Ифтах возмутился. Этот человек, его гость, шепелявя, на смешном наречии Эфраима, произнося «с» вместо «ш», осмеливался здесь, в его палатке, напоминать ему о позоре его рода. Он вспомнил хвастливый обычай эфраимитов прибавлять к своим именам имена отца, деда, рода и насмешливо сказал:

— Послушай Еран, сын Шутелаха, сын Береда, сын Сабада, сын Я-не-знаю-кого, мы тоже не жадны к дарам, и, по мне, ты можешь делать с вашими пленными и добычей, что хочешь. И вам нужна награда за проделанный вами путь и переход через реку, вы можете получить по четыре шекеля за голову. Но я не позволю из-за вашего хвастовства портить себе радость победы и уничижать благословения Господа! Вы желали добра, и я благодарю тебя. Вы нашли моё знамя, и за это я тоже тебе благодарен. Ешь и пей, будь моим гостем сегодня ночью! Но потом уходи назад через Иордан… Ты говоришь, путь был труден. Я даю тебе время хорошо отдохнуть. До полнолуния. Но если ты к тому времени не уйдешь из Гилеада, ты и твои люди, ты перестанешь быть моим гостем, и я буду считать тебя одним из тех, кто с коварными намерениями вторгся в мою страну, как Аммон и Моав. Ты поймешь тогда, что меч Гилеада не затупился в этой битве…

— Израиль рассудит тебя и твоего спасителя, — сказал Еран и вышел.

Ифтах, оставшись один, презрительно фыркнул. Этот много воображавший о себе эфраимит, очевидно, всерьез думал, что повлиял на ход битвы.

Вошел Шамгар, важный, полный решимости. Еран пригрозил, что Эфраим мобилизует все свои войска, чтобы отомстить за позор. Но если Эфраим нанесет Гилеаду удар, Аммон почерпнет в этом новые силы. Гилеаду придется одновременно воевать против Аммона и Эфраима. И все победы Ифтаха окажутся тщетными.

— Какое счастье, — заключил он, — что я eщё не отправился с ковчегом в путь. Я поговорил с разгневанным Браном и немного его успокоил. Возьми себя в руки и ты, Ифтах! Разреши мне привести к тебе Ерана и окажи ему подобающие почести.

Разум подсказывал Ифтаху, что Шамгар прав. Ни один воин не потерпит оскорблений, которые он нанес Ерану, и тем более — надменные люди Эфраима. Если он сейчас не сгладит ситуацию, без причины и нужды спровоцирует новую войну, войну с гораздо более могущественным союзом врагов, войну против Господа. Но если он теперь унизится перед эфраимитом, его слава и победа будут запачканы также, как лежавшее перед ним его измятое, искривленное, исцарапанное знамя. Он попросил Ерана убраться из страны и не отменит свое решение.

— Прекрати важничать! — негромко, дрожащим от гнева голосом оборвал он Шамгара. — Разве я вам приказывал приводить через реку хвастливых эфраимитов? Ты и твой Авиам своими хлопотами все мне только испортили!

Удивленный Шамгар с трудом владел собой.

— Ифтах, брат мой, — продолжал заклинать он, — не подвергай опасности свою победу! Предотврати междоусобную войну детей Израиля! Не допусти, чтобы эта ссора переросла в воину с Эфраимом!

— Хватит! — окончательно потерял терпение Ифтах. — Всем известно, что ты — трус! Замолчи и не раздражай меня!

Шамгара действительно переполнял страх. Вот он стоит перед Ифтахом, и не может противостоять неукротимой самоуверенности этого человека. Но он не должен думать о себе, сейчас важно предотвратить братоубийственную войну в Израиле. И он справился с собой.

— Ты должен поблагодарить Ерана, — упрямо твердил он. — И ты сам это знаешь. Он пришел сюда как посланец Господа, чтобы принести тебе победу. Оскорбив его, ты оскорбляешь Господа.

В предупредительном жесте Ифтах вытянул руку.

— Мне следовало бы наказать тебя, как я это однажды уже сделал, горячился он. — Но ты привез ковчег на поле боя. И я пощажу тебя.

Ифтах поднял с пола свое знамя, угрожающе помахал им перед Шамгаром.

— Убирайся прочь! — закричал он.

В эту ночь Ифтах с самим собой держал военный совет.

Если уж он не попросил прощения у Ерана, он должен был бы, по крайней мере, вернуться на юг, чтобы принудить царя Нахаша, на стороне которого больше не было никакого Башана, к битве и заставить его подписать мир. Эфраимитам потребуется месяц или даже больше, чтобы подготовиться к нападению, и до этого срока ему надо было покончить с аммонитами.

