Хорьков. Мерич?

Марья Андреевна. Да, Владимир Васильич.

Хорьков. Не знаю, Марья Андревна, что вам сказать; право, не знаю.

Марья Андреевна. То есть вы не хотите. Однако прощайте: мне пора к маменьке. (Уходит.)

Хорьков. И я, дурак, мечтал о счастье!… Боже мой, боже мой!… (Сидит, закрывши лицо руками.)

Милашин и Мерич входят.

Хорьков, Милашин и Мерич.

Мерич. Что нынче здесь за праздник? Дарья такая нарядная; так разрядилась, что смотреть не хочет. Бегает взад и вперед с крахмальными юбками.

Милашин. Гостей ждут.

Мерич. Каких же это гостей?

Милашин. Приедет какой-то чиновник по делу Анны Петровны. Да его, кажется, прочат в женихи Марье Андревне. Это ужасно досадно!

Мерич. Что же вы не женитесь на Марье Андревне?

Милашин. Я-с? По самой простой причине. Нам будет жить нечем: у меня нет состояния, у нее также.

Мерич. А любовь? G милым рай и в шалаше. Мне кажется, что она вас любит.

Милашин. Может быть! Да-с, может быть! Разве вы что-нибудь заметили?

Мерич. Нет, я нарочно, Иван Иваныч; она вас не любит.

Милашин. Почему же вы так думаете?

Мерич. Я не думаю, а наверное знаю. Она мне сама сказывала.

Милашин. Это странно, что Марья Андревна так говорит. Это обидно даже. Мне, конечно, все равно: любит ли она меня, или нет, я на это никакого внимания не обращаю. Я сам к ней совершенно равнодушен. Да зачем говорить? Этим она хочет показать, что я за ней ухаживаю. Нет, уж я предоставлю это другим.

Мерич. И прекрасно! И я бы на вашем месте то же сделал. Однако это жалко, если она выйдет замуж: она такая хорошенькая. Мне всегда жаль, когда хорошенькие девушки замуж выходят. Вам не жаль?

Милашин. Нет, не жаль.

Мерич. Софи Барашкова тоже недавно вышла замуж. Вы ее не знали?

Милашин. Нет, не знал.

Мерич. Мы были очень привязаны друг к другу. Вам я могу признаться, Иван Иваныч, вы, конечно, никому не скажете: она меня очень любила. Вот, посмотрите, какое она мне письмо написала перед свадьбой. (Вынимает.) Хотите прочесть?

Милашин. Зачем же я буду читать чужие письма?

Мерич. Как хотите! (Прячет опять.) Я надеюсь, что вы никому не скажете. Марья Андревна, вероятно, в комнатах, – я пойду к ней! (Уходит.)

Милашин и Хорьков.

Хорьков. Иван Иваныч!

Милашин. А, вы здесь! Я вас и не заметил.

Хорьков. Что, этот Мерич часто здесь бывает?

Милашин. Прежде редко бывал, а теперь опять стал каждый день ходить.

Хорьков. Это дурно.

Милашин. Да вы представьте мое-то положение: каждый день ходит, чорт знает зачем!

Хорьков. Да вам-то что ж?

Милашин. Нет, как хотите, Михайло Иваныч, это мне ужасно неприятно.

Хорьков. Тут не об вас толк. Он может иметь очень дурное влияние на Марью Андревну. Я его давно знаю. Он еще мальчишкой был, сам к себе письма писывал да хвастался товарищам в пансионе, что от барышень получает. Если вы имеете влияние на Марью Андревну, так вы ее предостерегите: мне будет очень жаль, если она поверит этому пустому человеку.

Милашин. Хорошо, Михайло Иваныч. Покорно вас благодарю, что вы мне открыли глаза насчет этого человека. Я ей непременно скажу.

Хорьков. Да поверит ли она вам?

Милашин. Поверит, непременно поверит: она меня очень любит.

Хорьков. Едва ли, Иван Иваныч! Мне кажется, что она вас совсем не любит.

Милашин. Отчего вы так думаете? Разве я хуже других? Нет, уж извините! Вы меня не знаете: меня тоже женщины очень любят.

