Ночь была как провал между мирами - бесконечное падение и бесконечная тошнота. Только к утру повеяло покоем, словно мама коснулась лба прохладной ладонью. Русов немного поспал. Злясь на себя, долго стоял под холодным душем, а затем спустился вниз, где сказал доброе утро Грегори и Джанет. Та испытующе поглядела на него.

Зазвонил телефон. Грегори взял трубку и кивнул Русову:

– Тебя.

Это оказался Сирин, только что вернулся автобусом из Колумбуса.

– Так себе городишко, бюрократ на бюрократе. Настроение поганое, потом расскажу. А у тебя что нового?

– Да вот, набрался на вечеринке, - грустно сказал Русов и покосился на хозяев: хорошо, что не понимают по-русски. - Джанет пришлось с меня туфли стаскивать.

– Ладно, что не все остальное! - хохотнул Сирин. - Меня как-то привезли всего заблеванного. Ты что пил?

– В основном пиво и вино. И чего меня так разобрало?

– А перечислить сможешь? - заинтересованно спросил Сирин.

– Сначала пиво, - стал вспоминать Русов. - Потом вино. За ним шампанское. Еще пиво. Потом виски, но немного, стаканчика два. Опять пиво…

– Достаточно, - перебил Сирин, - намешал. После виски нечего было пиво жрать. Хотя, если пить все подряд, то очередность без разницы. Надо было выбирать что-то одно. Голова болит?

– Да нет, - смиренно сказал Русов. - Я поспал, а потом холодный душ принял.

– Ну и не опохмеляйся, - по-отечески посоветовал Сирин. - А то весь день загубишь. Пока, потом созвонимся.

Русов положил трубку и сел за стол.

– Извините за вчерашнее, - грустно сказал он. - Не надо было мне виски с пивом мешать.

Джанет со стуком поставила перед ним овсянку, сама ограничилась молочным коктейлем. Грегори бодро сказал:

– Не расстраивайся, Юджин. Брайан славится тем, что любит подпоить гостей. А виски вещь хорошая, но только если оно настоящее. Теперь ведь нет шотландского виски - как и самой Шотландии. У нас его делают не из ячменя, как положено, а изо ржи и кукурузы. Большинство считает его лучше шотландского, но я не уверен. Получается совсем другой вкус - злее. Правда, ваша водка ему не уступит.

– Ну, начали сравнивать, - Джанет немного оттаяла. - Ешьте, пора в церковь. - Она с сомнением поглядела на Русова: - Ты едешь?

– Конечно, - ответил тот, с жадностью допивая апельсиновый сок. В Кандале было принято посещать церковь, отец на этом настаивал, так что Русов поневоле привык.

День был почти летний, лишь немного золота добавилось в листве дубов. Городок смотрелся весело: дома среди зеленых деревьев, разноцветные автомобили. Церковь оказалась простым белым строением без икон и золоченого иконостаса внутри, но Русову понравилась тем, что во время службы можно было сидеть: в зале стояли ряды стульев на металлических ножках.

Он сел и сразу стал задремывать, но тут заиграла музыка, и все начали петь. Русов вздрогнул и, заглянув в открытую Джанет книгу, понял, что поют псалмы. Он благоразумно не стал подтягивать, хотя из чувства приличия шевелил губами.

Затем выступил с проповедью священник. Он говорил о бедах, обрушившихся на Америку, как о наказании свыше и призывал вернуться к жизни по заповедям Христа. Русов еле удержал зевоту: то же слышал от матери, да и в церкви Кандалы тоже, хотя там священник говорил немного иначе - о божьей каре за низкопоклонство перед Западом и отступление от истинного православия…

Наконец служба закончилась, и они вышли из церкви.

– Тебе понравилось? - спросила Джанет, когда попрощалась с многочисленными знакомыми. - Я как-то не подумала, что ты христианин. Только потом вспомнила про твою мать.

– Гм, - сказал Русов без особой уверенности. Мать часто читала ему английскую Библию, рассказывала о Христе, и Русов привык уважать ее взгляды, но, едва выйдя за порог дома, погружался в обычную мальчишескую жизнь - игры, драки, вылазки в близлежащий лес, - и о христианстве не вспоминал. Однако разуверять Джанет не хотелось.

