Во всяком случае, то, о чем я говорил ранее, считается достойнее обсуждения, чем то, о чем мне предстоит говорить.

(147) Именно, разговор пойдет о соединении слов и даже о счете и мере слогов[108]; и если даже эти средства так необходимы, как мне кажется, то все же они более ярки в речи, чем в поучении. Так бывает всегда, а здесь в особенности. Нам приятнее смотреть на вершину дерева, чем на его ствол и корни, однако без них оно не может существовать; то же самое и в великих науках. И хотя широко известный стих[109], что нельзя "стыдиться мастерства, каким владеешь ты", не позволяет мне скрывать, как приятны мне такие упражнения, и хотя эту книгу заставило меня написать твое желание, все же я должен был ответить тем, чьи возражения я мог предугадать.

(148) Но даже если все, что я говорил, не убедительно, то будет ли кто-нибудь настолько суров и жесток, чтобы не сделать мне снисхождения за то, что теперь, когда мои знания и речи стали в общественных делах бесполезны, я не предался праздности, которая мне чужда, не предался скорби, которой я противлюсь, но предпочел заняться науками? Они ввели меня некогда в судилище и в курию, они теперь услаждают меня дома, и не только такими средствами, о которых написана эта книга, но и много более значительными и важными[110]; и если бы я в этом преуспел, то мои домашние занятия сравнялись бы с моими делами на форуме. Но вернемся к начатым рассуждениям.

(149) Размещаться слова будут[111] или так, чтобы наиболее складно и притом благозвучно сочетались окончания одних с началом следующих; или так, чтобы самая форма и созвучие слов создавали своеобразную цельность; или, наконец, так, чтобы весь период заканчивался ритмично и складно.

Рассмотрим, что представляет собой этот первый прием, который, пожалуй, требует наибольшей тщательности. Он должен создавать как бы некое сложное построение, однако без усилия: старания могли бы здесь быть бесконечными и в то же время ребяческими. Так, у Луцилия[112] Сцевола тонко попрекает Альбуция:

(150) Выступать наружу эта мелочная обработка сооружения никоим образом не должна.

Впрочем, искушенная опытом рука сама легко выработает правила сочетания. Ибо как глаз при чтении, так и мысль при произнесении будет заглядывать вперед, чтобы столкновение окончаний слов с началом следующих не создавало зияющих или жестких звучаний. Как бы ни были приятны и важны мысли, они оскорбят взыскательный слух, если будут поднесены в беспорядочных словах. В данном случае сам латинский язык настолько строг, что не найдется такого невежды, который не старался бы сливать гласные звуки.

(151) Даже Феопомпа упрекали за то, что он слишком ревностно избегал зияющих звуков[113], хотя и учитель его Исократ поступал так же. Но иначе делал Фукидид и сам Платон, писатель много славнейший, и притом не только в беседах — так называемых диалогах, где это делать приходилось нарочно, а и в речи к народу, в которой, по афинскому обычаю[114], восхвалял перед собранием тех, кто пал в сражениях, и которая имела такой успех, что, как тебе известно, с тех пор произносится в этот день ежегодно. В ней не редкость стечение гласных, которого Демосфен почти повсюду избегает как погрешности.

(152) Но пусть об этом судят греки, а нам при всем желании невозможно разъединять гласные в таких стечениях[115]. Доказательство этому — известные речи Катона, при всей их неотделанности; доказательство этому — все поэты, кроме тех, которые то и дело допускают зияние, чтобы получился стих, как, например, у Невия[116]: "Vos, qui accolitis Histrum fluvium atque algidum…"[117] и там же: "Quam nunquam vobis Grai atque barbari…".[118] Зато у Энния[119] — лишь один раз: "Scipio invicte…", как и у нас самих[120]: "Hoc motu radiantis etesiae in vada ponti…".[121]

(153) Значит, наши соотечественники часто не терпят и того, что греки хвалят[122]. — Но к чему говорить о гласных? Ради легкости произношения часто слова сокращаются даже там, где нет стечения гласных; так, например, говорят: "multi-modis", "in vasargenteis", "palm-et crinibus", "tecti-fragis". А что может быть большей вольностью, чем сокращать человеческие имена, чтобы они звучали складнее? Как мы говорим вместо "duellum" — "bellum" и вместо "duis" — "bis", так Дуэллий[123], разгромивший пунийцев в морском бою, получил имя Беллий[124], хотя все его предки звались Дуэллиями. Часто слова сокращаются в угоду не обычаю, а слуху. Как твой предок Аксилла стал называться Ала[125], если не благодаря выпадению громоздкой буквы? А изящная манера латинской речи исторгла эту букву даже из слов "maxilla"[126], "taxillus", "vexillum", "pauxillus".

(154) Кроме того, охотно соединяли слова при помощи слияния, например "sodes" вместо "si audes", "sis" вместо "si vis". А в одном слове "capsis" заключены целых три. Мы говорим "ain" вместо "aisne", "nequire" вместо "non quire"[127], "malle" вместо "magis velle", "nolle" вместо "non velle"[128], а иной раз и "dein" и "exin" вместо "deinde" и "exinde". И разве не чувствуется, почему мы говорим "cum filis", "cum" же "nobis" не говорим и вместо этого употребляем "nobiscum"? Ведь если бы говорилось иначе, стечение букв звучало бы слишком неприлично[129], — как, например, и в настоящем случае, не поставь я между этими двумя словами частицу "же". Отсюда же произошло "mecum" и "tecum", а не "cum me" и "cum te": чтобы походило на "nobiscum" и "vobiscum".

(155) И все-таки некоторые[130] порицают это, запоздало пытаясь исправлять нашу старину. Так, вместо "deum atque hominum fides" они говорят "deorum". Думается, что они не позаботились узнать, дозволяет ли это обычай? Так, даже названный нами поэт[131], которому случалось делать и такие необычные стяжения, как "patris mei meum factum pudet"[132] вместо "meorum factorum" или "texitur, exitium examen rapit" вместо "exitiorum", не сказал в одном месте "liberum" (как мы обычно говорим "cupidos liberum" или "in liberum loco"), но выразился во вкусе этих господ: "Neque tuum umquam in gremium extollas liberorum ex te genus…"[133] и точно так же: "namque Aesculapi liberorum". А другой поэт[134] в "Хрисе", напротив, употребил не только обычную форму стяжения "Cives, antiqui amici maiorum meum", но и слишком жесткую: "Consilium socii, augurium atque extum interpretes!"; он же, далее: "postquam prodigium horriferum, portentum pavos"[135], хотя такое стяжение не принято обычаем во всех именах среднего рода. Действительно, хотя у того же писателя и есть выражение "nihilne ad te iudicium armum accidit"[136],