— Сегодня утром. Рассказывают, что в башне Пизино вас было четверо. Вы двое бежали. Третьего, говорят, скоро выпустят…

— Это Саркани! — вырвалось у Матиаса Шандора, но он тотчас же подавил вспышку гнева, вызванную ненавистным именем.

— Ну, а четвёртый? — спросил Иштван Батори, боясь услышать ответ.

— Четвёртый ещё жив, — ответил рыбак. — Казнь отложили.

— Он жив! — воскликнул Батори.

— Не иначе, как нам хотят доставить удовольствие умереть всем вместе и ждут, пока нас поймают, — иронически заметил граф.

— Проводи гостей в заднюю комнату, Мария, — сказал Феррато. — Да смотри, не зажигай огня. Не надо, чтобы в окне видели свет сегодня вечером. Потом можешь лечь. Мы с Луиджи будем сторожить.

— Хорошо, отец, — откликнулся мальчик.

— Пожалуйте сюда, господа, — сказала Мария.

Крепко пожав руку рыбаку, граф Шандор и его товарищ прошли в заднюю комнату, где для них уже были приготовлены два толстых тюфяка, набитых маисовой соломой. Наконец-то они могли хоть немного отдохнуть после всего, что им пришлось пережить.

Тем временем Андреа Феррато и Луиджи вышли из дома посмотреть, не бродит ли кто-нибудь поблизости на отмели или за ручьём. Никого. Беглецы могли спокойно спать до восхода солнца.

Ночь прошла без всяких происшествий. Рыбак несколько раз выходил из дома, но не заметил ничего подозрительного.

Рано утром, 18 июня, когда его гости ещё спали, Андреа Феррато отправился на разведку. Он дошёл до центра города, обойдя все причалы. Там и тут стояли небольшие группы людей, оживлённо обсуждая последние новости. Накануне по городу были расклеены объявления, извещавшие о побеге заключённых, о вознаграждении, обещанном за их поимку, и о наказании, ожидавшем того, кто поможет им скрыться. Все говорили только об этом. Рассказывали всевозможные новости, передавали довольно туманные слухи. Однако было ясно, что графа Шандора и Батори не видели в окрестностях города, и «никто не подозревает, что они находятся в этой провинции. Но к десяти часам утра, когда отряд жандармов с бригадиром во главе вернулся в Ровинь после ночного дозора, распространился слух, что сутки назад на берегу канала Лема видели каких-то двух неизвестных. Жандармы обшарили всю местность до самого моря, но безрезультатно. Беглецы бесследно исчезли. Неужели им удалось добраться до побережья, достать лодку и бежать в другую часть Истрии или даже перейти австрийскую границу? Многие считали, что это возможно.

— Ну и слава богу! — раздавалось в толпе. — Пусть лучше пять тысяч флоринов останутся в казне.

— И пусть они пойдут на что-нибудь другое, только не на плату за подлый донос!

— Хоть бы им удалось спастись!

— Не сомневайтесь, дело сделано! Они уже в безопасности, на итальянском берегу!

Все эти разговоры крестьян, рабочих и буржуа, толпившихся перед объявлениями, показывали, что симпатии населения, которое в этой части Истрии состоит из итальянцев и славян, на стороне осуждённых. Австрийские власти понимали, что среди этих людей вряд ли найдётся доносчик, поэтому сами принимали все меры, чтобы разыскать беглецов. Со вчерашнего утра вся полиция, все отряды жандармов были подняты на ноги; депеши так и летали взад и вперёд между Ровинем, Пизино и Триестом.

Около одиннадцати часов утра Андреа Феррато вернулся домой; он принёс неплохие известия. Граф Шандор и Батори в той же комнате, где они провели ночь, заканчивали завтрак, поданный им Марией. Несколько часов сна, сытная еда и заботливый уход совершенно восстановили их силы.

— Какие новости, мой друг? — спросил граф Шандор рыбака, как только тот вошёл в комнату.

— Думаю, что пока вам нечего опасаться.

— Что говорят в городе? — спросил Батори.

— Рассказывают, что вчера утром видели, как двое неизвестных высадились на берегу канала Лема… Если речь идёт о вас…

— Да, это были мы. Какой-то человек, солевар, живущий по соседству, видел нас и донёс жандармам.

И они рассказали рыбаку о том, что произошло возле заброшенной фермы, когда они сидели, притаившись в чулане.

