Глава 1

Эмили

Колючие черные пряди хлещут по моему лицу из-за сильного порыва холодного ветра. Мое сердце бешено стучит о ребра, и безжалостные удары барабанят по ушам, вибрируя в мозгу. От ужаса сжимаю ремень безопасности, который впивается в мое тело. Зажмурившись, я молюсь Богу, в которого внезапно поверила.

Теплой влажной ладонью Джай скользит вверх по моему колену и останавливается на бедре, вырывая меня из мыслей.

— Не пугайся так, Котенок, — поддразнивает он, когда я неохотно открываю глаза. — Я знаю, что делаю.

Я не вожу. На самом деле, у меня даже нет прав. Хотите знать почему? Потому что я цепенею при мысли об автомобильной аварии. Даже допустимая скорость оседает беспокойством в моем животе. И оно останется там, вместе с чувством неловкости и тяжести, пока мои ноги снова не ступят на твердую почву. В настоящее время мы движемся со скоростью сто шестьдесят километров в час по пустынной где-то на окраине Нью-Йорка, и я чувствую себя дерьмовей, чем могла представить. Мой желудок сжимается, сердце колотится, а кровь стынет, внезапно вызывая головокружение и тошноту. Ощущения, как во время «Адских американских гонок».

— Обязательно нужно гнать так чертовски быстро? — Я делаю вдох, когда горькая желчь поднимается из самой глубины желудка и начинает жечь в горле.

— Это краденая тачка, — напоминает он сквозь рев двигателя, и его губы изгибаются в самодовольной ухмылке. — Так что да. Вроде как.

Я никогда не нарушала закон. Нет, по правде. Иногда покуривала марихуану, но едва ли это преступление. Однако сегодня ночью я принимала участие в угоне авто. Я была там, когда Джай вломился в автосалон и украл ключи от стильного черного «Камаро». Понятия не имею, что это за марка, но видели бы вы, как засветились глаза у Джая, когда он встал перед черной красоткой, взвешивая краденые ключи в руке. Сколько лет я получу за соучастие в таком серьезном преступлении? Честно говоря, мне жаль, что мы не грабанули авто со склада списанных автомобилей.

Он едет быстро — так быстро, что я кажусь себе невесомой, словно астероид, мчащийся сквозь пространство. Когда залезала в тачку, я не думала, что она будет такой мощной. По ощущениям она легкая, как бумага, и без особых усилий рассекающая ночной воздух. И это не помогает в успокоении, я знаю — чем быстрее едешь, тем круче авария.

Есть люди, которые все время гоняют, они любят скорость. Утверждают, что это волнующе и захватывающе. Как удачно для них. Я же считаю, что это ужасно. Нет ничего волнующего в том, как бьется мое сердце, заставляя кровь мчаться по телу. Нет ничего захватывающего в том, как мои ребра давят на легкие и прижимают их к позвоночнику, тем самым уменьшая количество воздуха, которое могу вдохнуть. И на десерт — я едва могу соображать, потому что мое подсознание продолжает выкрикивать три коротких слова. Так или иначе, среди всего этого хаоса, бушующего в моем маленьком теле, я слышу все те же три слова снова и снова.

Пожалуйста.

Не.

Врежься.

— Паркуй (черт!) тачку в этом переулке, чтобы добраться до моей квартиры (ох, блядь!) без палева, — удается мне выдавить.

Мои ребра как будто сжимаются, и я удивляюсь, что моему сердцу удается остаться в груди вместо того, чтобы вылететь пулей из горла и приземлиться на приборную панель.

— Я не стремлюсь спалиться. — Руль скрипит, когда Джай сжимает прошитую кожу. — Не волнуйся ты так. Мы бросим тачку поближе к твоей квартире, а остальной путь пройдем пешком. Как только соберешь необходимые вещи, я найду нам другую машину, и мы сможем совершить заключительный этап нашего путешествия. Все будет хорошо.

Путешествия? Сейчас это путешествие, да? У меня никогда их не было, но предполагается, что они должны быть веселыми. Ничего из происходящего даже отдаленно не кажется веселым. Куда мы вообще направляемся? В другой штат? Или мы останемся в городе? Мне паковать вещи для суровой холодной погоды или он снова планирует спрятать нас в теплом и влажном подземном тоннеле? Это важная информация, когда собираешь вещи! Я не хочу взять юбки и платья, а затем оказаться на чертовом Северном полюсе.

— Куда мы едем? — с трудом сглотнув, спрашиваю я.

Джай без особых усилий переключает передачу и небрежно возвращает руку на гладкий кожаный руль. Он и прежде ездил на таких скоростях — это очевидно. Его движения такие плавные и расслабленные. Он совершенно непринужденно откинулся на спинку кресла, как будто мы едем на допустимой скорости, а не в два раза быстрее.

Я крепче сжимаю свой ремень безопасности, чувствуя себя крошечной без крепкой руки Джая.

— Увидишь, когда доберемся туда.

Я бы бросила на него убийственный взгляд, если бы смогла заставить себя переключить внимание от мира, проносящегося мимо меня.

Впереди перекресток, мы приближаемся к нему на безумной скорости, и если это последний перекресток, на котором что-нибудь произойдет... Иисусе. Я опускаю руки, чтобы вцепиться в кожаное сиденье.

— Черт. — Я ругаюсь себе под нос, пока ладони скользят по коже сидения. От страха я потею, отчего моя хватка выходит более слабой.

Пожалуйста.

Я изо всех сил зажмуриваю глаза.

Не.

Боль пронизывает мою челюсть от того, как сильно я сжимаю зубы, и машина уходит в поворот.