– Я верю во Христа, - дипломатично сказал он. - В Кандале тоже ходил в церковь, только православную… - Тут он вспомнил об удобных стульях и искренне добавил: - Но у вас мне понравилось больше.

Джанет довольно улыбнулась, а потом поглядела на пустую стоянку и вздохнула:

– Теперь до вечера город словно вымрет. Все уткнутся в свои телевизоры. У вас тоже так?

Русов покачал головой:

– Женщины пойдут заниматься хозяйством, а мужчины будут складываться на троих и пить водку по лавочкам. Зимой сидеть в пивных… А это что?

Он показал на здание поодаль. Оно имело странный цвет - темно-глянцевый, словно ствол ружья, да и видом напоминало три составленных вместе ружейных ствола. Здание увенчивали три острия, центральное выше других - эти шпили напомнили Русов антенны на самом высоком здании мертвого Чикаго.

Ничего не ответив, Джанет села за руль, а вместо племянницы заговорил Грегори:

– Церковь Трехликого. Есть такая новая секта…

Джанет фыркнула:

– Дядя, это просто сатанинская церковь! - И тронула машину, едва мужчины сели.

– Не знаю, Джан. - Грегори покачал головой. - Это верно, что там поклоняются некоему воплощение Люцифера, но кроме него Лилит и Темной Воинственности… Лилит - это что-то из христианской мифологии, а культ Темной Воинственности заимствован у китайцев. Эти божества будто бы являются поклонникам через Интернет и цифровое телевидение…

Грегори помолчал, глядя в окно, а потом продолжал:

– В Америке давно стали отходить от христианства, а после войны тем более. Большинство верило, что Бог любит Америку и с ней ничего не случится. А когда произошло несчастье, то обвинили Его в предательстве и стали искать других богов. Ведь люди нуждаются в вере. Кто-то верит в Бога, кто-то в деньги, ну а кто-то предпочел дьявола…

– И много верующих в этого… Трехликого? - поинтересовался Русов.

Грегори пожал плечами:

– В основном поклоняются дома - перед телевизорами и дисплеями, а церковь посещают по ночам. Но многие носят значки с изображениями Трех ликов и клянутся их именами. Да и церковь поставили открыто, чуть не рядом с христианской. А у вас есть поклонники этого культа?

– Не слышал, - пожал плечами Русов. - Россия сейчас свободная страна, но если православной церкви что-то очень не понравится… Еще заставят в монастырь на покаяние пешком идти.

Остаток пути проехали молча.

Дома Джанет подала праздничный обед, и под конец нечто необыкновенное - охлажденное малиновое желе, покрытое белоснежным кремом с ягодами черники и земляники. Потрясенный Русов сказал, что ничего вкуснее в жизни не ел. Джанет порозовела от удовольствия. После визита в церковь она стала смотреть на Русова заметно добрее - словно признала отчасти своим.

Во вторник позвонил Сирин с предложением сходить в бар - попить пивка и обменяться впечатлениями об Америке. По дороге с работы Русов попросил Джанет остановиться в центре. Увидев вывеску бара, та негодующе фыркнула:

– Ты опять не напьешься? Видела бы твоя мама, каким был после вечеринки!

Русову стало неловко:

– Я не собираюсь пить. Хочу только повидаться с Майклом.

Хлопнув дверцей, Джанет уехала. Русов помялся и зашел в бар. Сирин был уже там, расположился в углу за батареей бутылок. Русов оглядел помещение: длинная стойка, люди на высоких табуретах, суета с мячом на большом телеэкране - непривычная обстановка после скромных пивных Кандалы.

Сирин был в той же клетчатой рубашке, руку пожал вяло, да и выглядел неважно: мешки под глазами, волосы вокруг лысины непричесанны.

– Выпей, - подвинул бутылку пива.

Желудок будто подпрыгнул к горлу, Русов чуть не подавился едкой горечью.

– Нет уж, - пробормотал он и сходил за кока-колой. Джанет дала денег на мелкие расходы.

– Ишь ты, - удивился Сирин. - Скоро совсем американцем станешь. Одну кока-колу хлестать будешь.

– Они тоже пьют, - поморщился Русов. - Просто после вечеринки так тошно было… А ты как? Выглядишь неважно.

– Я?.. Все прекрасно, как говорят американцы. У них даже покойник в гробу, наверное, будет скалиться - все замечательно!