Хорьков. Ну, положим, что так. Только надо сделать поумнее, чтобы Марья Андревна не подумала, что мы из ревности хлопочем. Эх, не хочется мне с ним связываться-то только, а то бы я его сразу выгнал отсюда.

Милашин. Хотите, я это сделаю? Я буду в глаза смеяться над ним.

Хорьков. Из этого ничего не выйдет; Марья Андревна на вас рассердится, и только. А впрочем, что нам за Дело, пусть их как хотят! (Молчание.) Чудак этот Мерич! Мне случайно попалась тетрадка из его дневника да несколько писем, которые он писал нашей соседке, а та отдавала мужу; уж чего там нет!

Милашин. Одолжите мне этих писем на время.

Хорьков. На что они вам? Пожалуй, возьмите.

Милашин. Покорно вас благодарю! (Берет его за руку.) Вы меня очень обязали.

Хорьков. Да за что вы меня благодарите: я стараюсь об Марье Андревне, а не об вас, потому что очень люблю ее и принимаю в ней большое участие.

Милашин. И я люблю…

Хорьков. Я верю. Мерич может очень много вреда сделать Марье Андревне. Он человек совершенно без правил.

Милашин. Да и мне ужасно надоел: старается очернить меня в глазах Марьи Андреевы, мешает мне.

Хорьков. Пойдемте домой, Иван Иваныч; нам, кажется, нечего здесь делать.

Милашин. Нет, мне нельзя уйти; мне надобно здесь остаться. Марья Андреева, пожалуй, рассердится, что я ушел.

Хорьков. Не беспокойтесь, не рассердится; ей теперь не до вас: нынче Анна Петровна ждет какого-то чиновника, которого она хочет просить о своем деле. Что вы будете здесь делать?

Милашин. Пожалуй, пойдемте.

Уходят. С другой стороны выходят Мерич и Марья Андреевна.

Марья Андреевна и Мерич.

Мерич. Прощайте, Марья Андревна.

Марья Андреевна. Куда вы? Мне будет скучно одной; посидимте здесь немножко. (Садятся.)

Мерич. Я слышал от Милашина, Марья Андревна, что вам сватают какого-то жениха.

Марья Андреевна. Да, Владимир Васильич, поминутно сватают то одного, то другого.

Мерич. И вы пойдете?

Марья Андреевна. Не знаю; но что же мне делать? Надо же выйти замуж,

Мерич. Ну, я с своей стороны не вижу никакой необходимости; разве вас что-нибудь заставляет?

Марья Андреевна. Много причин. Вы не знаете наших обстоятельств.

Мерич. Но, боже мой, неужели это так необходимо?

Марья Андреевна. Маменька говорит, что необходимо.

Мерич. Это ужасно! Пожертвовать собой! Что вы делаете, Марья Андревна! Вы созданы для того, чтобы любить и быть любимой. Красотой должны любоваться все. Вы не имеете даже права отнять у нас это наслаждение и на всю жизнь отдаться одному человеку.

Марья Андреевна. Вы все шутите!

Мерич. Нет, не шучу. Вы рассудите, Марья Андревна, что это за жизнь! Одна минута истинной любви дороже такой жизни… Ну, в деле сердца я бы не послушался маменьки. Для маменьки вы хотите губить свое счастье и счастье других. Какой еще вы ребенок!

Марья Андреевна. Да, если б это счастье было возможно для меня! А то мне нечего жалеть, нечего ждать! Меня никто не любит, я тоже никого не люблю,

Мерич. Вы никого не любите?

Марья Андреевна. Никого.

Мерич. И вас никто не любит?

Марья Андреевна. Мне кажется.

Мерич. В таком случае, другое дело. Но все-таки страшно пожертвовать собой расчетам других.

Марья Андреевна. Что ж делать-то! Я буду выбирать такого человека, который, имея состояние, удовлетворял бы несколько и моим требованиям.

Мерич. Откуда в вас такая положительность, такие практические правила?

Марья Андреевна. Нужда научит.

Мерич. Если вы решились, я не хочу поколебать вашей решимости; она делает вам честь. Но что, если б вы полюбили кого-нибудь, если б вам случилось встретить человека, который вас любит пламенно, со всем пылом юношеской страсти?