– Если кто-нибудь из вас еще раз захочет убежать, пусть знает – за побег я велю казнить каждого третьего, а оставшимся в три раза повышу выкуп, – Армат Кучюн усмехнулся. – Помните об этом, рабы… А вас, мои верные люди, – он соколом взглянул на своих, – я зову на пир прямо сейчас! Пока мы ездили, женщины уже приготовили угощение…

– Слава великому вождю!

– Слава!

Атаман приосанился:

– Кстати, о женщинах… На пиру нас всех ждет потеха… Красавица Марфут! – он щелкнул пальцами, и верный Карымчан со смехом выволок из толпы Марфену, срывая с нее монашескую сутану. Девушка закрыла лицо руками и заплакала. Раничев даже не дернулся – сковывавшие его цепи были вполне надежны.

– Отвести в дом, – глядя на Марфену желтыми, как у тигра, глазами, распорядился Армат Кучюн. – Отмыть и переодеть. И запомни, красавица, не будешь с нами ласкова – я велю отрубить голову каждому третьему.

Девушку увели в дом – двухэтажный, с крытой галереей и наблюдательной башенкой на плоской крыше. Пленников загнали обратно в амбар, Ивана же отвели в конец двора, к конюшне, рядом с которой специально для таких случаев имелось небольшое, сложенное из круглых камней, здание – гибрид застенка и земляной ямы. Вот туда-то и бросили Раничева, закрыв на засов массивную дверь из толстых рассохшихся досок. Сквозь щели в узилище, сквозь небольшое, под самым потолком, оконце – узкое, не пролезть – проникали яркие солнечные лучики, совершенно неуместные здесь. Иван, впрочем, обрадовался – все не в полной темноте сидеть, устроился поудобнее на старой соломе – думал. Мысли, правда, не шли. Почему-то вспомнилась вдруг Евдокся, затем – интриги в пионерлагере, после – бар «Явосьма», самодеятельная рок-группа, бас-гитара… Нет, что-то не о том думалось. Звеня длинной цепью, Иван улегся на соломе. Хорошо, хоть колодку на шею не надели, можно отдохнуть, так сказать, со всеми удобствами. Солома хорошая, правда старая, да зато много ее здесь… много… А ведь она неплохо горит! Ну да вспыхнет – мало не покажется. А что лучше – чтобы содрали кожу или задохнуться в дыму? И то и другое как-то… слишком по-мазохистски. Нет, надо идти другим путем. Встав, Раничев внимательно осмотрел дверь. Крепка, массивна – не вышибешь. А двор – пуст, ни единой души, видно, все веселятся в доме. Хотя, конечно, часовой должен бы быть. Ага – вот и он! Юркая мальчишеская фигурка. Юнга! Идет сюда… Ух, гад…

Подойдя к узилищу, мальчишка остановился:

– Я не могу выпустить тебя – меня сразу казнят, – тихо произнес он. – Да мне и не открыть замок на засове.

Замок… Однако подстраховались, собаки!

– Зачем замок?

– Что б не ставить лишнего стража.

– А на воротах, там тоже страж?

– Да. А я – в башне.

– Так-так… – Раничев лихорадочно соображал.

– Я… – запинаясь, произнес парень. – Я могу принести тебе яд… У меня есть, в ладанке, на всякий случай… Тогда ты умрешь быстро, без мучений…

– И не попаду в рай! Бог не любит самоубийц.

– Я буду молиться за тебя! И пожертвую много богатств церкви Святой Софии в Трапезунде.

– Вот, спасибо, утешил, – Раничев не выдержал, рассмеялся. – Значит, кроме вас двоих, никакой охраны во дворе нет.

– Нет, все на пиру. Хочешь, я принесу тебе вина – растворишь в нем яд, потом я заберу кубок.

– Вина? – солнечный луч скользнул сквозь щель прямо в глаза Ивану. – Вина… Это хорошо! Неси!

– Сейчас, – обрадованно воскликнул пацан. – Я быстро!

– Постой, – придержал его Раничев. – Знаешь, не хотелось бы принимать смерть из обычной посуды. Нет ли в доме какого-нибудь дорогого и изысканного кубка, скажем, стеклянного?

– Н-не знаю, – юнга покачал головой. – Кажется, на «Золотом петухе» были такие. Впрочем, я обязательно поищу!

– Вот-вот, сделай милость.

