На Руси наступило относительное затишье, нарушаемое лишь малозначительными пограничными столкновениями с Литвой и татарскими царьками, появлявшимися на южных границах Московского княжества.
На дальнейшую историю Руси оказал особое влияние свергнутый с золотоордынского престола Улуг-Мухаммед, откочевавший в пределы Московского княжества в расчете на помощь Василия II. В свое время он решил спор за великокняжеский стол в его пользу. Однако Василий поступил, с одной стороны, неблагодарно, а с другой — опрометчиво, отказав ему в поддержке и послав против него московские полки под командованием Дмитрия Шемяки — брата Василия Косого. Шемяка либо сознательно, либо по недомыслию проиграл сражение в районе города Белева. К счастью для московского князя, Улуг-Мухаммед не стал развивать успех. Он отправился на ослабленные постоянными набегами земли Волжской Болгарии, где за один год построил себе деревянный город неподалеку от прежней Казани, заложив таким образом будущее Казанское ханство. Сил у него было, видимо, достаточно, если менее чем через два года мы видим его уже осаждающим Москву. Есть веские подозрения, что в этом набеге ему активно помогал Дмитрий Шемяка. Город они не взяли, но зла причинили немало. В 1444 году Улуг-Мухаммед захватывает Нижний Новгород и Муром, а через год (7 июля 1445 г.) его сыновья разбивают в бою полуторатысячную дружину Василия II и берут в плен самого великого князя. Существует мнение, что и здесь не обошлось без Дмитрия Шемяки — уж больно высокомерно он вел себя после этого с семьей двоюродного брата.
Судьба берегла Василия Васильевича и в этих трагических событиях. Через три месяца казанский хан под обещание выплаты 200 тысяч рублей выкупа (баснословная сумма по тем временам) освобождает великого князя, и тот в сопровождении многочисленного татарского войска возвращается в Москву. Прибывшие с ним татарские царьки и военачальники растекаются по городам и весям кто для сбора обещанного выкупа, а кто и на кормление, как служивые татары. У современников создалось полное впечатление, что князь-неудачник за свое освобождение из плена пожертвовал всей землей Русской и всем православным населением, что вызвало протест не только у сторонников Юрьевичей, но и в ближайшем окружении князя. Не прошло и полгода, как Шемяка и Иван Андреевич Можайский, под благовидным предлогом устрашения казанских татар и уменьшения выкупа, вошли в сговор с частью московского боярства, при содействии которого захватили Московский Кремль, пленили мать и жену великого князя, ограбили его казну и дома верных ему бояр, после чего кинулись в Троицкий монастырь, где в то время на молении находился и сам великий князь. Взяв в плен Василия II, они привезли его в Москву, где 16 февраля 1446 года поступили с ним так же, как и он некогда поступил с Василием Косым: его ослепили и сослали в Углич.
Заняв великокняжеский стол, Шемяка, не искушенный в государственных делах и не имевший твердых моральных убеждений, начал с того, что своими неправильными действиями настроил против себя духовенство, под чью гарантию были привезены в Москву княжичи Иван и Юрий Васильевичи, — вместо того чтобы получить обещанный удел, они разделили судьбу своего отца-узника. Опасаясь расправы со стороны новоиспеченного великого князя, приверженцы Василия II либо попрятались по дальним волостям, либо ушли — кто в Литву, кто в Орду. Сподвижники Шемяки в свою очередь потребовали от него дополнительных волостей за счет противной стороны. Это вызвало противодействие не только бояр, но и смердов, страдавших от любых резких перемен, и в первую очередь от перемены земельных собственников. Расправляясь с неугодными, Шемяка не считался с реальной виновностью избранной жертвы, а руководствовался выгодой, которую мог получить от новых фаворитов. Отсюда и появилось выражение «шемякин суд», ставшее в дальнейшем нарицательным.
