизнь моя. От души люблю называть тебя "жизнь моя", вот такие дела, когда мы снова увидимся, ты поможешь забыть мне все, что я здесь видел, ведь ты иное дело, ты другая.

Я тебе расскажу про больницу для бедных, расскажу, чтобы ты знала, что это такое, только обещай потом никогда не поднимать эту тему, ты ведь здоровая и даже представить себе не можешь, как все зайдутся в кашле просто оглохнуть можно. В пансионате иногда слышен кашель в столовой, но, к счастью, там крутят пластинки или радио играет, пока мы едим.

Я первый раз вышел к больнице, когда шел купаться на реку. Но дул свежий ветер, тогда я начал кружить по округе, чтобы не идти на тихий час, а когда опомнился, был уже высоко в горах, у самой больницы. У больного, который лежит у двери, в палате для тяжелых, никого не было, и мы с ним разговорились. Он рассказал о себе, как они там гуляют, что каждому выдают пижаму и купальный халат, потом подошли еще двое поговорить. Приняли меня за врача-стажера, и я их не стал разубеждать.

Меня туда уже не тянет, но из жалости все-таки хожу, чтобы поговорить с этим бедолагой с первой кровати, и ты мне не поверишь, но с каждым моим приходом туда всегда есть кто-то новенький, понимаешь, что я имею в виду? и ведь никто не вылечивается совсем, жизнь моя, если кровать освобождается, значит, кто-то умер, да, не пугайся, туда поступают только очень тяжелые больные, поэтому они и умирают.

А теперь забудь обо всем этом, тебя это не касается, ты здоровая, тебя и пуля не возьмет, такая ты крепкая, совсем как алмазик, которым в скобяной лавке режут стекло, хотя алмазы бесцветные, как стакан без вина, нет, лучше полнехонькая вина, румяненькая, как рубин, жизнь моя ненаглядная. Пиши скорей, будь паинькой и не забудь сразу бросить письмо в ящик, не как в этот раз.

Жду тебя с нитерпением и крепко целую

твой Хуан Карлос.

Ну вот: забыл тебе сказать, что в пансионате у меня есть добрый друг, в следующем письме расскажу о нем.

Под солнцем на балконе он собирает свои черновики, откладывает в сторону плед и поднимается с шезлонга. Направляется в комнату номер четырнадцать. В коридоре обменивается почти неуловимым заговорщицким взглядом с молоденькой медсестрой. Больной из четырнадцатой комнаты встречает его приветливо. Незамедлительно приступает к исправлению орфографии всех трех писем: первого - на полстраницы, - адресованного сеньорите, второго - на двух страницах, - адресованного сестре, и третьего на шести страницах, - адресованного другой сеньорите. Затем происходит продолжительная беседа, в ходе которой гость рассказывает почти полностью историю своей жизни.

Коскин, 10 августа 1937 года

Моя жизнь!

На днях пришли вместе твое второе письмо и второе письмо от сестры. Ясно, что разница огромная... так что твое письмо я прочел раз восемьдесят, а письмо сестры - два раза, и чао, кого видал, того не помню. Сразу видно, когда тебе пишут по обязательству. Но, жизнь моя, пусть хоть так пишут, ты не поверишь, если я тебе скажу, что эти четыре письма - единственные, которые я получил с момента приезда сюда, что случилось с людьми? боятся заразиться по почте? Уверяю тебя, они дорого за это заплатят. Права была маманя: когда тебе худо, все от тебя отварачиваются. Я тебе когда-нибудь рассказывал о моем отце?

Так вот, у отца вместе с другим братом было большое поле в сорока километрах от Вальехоса, оно еще дедушке принадлежало. Отец был бухгалтером, с университетским дипломом, закончил в Буэнос-Айресе, понимаешь? не простым был товароведом, как я. Конечно, отец поехал учиться в столицу, потому что его послал дедушка, он видел, что у отца светлая голова по части цифр, а другой брат был скотина, так и остался пасти коров. Ну вот, дедушка умер, и отец продолжал учебу, а тот тем временем его обскакал, топай, мол, по шпалам, продал поле, почти все себе прикарманил и слинял с земной поверхности, пока мы не узнали, что теперь он где-то в Тандиле, и поместье у него - закачаешься! Но он еще свое получит.

Бедному отцу пришлось это стерпеть, и он обосновался в Вальехосе, не то чтобы жил он плохо, работы у него было навалом, и я не помню, чтобы он когда-нибудь жаловался, но маманя, когда он умер от сердечной нидостаточности, ревела как безумная. Помню, после ночи бдения у гроба утром позвонили в дверь, было часов восемь утра, а маманя слышала поезд из Буэнос-Айреса, он тогда приходил в половине восьмого. Мы все сидели в полном молчании, и послышался шум паровоза и свисток поезда, который прибывал из столицы и шел дальше в Пампу. Видно, маманя подумала, что брат отца может приехать этим поездом, но как? если ему никто не сообщил... Ну в общем через какое-то время позвонили в дверь, и маманя побежала в сарай и схватила ружье: была уверена, что заявится этот подонок, и хотела его убить.

Но это пришли из похоронной конторы - заколотить гроб. Тут маманя принялась кричать и кататься по полу, бедная мать, все повторяла, что у отца сердечная нидостаточность случилась из-за брата-прохвоста, столько он ему крови попортил, и вот теперь сын и дочь остались без земли, которая им полагалась, что отец был слишком благородным и не протестовал, не подавал в суд на это жульничество, но теперь приходится страдать жене и детям. По ночам, когда мне не спится, всякий раз в голову лезет это.

Как все теперь далеко, да? И ты тоже далеко, рубинчик мой. А теперь я должен объяснить, почему не написал тебе сразу, почему выждал несколько дней... Я столько думал о тебе, о других вещах, думал о том, что теперь, когда я далеко, я начинаю кое-что понимать... Хочу написать тебе об этом, но рука как будто сама застопоривается, что со мной, моя блондиночка? неужели мне стыдно обманывать? не знаю, чувствовал ли я раньше то же самое, может быть, чувствовал и не замечал, но сейчас я чувствую, как сильно тебя люблю.