Серж рассматривал картины Павла, висевшие на стенах мастерской. Они ему нравились, они ему были понятны, но от них не исходила та внутренняя сила, то свечение, которое присутствовало, которое буквально било в глаза с маленького холстика Шагала. И Сержу даже показалось, что он понял именно здесь, в этой мастерской, чем отличается настоящее искусство от суррогата: от настоящего всегда исходит энергия, невероятная жизненная сила, а от суррогата веет мертвечиной, как от муляжа, который изображает кусок мяса или яблоко — нет ни аромата, ни вкуса, хотя вроде бы похоже на живое.

Он распрощался с художником, крепко пожав на прощание мозолистую широкую ладонь, перепачканную краской, чмокнул в щеку подругу художника и поспешил покинуть мастерскую.

Он приехал к себе домой. Макс Фурье варил кофе.

— Слушай, Макс, — сразу без всяких обиняков сказал Серж, — это картина Шагала — раннего — витебский период, и стоит она много миллионов.

— Кто это тебе сказал?

— Художник сказал.

— Настоящий художник?

— Есть у меня один знакомый, картины пишет.

— Это правда?

— Да, — кивнул Серж, — он в этом разбирается.

— Тогда давай выпьем. У меня есть еще бутылка «Рене Марти», держал на случай, — он полез в сумку и вытащил пузатую бутылку коньяка.

Поставил ее на стол. Мужчины принялись пить. О картине пока говорить боялись, слишком были потрясены новостью и пока еще не успели ее переварить, осмыслить и прикинуть, как себя вести в сложившейся ситуации.

— Слушай, а может, он ее украл!

— Кто? — спросил Макс Фурье.

— Ну, этот барыга, который ее тебе продал.

— Мне какое дело? Я деньги заплатил. Он говорил, что на ней какого-то его родственника был портрет, но потом что-то произошло, краска обсыпалась, отвалилась или смылась, я, честно признаться, не вникал… — Макс Фурье говорил по-русски, вставляя французские слова, когда был не в состоянии подобрать адекватное слово из русского.

К подобным речам Серж привык и ориентировался в них прекрасно, умудряясь улавливать даже нюансы и интонации.

Из Витебска, не дождавшись окончания «Славянского базара», уехали не только Сиверов и Фурье. В другую сторону — к Минску — мчался в скором поезде и заместитель министра обороны Беларуси Бартлов. О взрыве в гостинице «Эридан» он узнал через десять минут после того, как Глеб забросил в кабину лифта гранату, и сразу же нехорошее предчувствие охватило Бартлова, а через пять минут он уже знал, что погиб именно Омар шах-Фаруз. Бартлов тогда коротко выругался, даже забыв отключить трубку.

Он попал в ужасное положение, и непонятно было, что теперь делать? Повадки политиков он знал — спрячутся в кусты, на время затаятся, сделают вид, что об Омаре шах-Фарузе ничего не знают. Деньги, естественно, не отдадут, и ракетный комплекс земля-воздух в Ирак не уйдет. В итоге отдуваться придется ему — Бартлову, за шестьюдесятью миллионами баксов люди с Востока не поленятся приехать в Беларусь, чтобы отыскать концы.

Бартлов, вернувшись в Минск, даже не стал заходить в министерство, не стал вызывать служебную машину. Ему, как и Максу Фурье, казалось, что за ним следят, идут следом. Когда он очутился один в длинном подземном переходе, то не выдержал и побежал. Вынырнул у старого сквера, сел на скамейку и отдышался.

«Делать нечего, придется докладывать», — Бартлов был настолько перепуган, что даже побоялся воспользоваться «мобильником», позвонил в приемную министра из телефона-автомата.

Его соединили тут же.

— Ты где? — спросил министр.

— В Минске.

И только Бартлов набрал воздуха, чтобы рассказать о случившемся, как министр прервал его:

— Я все знаю. Пока что-нибудь выяснится, тебе лучше взять отпуск. Думаю, тебе не стоит напоминать, чтобы ты не покидал пределы Беларуси? «Мобильник» держи всегда включенным, можешь понадобиться.

— Я сейчас заеду.

— Не надо, — чувствовалось, что министру даже на короткое время не хочется оказаться рядом с Бартловым. — Отпуск я оформлю тебе сам.

