Окать пытался по-средневолжски - глупо выходило. Матерился - это уже обязательно: где надо -не надо. Усы, попробовал, отпустил черные, под черные глаза - грузином заделался.
- Ара-ара-арминда, - говорил, - панымашь кацо...
И прочий набор слов, которым в России представляют кавказкий язык.
Антонине не очень нравилось, разве что усики..., а знакомые категорически возражали:
- Ты лучше про явреев загни, изобрази-к-давай.
Что до самих евреев, то с ними дружбы не получалось. Он им сразу, с порога заявлял, что он есть Никишкин, во избежание недоразумений. А те как-то оставались совсем безразличны, к себе не звали, все чаще смеялись в ответ и говорили обычное - бьют не по паспорту, а по роже.
Эту хохму Миша и сам хорошо знал.
По окончании техникума заволновался о распределении на службу. И не зря. Представители министерств и ведомств знакомились с личными делами студентов и, не сговариваясь, отклоняли его кандидатуру. Какая-то захудалая фабрика из одолжения взяла его на место младшего экономиста, а, по сути, счетовода, с таким же младшим окладом по штатному расписанию.
Тут, в конторе и застали мы его за облупленным арифмометром Феликс, в процессе подсчетов фабричной недовыработки и прогулов.
- Дзынь-дзынь-тррак!
Это здесь сослуживцы столпились в его углу, где посетитель прыгал, дергая ушибленной ногой, ругаясь и жалуясь: - Выкрест, бандит, уби-и-л.
Никишкин и сам был не в лучшем состоянии. И с ним приключилась истерика. Он молотил кулаками без разбора, прямо по служебным бумагам и сверкал глазами.
Кто-то поднес стакан воды. Зубы стучали по стеклу.
- Что, скажите, во мне еврейского? Объясните мне, наконец. Ни слова не знаю на их идиш, ни обычаев, ничего. В синагоге в жизни не бывал...
- Т-т-тока не волнуйтесь, - успокаивал его инфартник Фима Блюм из отдела аварий, - Вас все п-понимают. Я т-т-тоже фактически не бывал в синагоге.
Которой здесь нет. Я тоже ф-фактически не знаю ни языка, ни обычаев. Чего вы хотите - т-такова жизнь. Вы еще с-счастливчик Михаил Степанович - и п-паспорт у вас чистый, а имя-фамилия - просто замечательные.
- Не только имя, - рычал Никишкин, - Весь я... Убирайтесь, катитесь...
И рвал на себе сорочку.
- Нет, в самом деле, что значит имя? - Нараспев вслух размышлял старичок Фрумкин. - У нас в Наркомпроссе служил в свое время аид по фамилии товарищ Иванов. Ну и что? Обрезанный вы, не обрезанный, если вам говорят, что вы еврей, значит - вы еврей. Как вы собираетесь доказывать?
Никишкин опрокинул стул, стакан, растолкал толпу и выбежал вон.
С тех пор стал он пугающе безразличный, как неживой. Слова говорил с расстановкой будто радио на вокзале:
- Пов-то-ряю... Скоро от-прав-ляюсь...
Куда-чего, непонятно. Оказалось, что, в самом деле, предприняв нужные действия, взял в бухгалтерии дни за свой счет и лег на операцию в хирургическое отделение. Когда разрешил себя посетить, жена принесла ему болгарские соки и венгерскую курицу.
- Больно, милый, - спрашивала, - Нет, лучше молчи...
- М-мм-м, - только мычал из-под бинтов Миша.
Слезы выступали на глазах. Однако поправлялся, сняли повязки, выписался домой. У него был вздернутый носик 'Машенька' по реестру пластических операций. Сперва немного красноватый, конечно, но, даже и в таком виде, не без кокетства. Потом и краснота прошла.
- Ну, как, неплохо, - риторически спрашивал Антонину, с явным удовольствием теперь крутясь у трюмо.
- Еще бы Мишенька! - подхватывала жена, а сама боялась, - вот, углядит, что глаза остались прежние, что тогда станет оперировать?
- Это все цветочки, - как мысли ее читая, пугал ее Михаил:
- Главное, смотри впереди...
Вскоре он уволился по собственному желанию, и они переехали в другой город.
- Заметано, - говорил жене. - По кадрам здесь буду начальником. Пусть сволочь всякая цифры считает.
Глава одного местного заведения, даже по слухам, номерного почтового ящика, знакомый через каких-то знакомых, имел с Михаилом Степановичем продолжительную беседу, в процессе которой Никишкин признался, что он прирожденный кадровик и дело поставит на недосягаемую высоту.
Когда на табличке отдельного кабинета появилась его фамилия, Никишкин начал новую жизнь. Сидя за своим столом, теперь он чувствовал силу и власть. Он не просто бумаги читал, проверял - он будто самих сотрудников при этом за шкирку держал, перед ним беспомощных и жалких. Вытянет из стопки личное дело, проглянет наискосок, враз увидит слабину и изъянчик, и ему делается жалко этого человека.
- Это ты только на фотографии - такой невинный, послушный, - говорит ему Никишкин, - Ишь, каким орлом смотрит! Нам, однако, рентгенов не надо, нас на мякине не проведешь.
Никишкин сознавал, что его отдел - много главнее обычных - простых, производственных. Оттуда начальники сами на тырлах к нему приходили, просили:- Михаил Степанович, нам, знаете, гидродинамик сейчас позарез нужен. Вот, гляньте, нашли, один тут - молодой, способный.
Возьмет Никишкин анкетку двумя пальцами, на свет поднесет и присвистнет:
- Кого ты мне, Клюев, сватать пришел. Не видишь разве, что у него французы фигурируют по материнской линии. Почему я один за всех головой думать должный?
Никто ему, кажется, особых инструкций не давал, таких, чтобы уже совершенно детальных. Работал Никишкин, себя не жалел, с выдумкой и огоньком. Кому было непонятно - терпеливо с душой разъяснял высшие соображения:
- Я и не виню пока тебя, Клюев. - Этот вопрос легко проморгать - угрозу мирового сионизма. Такая эта невидимая штука - они в тебя без мыла проникнут и изнутри незаметно живьем поедят. Мы все хотим добренькие быть. Конечно, конечно, у нас равный союз наций и все такое, но евреи с пеленок чумку несут. Политической слепотой, Клюев, попахивает, опомнишься - поздно будет. А ты мне тут муру всякую, про гидродинамику - чушь-то какая!
Процентную норму содержал в чистоте - муха не проскочит. Заимел животик и усталый, отеческий взгляд. Анекдотов давно не рассказывал, больше слушал и одобрял:
- Неплохо. Где-то, даже смешно. Имеется юмор.
Или: - С чужого голоса поете. Бросьте!
Главными его страстями стало слушать сводку погоды и шмякать воблой об угол стола в райкомовском буфете. Еще лучше - париться в закрытой парной с партначальством и, завернувшись в простыни, не спеша обсуждать вопросы, не с кондачка, не так как всякому просто покажется: