Царь Нахаш ответил просто:

— Мне нравится воевать. А тебе разве не нравится? Я не вспоминаю старые истории. Если могу взять город и удержать его, значит, он принадлежит мне. И неважно, кто в нём жил раньше. Насколько я слышал, твои поступки мало отличаются от моих. Ты прав в том, что наши силы сейчас равны. Прежде чем победить тебя, я потеряю много воинов. Поэтому я говорю себе: Аммон, Моав, Гилеад… Разве все мы — не евреи? Почему же мы должны убивать друг друга? Он поднялся с ложа, встал перед последовавшим за ним Ифтахом и сказал:

— Послушай, Ифтах, гость мой! Мне пришла в голову идея. Говорят, что у тебя есть совершеннолетняя дочь. Отдай eё в жены моему сыну Меша. Он молод, силен и ловок. Они получат истинное удовольствие друг от друга. А нам проще будет заключить мир между Аммоном и Гилеадом.

Ифтах, потрясенный до глубины души, отступил на шаг назад. Ему в голову сразу же пришла нелепая и неприятная мысль. Законная жена Нахаша родила ему единственного ребенка, принцессу, которую он отдал в жены царю Моава. Принц Меша, которого он теперь хотел обручить с Яалой, был сыном содержанки. Но ведь и его собственная мать была содержанкой Гилеада. И как только он об этом подумал, нелепая мысль отошла на задний план…

Тем временем царь Нахаш ходил туда и обратно, не глядя на Ифтаха и продолжая говорить, будто бы думая вслух.

— …И, может быть, когда-нибудь Аммон, Моав и Гилеад создадут единую страну, и рука того, кому она будет принадлежать, станет длинной, как у властелина четырех стран света.

Перспективы, которые рисовал царь Нахаш, казались Ифтаху соблазнительными. Когда-нибудь принц Меша и муж старшей, законнорожденной дочери, царь Моава в жестокой битве столкнуться, чтобы унаследовать Аммон… Ифтах взволновался. Предложение Нахаша вступить в эту борьбу явилось для него неожиданностью и показало, что Ифтаху удалось завоевать уважение к его силе. Он правильно поступил, отказавшись клясться священнику, что победит Аммон.

Однако сама идея пришла не от Господа. Это Мильком предостерег его, не позволил воевать против народа своей жены и матери. Это Мильком предлагает ему теперь породниться с царем Нахашем. Если принять предложение, если отдать Яалу принцу из Аммона, ей придется отречься от Господа и служить Милькому. Для того ли он воспитывал в ней верность Господу?! В соблазне, которым манил его Нахаш, был и блеск, и яд. И в то же время его сердце согревала мысль, что за него, Ифтаха, борются Господь и Мильком.

Царь Нахаш, наконец, остановился, заглянул в его лицо и озорно подмигнул — как мальчишка, в голове которого возник план неопасной проделки. Подвижное лицо Ифтаха отражало волнение. Царь помрачнел. Увидев это, Ифтах овладел собой и заставил себя рассуждать логично.

Ни при каких обстоятельствах он не должен обижать Нахаша. Следует спокойно обдумать его предложение. Сейчас важно выиграть время.

— Твоя милость не знает границ, царь Нахаш, — с легким поклоном произнес Ифтах. — Я счастлив, что добился благосклонности такого умного и могущественного господина… Дай мне время подумать. Сразу трудно решить, могу ли я принять от тебя столь щедрый подарок.

Нахаш засмеялся.

— Ты боишься, — сказал он, — что мы в конце концов проглотим твою страну?

— И близко ничего подобного нет в моих мыслях, — ответил Ифтах. — Твое предложение в самом деле потрясло меня… Послушай! С тех пор как я разбил лагерь перед Мицпе, ты не продвинулся ни на шаг. И я удержал от битвы мое войско. Давай поклянемся перед своими богами поддерживать перемирие. До весны. Я отправлю обратно на север свое войско и боевые повозки. Ты же снимаешь свои палатки, уходишь из окрестностей Мицпе и возвращаешь три города, которые ты у нас захватил. Царь-Змея добродушно рассмеялся.

— Ты мне нравишься, гость мой Ифтах, но не настолько, чтобы из-за этого превращаться в дурака. Слышал ли ты когда-нибудь, что бы царь добровольно отдал завоеванный его мечом город? А ты просишь целых три! И прекрасно знаешь, что год — и то слишком много, чтобы решить, подходит ли мой сын твоей дочери.

