Почти месяц стоял под Москвой Едигей. За это время не произошло ни одного более-менее крупного столкновения ни с полками великого князя, ни с дружинами Свидригайло Ольгердовича, накануне получившего от великого князя в кормление пол-Руси со стольным городом Владимиром. Но если войска Василия I Дмитриевича не были готовы к встрече с профессиональной татарской армией, то не менее профессиональные литовские дружины, не желая рисковать, просто покидали вверенные им города при приближении татар. Однако судьба, а может быть, и спланированные Москвой обстоятельства заставили татарского военачальника в спешном порядке возвращаться в Орду. Дело в том, что, отправляясь в поход на Москву, Едигей оставил Сарай и хана практически без войск, чем не преминули воспользоваться то ли противники хана, то ли сторонники Москвы. В Орде началась очередная междоусобица, жизнь хана и благополучие Едигея оказались под угрозой.
По большому счету, поход на Москву своей цели не достиг; уходя в степи, ордынцы были вынуждены довольствоваться лишь грабежом да тремя тысячами рублей, полученными ими за снятие осады с Москвы. О состоянии русско-ордынских отношений того периода красноречиво и весьма убедительно свидетельствует письмо Едигея, отправленное московскому князю после неудавшейся осады Московского Кремля. Вот что в нем говорится: «…Великий хан послал меня на тебя с войском, узнав, что дети Тохтамыша нашли убежище в земле твоей. Ведаем также происходящее в Областях Московского Княжения: вы ругаетесь не только над купцами нашими, не только всячески тесните их, но и самих Послов Царских осмеиваете. Так ли водилось прежде? Спроси у старцев: земля Русская была нашим верным Улусом; держала страх, платила дань, чтила Послов и гостей Ордынских. Ты не хочешь знать того — и что же делаешь? Когда Тимур сел на Царство, ты не видел его в глаза, не присылал к нему ни Князя, ни Боярина. Минуло Царство Тимурово: Шадибек 8 лет властвовал: ты не был у него! Ныне царствует Булат уже третий год: ты, старейший Князь в Улусе Русском, не являешься в Орду! Все дела твои не добры… Хочешь ли княжить мирно? Призови в совет Бояр старейших… пришли к нам одного из них с древними оброками… да не погибнет вконец Держава твоя. Все, писанное тобой к Ханам о бедности народа Русского, есть ложь: мы… сведали, что ты собираешь… по рублю с двух сох: куда же идет серебро? Земля Христианская осталась бы цела и невредима, когда бы ты исправно платил Ханскую дань… Размысли и научися!» (Как похоже содержание этого письма на письма и устные угрозы «чеченских», «измайловских», «солнцевских» вымогателей времен реставрации капитализма в России в конце ХХ — начале ХХI в.) Весьма многозначительное письмо, раскрывающее глаза на многие события того времени, в том числе и на суть татаро-монгольского ига.
Однако и после этого великий князь, хорошо осведомленный о происходящем в Орде, еще три года уклонялся от каких бы то ни было сношений с Едигеем, пока на ханский престол не сел сын Тохтамыша — Джелаль-Еддин, который, по обыкновению ордынских властителей, решил спровоцировать очередную усобицу между великим князем и удельными суздальскими князьями, выдав последним ярлык на нижегородское княжество, которое Москва уже давно считала своей собственностью. Узнав об этом, Василий Дмитриевич в августе 1412 года после двадцатилетнего (!) перерыва и второй раз за время своего княжения идет в Орду вместе со всеми своими вельможами и большими дарами.
Как ни странно, но время этой поездки совпадает с покушением на Джелаль-Еддина и восшествием на трон Керим-Берды (?), четыре года до этого отсиживавшегося в Москве под покровительством Василия I. Само собой разумеется, что в сентябре того же года московский князь возвращается домой с отменой всех ярлыков, выданных Джелаль-Еддином. С большой степенью вероятности можно предположить, что новый хан сел на престол не без помощи великого князя и что между Москвой и Ордой на время установились особые отношения, о которых летописцы почему-то умалчивают.
