Ифтах радовался, сопереживал своим людям в их яростной и счастливой погоне. Но в то же время понимал: все, что происходит сейчас внизу, недостойно и вообще глупо. Там, внизу, сеяли семена зла. Он должен встать перед своими людьми и защитить побежденных. «Не будь сыном своего отца, Ифтах! — кричал его внутренний голос. — Не позволяй своему самолюбию властвовать над собой! Положи конец этой бессмысленной и опасной затее!..» — Но где-то eщё глубже в душе копошился не покидающий его червь: «Дай волю своей радости! — сладко нашептывал он. — Будь свободным, будь человеком пустыни!»

Ифтах не потерял рассудок. Трезвый разум подсказывал ему: если он не остановит преступные действия своих людей, Эфраим потребует искупления. Ему придется выдать Эмина и терпеть унижения.

Он остался на холме…

Вскоре вернулся Эмин. Его, сейчас совершенно мальчишеское, лицо светилось улыбкой.

— Твоим стадам больше не будут угрожать дикие звери, мой господин, судья и главнокомандующий! — разгоряченный битвой, весело сообщил он.

Эмин исполнил желание Ифтаха, хотя приказа от него не получал. Он был чист — перед людьми и перед Богом. Ему оставалось лишь нахмуриться и строго спросить: «Что произошло там, внизу? Что вы там натворили?» И ответственность за содеянное перед Гилеадом и Израилем ляжет на Эмина. Прошел один миг, другой. Но не мог же он отрицать, что действительно выразил такое желание! Не мог он бросить на произвол судьбы Эмина, ради него рисковавшего собой!

— Спасибо тебе, Эмин! — сказал Ифтах, наконец. — Ты все сделал правильно…

Эмин поскакал вниз, к броду через Иордан. Его люди хорошо поработали, но и дорого заплатили за победу. Многие полегли в битве, и теперь оставшимся полагалась награда. Несомненно, кому-то из эфраимитов после поражения удалось уползти, затаиться. Они, конечно же, попытаются пересечь Иордан, чтобы вернуться в свою страну. Люди Эмина приготовят им отличное купание.

Одну сотню Эмин поставил в караул у брода. Из его тринадцати сотен погибло больше половины. Воины не забыли своих мертвых товарищей и теперь предвкушали новую встречу с эфраимитами.

И вот появились первые сыны Эфраима. Сначала — трое. Они были без оружия. Один из них хромал.

— Мир вам, люди! — приветствовал их караульный. — Какого вы племени и что вам нужно?

Эфраимиты ответили, что они принадлежат роду Авиэзов из города Офры. Узнав, что на Гилеад напали аммониты, они забеспокоились, как обстоят дела у их родственников. А теперь возвращаются домой.

— Так-так! — ухмылялись люди Эмина. — Вы, стало быть, из рода Авиэзов и собираетесь перейти через реку.

Однако, вместо слова «река», караульный употребил слово «шиболет», что означало «небольшой, мелкий водоем», что было оскорбительным для Иордана.

— Да, мы хотим перебраться через Иордан! — повторили эфраимиты.

Караульные настаивали:

— Вода сошла, и здесь, у переправы, Иордан превратился в шиболет…

Расчёт был прост. Караульные добивались, чтобы люди Эфраима назвали Иордан шиболетом, произнеся вместо «ш» звук «с». И добились, наконец.

— Да, мы хотим пересечь «сиболет», — подтвердили эфраимиты.

Бойцы Эмина обрадовались.

— Ну, попробуйте eщё раз, скажите слово правильно: «ши-бо-лет»! издевались они.

Безоружные воины Эфраима предприняли вторую попытку. Но их снова постигла неудача.

— Вы — воины Эфраима. Вы пытались обмануть нас! — заключил караульный.

Он подал знак, эфраимитам раскроили черепа, и бросили их тела в Иордан.

Эмин, рассказывая Ифтаху, что происходило у брода, смеялся. Вместе с ним смеялся и Ифтах.

Весь день Ифтаха не покидало радостное чувство. Утром он проснулся с ощущением, что одержал великую победу.