Врежься.

Шины визжат, и Джай вздыхает, упиваясь движением и шумом.

Он давит на газ, и машина резко выходит из поворота, оставляя за нами запах жженой резины и звук гневных визгов.

Машина с легкостью проезжает между двумя густыми кустарниками, а затем полностью останавливается. Я чувствую, как неприятный жар скользит по спине. Свет в окнах близстоящих домов не горит и не освещает улицу, поэтому мы укрыты в темноте. Единственный звук в машине помимо мягкого рокота двигателя — мои панические вдохи.

Срань Господня!

Мы сделали это.

Я жива.

Джай дергает ручник и поворачивает ключ. Рокот двигателя прекращается, обнажая мое беспокойство. Глубокие вдохи, которые я не могу остановить, — единственный звук, помимо тиканья остывающего двигателя.

— Ты как? — спрашивает Джай, само воплощение спокойствия.

Конечно, он спокоен. Джай может справиться почти с каждой ситуацией. Когда я — чертов беспорядок, он крут и спокоен. Несмотря на это, я киваю, удерживая свой пристальный взгляд на лобовом стекле. Не могу заставить себя взглянуть на него. Если сделаю это и увижу в нем даже малейший намек на беспокойство или страх, мне конец. Я развалюсь, как край слабого утеса после урагана. Джай же — скала, прочная основа, контролирующая мои страхи. Когда он спокоен, у меня есть вера в то, что мы выберемся из этой ситуации, но если посмотрю на него сейчас и увижу страх, то потеряю уверенность.

Мы ждем в тишине, и хоть колеса тачки подо мной неподвижны, мое сердце продолжает колотиться до боли в груди. Причина — рев сирен вдалеке, который становится все ближе и ближе. Копы — последнее, что нам нужно, но, во всяком случае, они ожидаемая проблема. Пока сирены звенят в моих ушах, посылая вибрацию в мой мозг, я почти ощущаю вкус металлических прутьев клетки, в которой они запрут меня,

— Блядь, — ругается Джай, оглядываясь через плечо.

Паника нарастает. Я не могу попасть в тюрьму. Я слишком худая для тюрьмы! Мои волосы слишком длинные, а грудь слишком упругая. Ведь там все так же, как и в мужской тюрьме? Я могу стать чьей-то сучкой в женской тюрьме? Не хочу это выяснять.

Вой сирен становится громче, и я начинаю кусать пальцы. Морщусь, когда всасываю большой палец и грызу ноготь. Кончики моих пальцев уже достаточно воспалены после нескольких недель нервного пожевывания. Такими темпами они никогда не восстановятся.

Мы сейчас легкая мишень. Если они решат использовать прожектор, нам крышка. Тут нет никакой маскировки от яркого света, который отразится от корпуса машины, даже если она будет прикрыта палками и листьями.

Я смотрю на Джая. Его лицо суровое, а губы сжаты в тонкую линию.

— Мы должны бежать, — бормочу я, а он качает головой.

— Жди, пока они не уедут. Тогда мы двинемся.

— Ты же коп. У вас нет какого-нибудь кодекса братства?

Джай снова качает головой.

— Кодекс братства? Нет, тут не сработает. Кто знает, кто у Черепа в кармане.

Я подпрыгиваю, когда вспышки красного и синего света освещают все вокруг. Затем они исчезают, и я не дышу, пока вой сирен не затихает вдали. Кажется, проходит вечность, пока мы тихо ждем, прежде чем я спрашиваю:

— Думаешь, мы оторвались от них?

— В настоящий момент. Вперед. — Джай поворачивает ключ, не запуская двигатель, и загораются маленькие светодиоды на приборной панели.

Я наблюдаю, как он дотягивается до потолка авто и жмет на маленькую черную кнопочку. Воздух проникает с тихим свистом внутрь и гудит в моих барабанных перепонках, пока маленькое окошко в крыше открывается.

— Так как мы не можем открыть двери, то выберемся через крышу, — улыбается он мне. — Ты первая.

Я выдыхаю и трясущимися руками отстегиваю свой ремень безопасности. Мне как-то удается развернуться на сидении, потянуться вверх и вцепиться за края крыши. Люк на крыше этой тачки не предназначен для людей средних размеров, вылезающих из нее. Пыхтя, я встаю и выпрямляю ноги. Мышцы рук и ног до боли напрягаются, и воздух с шипением вырывается сквозь зубы. Несколько часов назад я спасалась бегством и тогда едва чувствовала боль. Сейчас она завладела моими мышцами и сжимает кости. Мы должны отдохнуть, или я упаду в обморок.

Прохладный ночной воздух обдувает разгоряченную кожу и липкие бусинки пота на лбу, и мне становится холодно и некомфортно. Однако насколько бы дерьмовой ни была моя нынешняя ситуация, я напоминаю себе, что больше не нахожусь в ловушке под землей, и больше не должна бороться за свою жизнь. Уже только это заслуживает празднования. Череп точно будет преследовать нас, но с этим я могу справиться. Я хороша в побегах — занимаюсь этим всю свою жизнь. Забавный факт: я родилась в Сакраменто и металась между ним и Орегоном, пока мне не исполнилось четырнадцать. Как только поняла, что никто меня не хотел, я сбежала и добралась аж до Колорадо, но меня поймали, как только пересекла государственную границу, и бросили обратно в выгребную яму, чем являлось патронажное воспитание. За два дня до пятнадцатилетия я снова сбежала, и на этот раз была более осторожна. Я избегала улиц, никогда не задерживалась на одном месте слишком долго и прилагала все усилия, чтобы быть похожей на ребенка, у которого была заботливая семья.