Парень убежал, и Раничев принялся деятельно размышлять – мысли его уже приняли вполне определенную форму. Лишь бы только нашелся подходящий предмет, лишь бы… Однако не слишком ли сложные меры принимает Армат Кучюн для защиты от побегов? Подставной агент, провокатор, показательные казни – когда, наверное, можно было бы просто усилить охрану. Так, значит, бежать отсюда вполне можно! Да, наверняка, можно, и вполне успешно, и бежали, наверное, многие – оттого и такие сложности. Значит…

Во дворе послышались торопливые шаги. Юнга не обманул – принес кувшин вина и большой бокал из тонкого венецианского стекла, протянул все в оконце вместе с ладанкой:

– Пей! И прости меня, если сможешь. Если б не ты…

– Зря ты связался с разбойниками.

– Так уж вышло…

– Не хочешь бежать?

– Нет! Ты же видел, что получилось из вашего побега. Уж теперь-то долго никто не решится его повторить. Да и руки у Армата длинные, достанет и в Кафе, и в Солдайе, и даже в Трапезунде.

– Даже так? – Раничев ухмыльнулся. – Не шайка, а какой-то транснациональный преступный синдикат. Из твоей башни виден задний двор?

– Нет, дом мешает. Только дальние подступы. Ну, я пойду, пожалуй, не то хватятся. Ты, как выпьешь, выброси все из окна, я подберу. Не забудь, ладно?

– Так я не сразу умру?

– Нет… Через некоторое время. Ну вроде как заснешь.

– Ладно, не беспокойся. Все сделаю, как скажешь.

– Спасибо, – поблагодарив, юнга ушел, видно, поднялся на свою башню.

Залпом выпив вино – а чего добру пропадать? – Иван отбросил в сторону ладанку с ядом и, громыхая цепью, взял в руки кубок. Подгреб соломы, поднес кубок к солнечному лучу, сфокусировал… Пучок соломы вспыхнул тут же! Иван быстро скрутил из той же соломы жгут, запалил, вставил в дверную щель, подул… Ага! Занялись доски! Теперь бы только не задохнуться в дыму… Да, и выкинуть в оконце бокал с ладанкой…

– Ого! – донеслось с улицы. – Да ты горишь!

– Уходи, – с досадой откликнулся Иван. – Тебе ведь с башни не видно дыма?

– Да нет, – со вздохом откликнулся юнга. – Ну, уж ладно – пусть будет как будет, а я ко всему этому – ни при чем, правда?

– Золотые слова, – Раничев подбросил в огонь соломы. – Тебя как звать-то?

– Умберто. Умберто Каризи.

– Из Кафы? Генуи?

– Из Солдайи.

– Ну, прощай, Умберто. Иди на свою башню. Надеюсь, мы больше не встретимся.

– Да… – парень почему-то не уходил. – Знаешь что, Джанни… – как-то нерешительно промолвил он. – Завтра с тебя бы содрали кожу… И они хотели… хотели, чтоб это сделал я…

– Что ж ты не согласился?

– Я согласился, а что делать?

– И все же решил все устроить по-своему?

– Ну да… Только не совсем так получилось.

– Уж получилось как получилось… Кузнец тоже пирует?

– Ага. Все.

– А ты б не мог забежать в кузницу, раздуть пламя?

– Забегу.

– Спасибо. Мой тебе совет – беги из ватаги! Беги без оглядки, иначе будет поздно.

– Нет, – Раничеву показалось, что пацан улыбнулся. – Кажется, я встретил здесь свое счастье…

Произнеся эту загадочную фразу, мальчишка убежал в кузницу.

Вскоре дверь догорела, и Ивану не составило никакого труда выбраться наружу. Хорош же он был! Черный от копоти, в цепях, с соломой в растрепавшейся шевелюре. Раничев осмотрелся – ага, в кузнице уже виднелось пламя. Перво-наперво – освободиться от цепей, к черту подобные украшения. Неудобно… Впрочем, главное – вышибить шип. Ага! Есть! Теперь бы освободить всех… Или сначала поджечь конюшню? Нет, конюшня – потом.

Пользуясь отсутствием часовых – самоуверенность сыграла с предводителем бандитов нехорошую шутку – Раничев пробрался к амбару, ударом ноги сшиб засов, уж здесь-то не было никакого замка:

– Выходите!

– Иване?!

– Бегите в кузницу, сшибайте цепи и готовьтесь подороже продать свою жизнь!

– А не получится ли так, что…

– Заткнись, Вавила, нам, похоже, терять нечего. Идем!

Звеня цепями, пленники выбежали их амбара.

– Вон кузница, – показал Иван.

– А ты куда же?

– Вы пока расковывайтесь и идите к конюшне. А у меня еще здесь одно небольшое дело. Впрочем, думаю, долго не задержусь.