Но не все зависело от хана Большой Орды. В условиях непрекращающейся внутриордынской междоусобной борьбы гарантировать неприкосновенность русских земель от набегов многочисленных и своенравных царевичей было невозможно, поэтому в летописях мы встречаем сообщения о татарских набегах на Елец (1414 г.), Одоевскую область (1422 г.) и Рязань (1424 г.), что было лишь малозначительными эпизодами того жестокого века.
Умер Василий Дмитриевич 53 лет от роду, оставив вдову Софью Витовтовну и единственного сына — десятилетнего Василия, которого он в завещании поручает братьям своим, детям Владимира Андреевича Серпуховского, и тестю Витовту. Он благословил сына на великокняжеский стол, но с оговоркой: «А даст Бог сыну моему великое княжение». Дело в том, что следующий за ним брат Юрий Дмитриевич, корыстно толкуя завещание Дмитрия Донского, так и не признал за племянником права наследовать Владимирский стол. Молодому князю оставалось уповать лишь на помощь душеприказчиков, Православную церковь и опять же на волю ордынского хана.
Так получилось, но после смерти Ивана Калиты, его царствующих сыновей и внука споров о престолонаследии не возникало по той простой причине, что наследник был очевиден и эта очевидность, по счастливому стечению обстоятельств, создала за три княжеских поколения практику прямого наследования от отца к сыну. Эта практика мирного перехода власти, при которой старая боярская команда сохраняла за собой все командные посты и привилегии, вполне устраивала и бояр, и черное сословие. Вот почему, когда у малолетнего Василия Васильевича возник соперник в лице пятидесятилетнего дяди Юрия Дмитриевича, по праву снискавшего себе славу доблестного военачальника и решившего воспользоваться лествичным правом для того, чтобы занять великокняжеский стол, у молодого княжича появилось так много союзников и помощников.
После смерти Василия Дмитриевича власть, как и во времена малолетства Дмитрия Донского, взяла на себя боярская команда во главе с митрополитом Фотием, имевшая внушительную поддержку в лице великого князя литовского. Через три года князь Юрий «под давлением превосходящих сил противника» признал себя «молодшим братом» своего племянника. Но после смерти Витовта, который неплохо попользовался своим положением попечителя, подчинив себе Тверское и Рязанское княжества, он разорвал договор и перенес спор о престолонаследии в Орду. Спор этот он проиграл то ли по причине дипломатической ошибки своих бояр, то ли из-за того, что Василий пообещал восстановить выплату дани. Как бы то ни было, но великим князем хан Улуг-Мухаммед утвердил племянника, причем церемония возведения на престол впервые состоялась в Москве, что фактически означало перенос столицы Северо-Восточной Руси из Владимира в Москву (1432 г.).
Однако противостояние внутри Калитиного дома только началось, и не Юрий Дмитриевич был инициатором, а его властолюбивые сыновья Василий Косой и Дмитрий Шемяка. Для активных действий был нужен только повод, и он нашелся после скандала на свадьбе великого князя, мать которого, Софья Витовтовна, публично обвинила Василия Косого в присвоении драгоценного пояса из великокняжеской казны (1433 г.).
В России наступила двадцатилетняя междоусобная борьба, в которой обе противоборствующие силы показали себя не с лучшей стороны. Оскорбление на свадьбе спровоцировало войну, разгром великокняжеской рати и взятие Москвы (1433 г.). Но народ был на стороне молодого князя. Убедившись в этом, Юрий Дмитриевич вторично признал его старшинство. Тем не менее этот благоразумный и где-то благородный поступок дяди не вразумил венценосного племянника — он начал мстить, проявляя жестокость в отношении не только своих обидчиков, но и безоружного населения подвластных им уделов. Теперь уже против Василия II настраивается общественное мнение, и он вторично теряет Москву (31 марта 1434 г.). Ни один из городов русских не дает ему убежища.
Но судьбе было угодно сохранить за Василием великокняжеский стол: через два-три месяца после этих событий умирает Юрий Дмитриевич, и он вновь возвращается в Москву, уже по праву старшего в роду. Еще два года продолжается его война с Василием Косым, которого он берет в плен в мае 1436 года. То, как он поступает с поверженным врагом дальше, нельзя отнести к разряду распространенных явлений даже в тот жестокий век: Василий II приказывает ослепить Василия Косого.