Первым трубку повесил министр. Бартлов вернулся в скверик.

«Домой не пойду, пусть жена думает, что я еще на „Славянском базаре“. Ночевать дома — себе же дороже.»

Троллейбусом Бартлов добрался до гаражного массива, где перед отъездом оставил свою машину. Богатым человеком Бартлов никогда не был, но кое-что от сделок с продажи оружия ему обламывалось в виде премиальных, поэтому кое-что он мог себе позволить. Жена не знала, сколько именно получает ее муж. Год тому назад генерал-майор купил на подставного человека дачу под Минском в старом поселке. Об этой покупке, как он думал, не знал никто, кроме его любовницы, именно ради нее он и пошел на трату денег. Любовница была молодая, носила странное имя Алиса и жила в районе новостроек.

Познакомился с ней Бартлов на военном авиационном шоу, когда, устав стоять на трибуне, спустился в кафе для простых смертных. В постели они оказались уже вечером того же дня. Секс с Алисой был для Бартлова чем-то вроде наркотика, один раз попробовав, он уже не мог отказаться от него. Чем именно занимается Алиса, Бартлов не знал. Сколько он ни пытался выведать у нее, девушка отшучивалась. Еще ни разу не случалось, чтобы он позвонил ей, а она не смогла бы с ним встретиться. Домой к себе она ни разу заместителя министра не пригласила, но трубку всегда брала сама.

Бартлов набрал номер и замер в ожидании. Могло оказаться, что Алисы нет дома, и тогда ему придется сидеть на даче одному, изнывая от безделья.

— Алло!

— Это я. Мы можем несколько дней пожить вместе?

— Можем или поживем? — засмеялась девушка.

— Я в твоем районе, машину поставлю возле универсама. Если не успею вернуться к твоему приходу, дождись меня, — генерал-майор с облегчением вздохнул. Неприятность оборачивалась милым приключением.

Обычно Бартлову удавалось выкраивать для встреч с Алисой день, максимум два, теперь же развлечение могло затянуться. Он накупил выпивки, взял целую упаковку минералки, потому как вода на даче была отвратной, недолго думая, набрал всяких копченостей и консервов, чтобы самим не готовить.

Уже выйдя за кассы, Бартлов купил букет бордовых роз, бросил их на продукты и покатил тележку к машине.

Алиса ждала его, облокотившись на капот. Будь майор более проницательным, задумался бы: когда она могла успеть сделать тщательный макияж за столь короткое время?

На людях Алиса не спешила высказать восторг, потому прошептала:

— Привет, милый. Твои розы очень красивые.

— Это твои розы, — шепотом же отвечал Бартлов, торопливо открывая дверку машины.

Алиса юркнула в салон, шелестящий букет заместитель министра обороны положил ей на колени.

— Ты мне колготки шипами порвешь.

Снедь, воду, выпивку Бартлов положил в багажник, сел за руль.

— Теперь на природу? — проворковала молодая женщина.

— В уединенное местечко, — генерал-майор положил «мобильник» на приборную панель. В любое мгновение аппарат мог зазвенеть, звонка Бартлов одновременно ждал и боялся, все зависело от того, кто позвонит.

— Ты противный, — рука женщины легла на колено мужчины, когда машина остановилась у светофора. — Ты не взял меня с собой на «Славянский базар», хотя был там один.

— Откуда ты знаешь? — испуганно поинтересовался генерал.

— Подружка звонила, видела тебя на концерте. Кстати, что ты там купил? — Алиса заметила на заднем сиденье горшок, завернутый в оберточную бумагу.

— Это подарок жене, — с легкой неприязнью отвечал генерал-майор.

— Тогда я к нему не прикоснусь. Я не ослышалась, ты сказал, будто мы можем провести вдвоем несколько дней?

— Точно не знаю. При моей должности меня могут выдернуть в любую минуту, но министр обещал…

— Я буду счастлива, если нам удастся пробыть даже два дня.

Автомобиль уже мчался за городом. Алиса опустила стекло, наслаждаясь теплым воздухом, врывавшимся в салон. Он сбивал с кончика ее сигареты пепел, заставлял жмуриться.