Недолго покняжил Дмитрий Шемяка. Как и тринадцать лет назад, вокруг Василия при активном участии церковных иерархов начали группироваться сторонники московского княжеского рода, зарекомендовавшего себя собирателем русских земель и гарантом стабильности. Обручив семилетнего сына Ивана с пятилетней тверской княжной, Василий перетянул на свою сторону недавнего противника, тверского князя Бориса Александровича. На помощь Василию II уже спешили князья и бояре, бежавшие от Шемяки в Литву, а также татарские царевичи Касим и Эгун, сыновья Улуг-Мухаммеда. Как только Шемяка вышел из Москвы навстречу войску Василия Васильевича, москвичи на Рождество, 25 декабря 1446 года, без боя сдали столицу подошедшему отряду, возглавляемому боярином Плещеевым. После этого Дмитрий Шемяка семь лет укрывался в отдаленных волостях, пытаясь противодействовать великому князю, пока не был отравлен в Новгороде своим же поваром.
Покончив с внутрисемейной неурядицей, московский князь, пренебрегая христианскими заповедями, тут же принялся укреплять личную власть и наказывать бывших союзников Шемяки. Летом 1454 года он присоединил к московским владениям земли недавних противников: Можайское и Суздальское княжества. После этого, лишенный чувства благодарности, подверг несправедливой опале и своего верного союзника Василия Ярославича Серпуховского: отобрал в великокняжескую казну его вотчину, а самого князя сослал в Углич. Семья серпуховского князя скрылась в Литве, где в то время находились и другие опальные вельможи. Воспользовавшись смертью рязанского князя Ивана Федоровича, московский князь забрал в Москву его восьмилетнего сына и дочь, а в Рязань послал своих наместников, сделавшись ее фактическим хозяином. Корыстолюбивых посягательств московского князя избежали лишь Тверь да незначительный Верейский удел, который еще какое-то время сохранял относительную независимость.
Почувствовав в своих руках силу, Василий в 1456 году приступил к поэтапному решению многовековой новгородской проблемы. Под предлогом того, что в Новгороде нашли приют его недавние противники, он направил туда многочисленное войско. К счастью, до военных действий дело так и не дошло. Во избежание кровопролития, новгородцы согласились выплатить огромную контрибуцию, подписать договор «по всей воле Великого князя», принять московских наместников и отказаться от самостоятельности во внешних сношениях.
Достигнув успеха на северо-западе, Василий II обращает свой мысленный взор на север. В 1458–1459 годах его полки уже вершат суд над жителями Вятки, бывшими союзниками Юрия Дмитриевича и его сыновей. Воеводы Василия взяли ряд городков, однако полной покорности населения, воспитанного на новгородских вольностях, добиться так и не смогли, посему удовлетворились пока умеренной данью и обязанностью вятчан выставлять потребное количество войск по приказу великого князя.
При Василии II мы впервые встречаемся и с новой формой взаимоотношений великого князя с многочисленными татарскими царевичами, которые в поисках средств к существованию стали отказываться от разбойничьего промысла и переходить к нему на службу, получая в кормление русские города и села. Из летописных источников мы узнаем, что уже в 1444 году московский князь послал двух служивших ему монгольских царевичей на Брянск и Вязьму. В летописях следующего года встречается упоминание о некоем царевиче Бердате, «друге и слуге Россиян» — он опоздал к месту боя, в ходе которого великий князь был взят в плен. А еще через несколько месяцев, по возвращении князя из плена, на Руси начался массовый переход татар на московскую службу. Дело дошло до того, что сыну Улуг-Мухаммеда Касиму Василий отдал на кормление древний Городец-Мещерский, создав таким образом буферное государственное образование, получившее впоследствии название Касимовское Царство, верой и правдой служившее Москве около двухсот лет. Так, в 1449 и 1450 годах Касим в первый раз самостоятельно, а потом вместе с коломенским воеводой разбил два татарских отряда — на Пахре и Битюге, что в определенной степени обелило Василия в глазах россиян за его благорасположение к татарам.
Казалось бы, что нужно человеку, лишенному одного из главных органов чувств — зрения? Неужели ему в его положении было мало любви ближних и материального достатка во всем? Но Василий, сын, внук и правнук великих князей, уже вкусил горький мед власти и считал себя не просто хозяином земли Русской, а и помазанником Божьим, свыше обязанным не только сохранить за собой свое наследство, но и преумножить его, а уходя в мир иной, передать его своему сыну. Не этим ли объясняется свойственная ему неуемность и не это ли его предназначение так заботливо оберегало его все тридцать семь лет, что он занимал великокняжеский стол?