— Я привел моих воинов и повозки далеко с севера, — продолжал убеждать Нахаша Ифтах. — Без позора я не могу их отправить назад. Царь, такой опытный в делах управления, как ты, знает это. Прошу тебя, убери палатки из окрестностей Мицпе и отдай мне, по крайней мере, город Иокбеху.

— Иокбеха!.. — все тем же добродушным тоном сказал царь Нахаш. — Его жители — умные люди. Они не стали защищаться и поэтому я пощадил их… Нет, мой Ифтах, я оставлю его за собой. Но чтобы ты понял, что занял место в моем сердце, я подарю тебе год мира, необходимый для твоих размышлений… Мы сделаем так. Ты отпустишь всех способных носить оружие жителей Гилеада, а я сниму лагерь с высот перед Мицпе. Затем ты отведешь твои повозки и воинов на север, а я передам тебе области городов Язер и Элеали.

— Ты великодушен и разумен, царь Нахаш! — обрадовался Ифтах и задумчиво добавил, — во всем этом лишь одно меня смущает — мой Бог Господь рассердится на меня, если я оставлю город Иокбеху Милькому.

— Это не должно стать причиной нашей ссоры, — заявил Нахаш. — Если ты не хочешь, я не буду преследовать в Иокбехе тех, кто поклоняется Господу. Со своей стороны, ты должен обещать не трогать святыни, которые я воздвиг моему богу Милькому здесь, в Хешбоне. И не преследовать людей, почитающих его.

— Да будет так! — сказал Ифтах.

— До следующей весны, — поправил царь Нахаш, — а до этого срока ты решишь, будут между нами родственные отношения и мир или быть войне…

— Всем своим сердцем, всей душой благодарю тебя, царь Нахаш! — искренне проговорил Ифтах, и с лукавой откровенностью продолжал:

— Думаешь, я не понимаю, что ты используешь это время, чтобы заполучить в свой лагерь следующей весной всех способных носить оружие из Моава, списавшись и с другими царями… Но я тоже попробую стать сильнее к следующей весне. Возможно, мне это не удастся. Тогда я перестану тебе нравиться, и ты уже не захочешь, чтобы наши дети заключили брачный союз.

— Ты умный человек, Ифтах, — ответил Нахаш. — С тобой приятно разговаривать. Возможно, следующей весной, если я стану очень сильным, я поддамся искушению и нападу на тебя. Ибо люблю войну. Но сегодня, и это правда, я искренне хочу, чтобы мы соединили твою дочь с моим сыном. Разве мы все — не евреи?..

Ифтах и царь скрепили союз жертвой и клятвой. Затем Ифтах вернулся в Мицпе, собрал под знамя свое войско и объявил:

— Война кончилась. Исполняйте свой долг eщё два дня. Потом — все свободны.

Воины выслушали его речь с недоверчивым удивлением. Битва так и не состоялась. Горы вокруг были усеяны палатками Аммона. Но вот, смотрят они, на второй день царь Нахаш начал сворачивать свои палатки. На третий день горы и окрестности Мицпе опустели. Врага нигде не было видно.

Люди Гилеада восприняли новости с двойственным чувством. С одной стороны, конечно же, радовались, что могут теперь вернуться домой, спать со своими женами, трудиться на своих пашнях, гнать скот на пастбища. Но с другой… Они приготовились подставить грудь для боев, в них проснулась и жажда приключений, доставшаяся им в наследство от скитавшихся предков, возникла неутомимость, и вдруг — опять возвращаться к будничным делам.

Ощущали разочарование и люди Ифтаха, воины его армии. Но eщё больше они гордились своим командиром, который, подобно Богу, одними словами сдул врага с занятых им позиций. Со славой они возвращались в страну Тоб и в области, расположенные севернее Ярмука.

Сам Ифтах с небольшим отрядом остался в Мицпе. Братьям он объяснил:

— Напрягите глаза и посмотрите, есть ли хоть один вражеский воин или палатка Аммона в окрестностях Мицпе. Я выполнил обещание. Выполнил вашу просьбу, спас Гилеад.

Гадиель вскипел прежней злобой. Он жаждал битвы. Почему же брат обманул его? Своим мечом этот себялюбец пролил там, на севере, немало крови. Правда, перед Мицпе действительно аммонитов не было, но ему даже не представился случай опробовать в деле боевую повозку, которую Ифтах ему подарил. Гадиель тяжко вздохнул. Придется принимать бастарда таким, каков он есть.