– Хочешь, я скажу тебе одну вещь, Альфредо? Может, ты и есть маньяк?

Шмаровоз начинает смеяться.

– Ну еще бы! Это же сама очевидность!

– Если я продолжу поиски в этом направлении, то у тебя будут большие неприятности. Хочешь поспорить? Он холодно смотрит на меня.

– Я себя спрашиваю, к чему вы ведете, господин комиссар.

Блеск его черных глаз меня немного смущает, однако я не отступаю.

– Ты отправишься в суд, красавчик. И я готов поклясться, что в один прекрасный день ты обнаружишь, что кое в чем похож на Луи Четырнадцатого.

Очевидно, он учил историю Франции, потому что бледнеет.

– Это один треп!

– У тебя есть алиби на сегодняшний вечер между без четверти десять и половиной одиннадцатого?

– Ну...

– Я тебя слушаю. Смажь язык, так он будет лучше работать.

– Я был в бистро на авеню Жюно. Вышел, чтобы ехать за моей кошкой. Машины нет! Я подумал, что кто-то подшутил, и поехал на улицу Годо на такси. Ее там не было. Сначала я решил, что она работает, и стал ждать. Через двадцать минут я зашел в отель. Мне сказали, что ее там нет. Из этого я заключил, что она пошла к клиенту, иногда такое бывало. Она была работящей девочкой, добросовестной, аккуратной. Мужиков, которые ее снимали, обслуживала по первому разряду... Потом я вернулся в свой клуб и увидел, что там ее тоже нет. А тут ваш рыжий подошел ко мне и сказал, что вы хотите со мной поговорить насчет Мари-Те. Я пошел за ним без возражений. Он может это подтвердить.

Я хохочу, как Мефистофель в опере:

– Поданная таким манером, твоя версия выглядит вполне съедобной, Альфредо. Но могу тебе сообщить, что есть нечто, что может ее начисто поломать.

– Да?

– Да. Когда присяжные узнают, что у тебя были дела с Буальваном, они не клюнут на твою историю, как щука на леденец!

На этот раз он раздавлен. Я мастерски поработал, а теперь надо ковать железо, пока горячо.

– Твоя мочалка умерла в твоей машине в то время, когда у тебя нет и намека на алиби. Можешь не сомневаться, я и следователь сделаем эту очевидность очевидной и для присяжных.

Он не отвечает.

– А теперь раскрываем карты, Альфредо. Я тебе скажу, что знаю я, ты – то, что знаешь ты, а потом посмотрим, что мы сможем сделать для твоего здоровья. Идет?

Он не отвечает, но я делаю вывод, что его молчание – знак согласия.

– Сегодня утром я был в Сен-Дени, когда ты навестил Бержерона.

Ну вот. Нет нужды плести кружева, он все понял. Этот скрытный человек, который не раскололся бы при других обстоятельствах, чувствует, что попал в крепкую паутину.

Он пожимает плечами.

– Слушайте, то, что произошло, слишком глупо. Согласен, я не иисусик, но в этой истории я чист.

– Опусти предисловие, Альфредо, переходи сразу к сути дела, я спешу.

– Я познакомился с Буальваном в Индокитае, когда французское правительство начало собирать манатки и готовилось сваливать домой. У меня там было дело.

– Да?

– Конечно, это было не Эльдорадо...

– Да, это был Индокитай, страна риса и пиастров, правда, чувачок?

– Ну, в общем...

– Ладно, что дальше?

– Так вот, я познакомился с Буальваном. Он тогда был унтер-офицером. Мы подружились.

– Он участвовал в твоих махинациях?

– Нет. Барное знакомство. Лучше не настаивать.

– Продолжай!

– После возвращения во Францию мы несколько лет не виделись. И вдруг однажды встретились на Елисейских Полях. Случайность.

– Ну и?

– Выпили, вспомнили прошлое.

– Возле Священного огня самое место.

– Он организовал какой-то маленький бизнес в Сен-Дени. Дела, кажется, шли хорошо, он был доволен. Мы расстались, договорившись встретиться снова. Я назвал ему бар, в котором часто сижу.

– Не произноси это слово, а то накаркаешь. Альфредо скрещивает два пальца, заклиная судьбу, и продолжает:

– Время от времени мы встречались, и вот вечером, накануне своей смерти, Буальван заявился в мою тошниловку с похоронной мордой. Он оглядывался по сторонам, как будто за ним гнались сто чертей... Я ему дал выпить и попросил объяснить, в чем дело, но он молчал, как воды в рот набрал. Из него не удалось вытянуть ни единого слова. Он только сказал, что у него большие неприятности, ему грозит страшная опасность и единственный способ спастись – это сесть на нары по достаточно серьезному обвинению.

То, что мне любезно излагает блатной, удивляет меня до крайности. Согласитесь, что это не банально! Честный бизнесмен мечтает отправиться за решетку.

– Отсюда и покушение на твою камбалу?

– Точно. Это была моя идея. С этим маньяком-убийцей не надо было долго думать. Буальван делает вид, что душит девицу, его арестовывают, так?

– Для этого надо, чтобы поблизости были полицейские.

– А вы думаете, я не заметил вашу засаду на улице Годо? Инспектора Пакретта можно узнать по одним его шарфам.

– Дальше?

– Мысль выдать его за маньяка Буальвана не вдохновила. Комбинация казалась слишком рискованной. Я ему разжевал, что он сможет оправдаться, когда захочет, представив алиби на прошлые убийства... (Знакомство с правосудием заметно обогатило словарный запас Альфре-до. Как говорится, с кем поведешься, от того и наберешься.)

– Согласен, дорогой сценарист, но на это?..

– Он мне сказал то же самое. И тут ему пришла идея...

– Какая?

– Он захотел, чтобы Мари-Те написала расписку, что нападение – туфта, ну и так далее.

– Она тоже была в курсе?

– Естественно. А вы думаете, она была такой дурой, чтобы поехать с типом на машине при том, что происходит в Париже?

– Она хорошо играла роль.

– Черт возьми, она струхнула, когда увидела, что вы пристрелили Буальвана. Дело сразу осложнилось, понимаете?

– Скажи, она написала ту расписку?

– Да.

– Для проститутки оскорбление полицейского при исполнении чревато большими неприятностями. Он пожимает плечами.

– В жизни надо уметь рисковать. А потом, Буальван дал немного деньжат.

– Сколько? Он колеблется.

– Пятьсот штук старыми!

– Черт, сразу видно, что твое маленькое кино было срочным. Ты уверен, что он тебе не сказал, в чем дело?

– Клянусь памятью Мари-Терез.

Нас разделяет новое молчание Каждый подводит промежуточный итог ситуации.