Он обдумал дальнейшие планы. Сначала он должен рассчитаться в северных областях с теми, кто оказался недостаточно преданным его делу. Однако вместо этого он отдал приказ выступить на юг, в Мицпе. Удивленным командирам отрядов он объяснил, что прежде, чем покончить с Башаном, хочет принудить к заключению мира царя Нахаша, пока eщё царь не успел объединить свои силы с Эфраимом. Но в глубине души он знал, что от марша на север удерживает его совсем другое. На севере жили Ктура и Яала, а он поклялся Господу, что принесет в жертву первого, кого встретит в своем имении. Тогда он выразился неясно. Что означали слова «мое имение»? Его лагерь или палатку в стране Тоб? Однако разумнее сейчас идти в Мицпе и, тем самым, избежать марша на север, где он мог первыми встретить дорогих ему женщин. Его душу наполнило мрачное, нездоровое любопытство: кого из его людей вышлет Господь ему навстречу в Мицпе, чтобы он мог исполнить свою клятву?

На всем пути его встречали с ликованием и почетом. Правда, некоторые сомневались, правильно ли сделал Ифтах, напав на эфраимитов, и боялись гнева Господа. Большинство, однако, безгранично доверяли ему и радовались великой победе. Вся страна восхищалась смелой шуткой людей Ифтаха у брода реки Иордан. Люди из Гилеада были серьезны, горды и смеялись сдержанно, но когда думали о происшествии у Цафона, толкали друг друга в бок и оглушительно хохотали. Они то и дело повторяли: «сиболет» и «салом», все что начиналось на букву «ш», и потешались над глупыми, неуклюжими эфраимитами, которым в жизни не выговорить такие простые слова.

Ифтах в этом марше к Мицпе запретил нести впереди себя знамя. Он ждал новое, которое должен был изготовить художник Латарак. Однако, приблизясь к Мицпе, он свернул к горе Обот и там, на кладбище, вытащил старый стяг. Он приказал отодвинуть камни и вступил в пещеру, чтобы показать измятое, изогнутое знамя с облаком и молнией — свидетельство его несчастья и его победы своему отцу.

Медленно двигаясь в сумерках, ощущая дурно пахнувшую прохладу, он приблизился к телу отца и положил рядом с ним свое знамя.

— Твой сын Ифтах, — начал он свой рассказ, — добился такой победы, которой не добивался никто со времен победы Барака и Деборы над канаанитами. Аммон и Моав долгие годы не отважатся нападать на Израиль. Я принес тебе знамя, чтобы ты увидел мою беду и мою славу. Сообщаю тебе, что я не испытываю радости. Ибо в гневе своей гордыни я убил тех, кто пришел, чтобы помочь мне. Знаю, это плохо, боюсь, что оскорбил Господа. Когда я был у тебя в последний раз, я хвастался, что не буду поступать, как ты, сумею себя обуздать. Я переоценил себя, не смог стать господином своих диких страстей. Помоги мне, если можешь, чтобы от этого не вышло зла. Во всяком случае, сегодня все хорошо. Сегодня я — победитель и говорю тебе: имя твоего рода обрело блеск благодаря твоему сыну Ифтаху…

Когда он вышел наружу, у него снова стало легко на сердце. Переполненный счастьем победы, он направился к стенам Мицпе мимо Ремет-Хабоним, горы умерших детей.

В Мицпе царило всеобщее ликование, подтверждавшее, как велика его победа. Навстречу ему из ворот города неслись песни, крики, громкая веселая музыка.

Среди звуков арф, флейт, цитр послышался ему странный, но родной звук литавр Яалы. Что это? Он ведь в Мицпе, а не в своем лагере в стране Тоб. Или он все перепутал? Ифтах смутился. Неужели он в плену своих грез?.. Но нет, он определенно находился в Мицпе. И его дочь, Яала, танцуя, шла впереди процессии девочек.

Его душу охватил ужас. «Кто первый выйдет навстречу, — хвалился он перед Господом. — Пусть даже это будет дорогое мне существо». Тем временем Яала танцевала перед ним свой неистовый танец и, ударяя в литавры, пела: «Самый сильный воин — это Господь, Он утопил врагов. Он благословил Ифтаха, который сражался его мечом. Велик среди всех героев Ифтах! Его отец, судья Гилеад, в великой битве убил четыре тысячи вражеских воинов, но судья Ифтах острием своего меча заколол четырнадцать тысяч… Празднуя возвращение Ифтаха, перед его домом расстилают красные, праздничные ковры. Люди и камни города Мицпе превозносят Ифтаха, судью и полководца, победителя…» Так пела Яала.