— Каков из себя этот человек? Тот, который донёс? Вы его видели? — допытывался Феррато.

— Нет, мы только слышали его голос.

— Вот это досадно! Ну, ничего. Самое главное — они потеряли ваш след. Но, впрочем, если даже кто-нибудь и заподозрит, что вы скрываетесь у меня в доме, никто из здешних жителей не донесёт на вас. В Ровине все хотят, чтобы вы спаслись.

— Это меня не удивляет, — ответил граф. — Здесь у вас хороший, честный народ. Зато австрийские власти сделают все, чтобы вновь схватить нас.

— Вас должно успокоить одно — почти все считают, что вы уже успели перебраться на другой берег моря, в Италию.

— Господи, сделай, чтобы так и было! — прошептала Мария, сложив ладони как для молитвы.

— Так и будет, моё дорогое дитя, — проговорил граф, и в его голосе звучала глубокая вера. — Так и будет, с божьей помощью!

— И с моей тоже, господин граф, — сказал Феррато. — А пока я пойду и займусь своими обычными делами. Нас с Луиджи привыкли видеть на берегу за починкой сетей или за уборкой судна, и сегодня всё должно идти, как всегда. К тому же надо взглянуть на небо, — очень многое зависит от погоды. Вы же ни в коем случае не выходите из этой комнаты. Пожалуй, чтобы не вызывать подозрений, можно открыть окно, — вот это, оно выходит на огород. Но сами вы не показывайтесь и держитесь в глубине комнаты. Я вернусь часа через два.

И Андреа с Луиджи ушли на берег, а Мария принялась хозяйничать около дома, стараясь не отходить далеко от двери.

На отмели было несколько рыбаков. Андреа решил перекинуться с ними двумя-тремя словами, прежде чем начать расстилать на песке свои сети.

— Восточный ветер крепчает… — заметил один из рыбаков.

— Да, он здорово очистил небо после вчерашней грозы, — сказал Андреа.

— Но к вечеру бриз, глядишь, посвежеет, а если ещё поднимется бора, — жди шторма, — заметил другой рыбак.

— Ничего! Ветер дует с суши, а среди скал море не бывает сердитым.

— Посмотрим ещё, что будет к вечеру.

— Ты нынче выйдешь в море на ночь, Андреа?

— Да, если только погода не подведёт.

— А как же запрещение?

— Запрещение относится только к большим судам, а не к рыбачьим лодкам, мы ведь не уходим далеко от побережья.

— Вот и хорошо! С юга идут стаи тунца, надо бы поскорей расставить сети.

— Это ещё успеется.

— Как сказать!

— Говорю тебе, время ещё терпит. Если я выйду в ночь, то отправлюсь за бонитами в сторону Орсера или Паренцо.

— Ну, как знаешь. Мы все будем ставить сети у подножья скал.

— Дело ваше.

Андреа и Луиджи притащили из пристройки сети и расстелили их на берегу, чтобы просушить на солнце. Часа через два рыбак ушёл с отмели, велев сыну приготовить багры, которыми оглушают бониты — рыбу с мясом тёмно-красного цвета, из породы тунцов.

Вернувшись домой, Андреа постоял некоторое время на пороге и, выкурив трубку, прошёл в комнату, где находились граф Шандор и Батори.

Мария по-прежнему возилась перед домом.

— Господин граф, — сказал рыбак, — ветер дует с суши, и я не думаю, что ночью разыграется буря. Вам лучше всего будет отправиться со мной на моей лодке, тогда никто не узнает о вашем бегстве. Если вы согласны, мы отправимся сегодня около десяти вечера. К этому времени вы проберётесь на отмель, по тропинке между скалами, и вас никто не увидит. На моём ялике вы подъедете к «баланселе», и мы тотчас же выйдем в море. Это не вызовет подозрений, потому что все знают, что нынче в ночь я собирался выйти на лов. Если ветер усилится, мы пойдём вдоль берега, и я высажу вас за бухтой Катаро, по ту сторону границы.

— А если не будет сильного ветра? — спросил граф. — Что вы думаете делать?

— Тогда мы выйдем в открытое море, пересечём его, и я высажу вас около Римини или в устье По.

— И ваша лодка выдержит такое путешествие? — спросил Батори.

— Судно у меня хорошее, полупалубное. Оно не подведёт. Нам с Луиджи случалось выходить на нём во всякую погоду. Да и дело такое, что без риска нельзя…