Но он чувствовал, что-то мешает ему. Ифтах не снялся с места и оставался на берегу реки Ябок у Пенцеля. Единственное, что он заставил себя сделать — послал гонца к художнику Латараку с просьбой изготовить ему новое знамя.

Еран разбил лагерь у Бет-Набы, маленького местечка к югу от Ябока, по дороге в Мицпе. Очевидно, он не думал возвращаться до тех пор, пока Ифтах не признает его доли участия в победных торжествах. Шамгар тоже оставался в районе Ябока. Он продолжал вести переговоры с эфраимитами. Еран объявил, что готов забыть нанесенное ему оскорбление, если Ифтах пригласит его вместе с ним прибыть в Мицпе.

Разум Ифтаха требовал принять условие Ерана. Оно не было дорогим искуплением за допущенную Ифтахом грубость. Гнев и досада разъедали рассудок Ифтаха. Он ничего не ответил на предложение Ерана. Наоборот, вопреки всем военным соображениям, решил остаться на Ябоке до полнолуния. Тогда истечет срок, установленный эфраимитам. Он и сам не знал, что сделает, если они не покинут страну. До полнолуния оставалось три дня.

— Эфраимиты eщё не выступили? — поинтересовался Ифтах у своих людей.

— Нет, господин судья и главнокомандующий, — ответили ему.

Ифтах снял лагерь, возможно, с намерением двигаться в Мицпе. Но остался в районе Ябока и поселился в палатке на плоской, высокой вершине холма у Цафона, возвышавшегося над дорогой на Мицпе и бродом через Иордан. За день до полнолуния он в присутствии Эмина снова спросил у своих людей:

— Эфраимиты eщё не ушли? И получил тот же ответ:

— Нет, господин судья и главнокомандующий… Оставшись наедине с Эмином, он забегал взад и вперед, полный бессильного гнева.

— Я обещал им защиту до полнолуния, — сквозь зубы процедил Ифтах. — Но что я буду делать потом?.. Их надо убить, как диких зверей, которые угрожают стаду.

Ифтах словно не видел Эмина, он метался, как тигр в клетке и разговаривал как будто бы сам с собой. Однако Эмин заметил в его глазах маленькие зеленые огоньки и почувствовал — Ифтах обращался к нему, Эмину, своей «правой руке», Ифтах дал ему это почетное имя… «Их нужно убить, как диких зверей»… Эти слова застряли в груди юноши.

Утром после полнолуния многие палатки в лагере Ифтаха на холме у Цафона опустели. Опустела и палатка Эмина. Ифтах видел это. Прохаживаясь по лагерю, он никого ни о чем не спрашивал. С высоты холма он смотрел на дорогу в Мицпе, на брод через Иордан.

Между тем Эмин в ночь полнолуния вызвал из лагеря Ифтаха надежных людей, большей частью тех, которые состояли в войске с первых лет его формирования. Быстрым маршем отряд прошел к Бет-Набе, лагерю Эфраима. Когда рассвело, он вошел в палатку Ерана.

— Тебе приказано, — сказал он и выставил вперед подбородок точно, как Ифтах, — оставить страну. Установлен срок. Он прошел.

— Я подчиняюсь только приказам моего командующего Тахана, — ответил Еран. — Он послал меня спасти вас от аммонитов. Я сделал это. Когда я смогу отвезти моему командующему причитающуюся от вас благодарность, я вернусь назад за Иордан.

— Если ты немедленно без разговоров не снимешь свои палатки и не перейдешь через реку, — сказал Эмин, — причитающуюся благодарность получишь от меня.

— Убирайся вон, болтун! — рассердился Еран. — Иначе я покажу тебе, как мы расправились с аммонитами.

Вскоре люди Эмина и люди Эфраима встали друг против друга, грозя кулаками и мечами, обмениваясь оскорблениями. Эмин собирался выгнать эфраимитов за Иордан без кровопролития. Но вскоре пролилась кровь, а перестрелка превратилась в битву. Противники были равны по силам. Еран командовал тринадцатью сотнями. У Эмина людей было не больше, он не хотел иметь преимущество. И в военном искусстве его люди не превосходили врага. Но эфраимиты, растерявшись, не успели подготовиться к бою. Они храбро защищались, но многих убили. Опьянение битвой охватило обе армии. Они яростно сражались, убитых было без числа. Самого Ерана вскоре не стало. Его люди испугавшись, что он убит, пришли в замешательство и побежали. Воины Эмина преследовали их, а эфраимиты бежали на север, к броду через Иордан у Цафона. Ифтах со своего холма видел, как они приближались. Их было уже немного. То, что происходило внизу, больше не было битвой. Преследователи убивали бежавших.