— Фантастика — это хорошо, — пробормотал Жилин. — Фантастика — это здорово. Нам книжка строить и жить помогает… Народу нужны книжки, в которых есть место подвигу и романтике.

— Ну что, по пивку? — Дмитрий подхватил сумку, с надеждой глядя на остекленное круглое здание речного порта.

— Жарко, — непонятно сказал Жилин. — Я, пожалуй, пока рыбок покормлю.

— Рад был познакомиться, — вежливо сказал Баскунчак, протягивая случайному знакомому руку.

Он целеустремленно направился к ближайшему павильону, но Жилин окликнул его:

— Дима!

Баскунчак обернулся.

— Вы вот что, — нерешительно, но, словно приняв какоето решение, сказал Жилин. — Я насчет гостиницы… Не буду вас обнадеживать, но попробуйте позвонить вот по этому телефону. Если спросят, скажите, что я вам рекомендовал.

— Спасибо, — сказал Баскунчак.

— Не за что, — отозвался Жилин. — Вы сами фантастику любите?

— Если бы не любил, то в журнале бы не работал, — обиделся вопросу Баскунчак. Настоящий любитель фантастики такой вопрос ему бы не задал, настоящие любители фантастики Диму Баскунчака знали по конвенциям и статьям в журнале, они его знали как обладателя «Интерпресскона» и премии Александра Беляева. Да что там говорить, в кругах фэнов Дмитрий Баскунчак был известен не меньше, а то и больше иных писателей.

— Это хорошо, — сказал Жилин. — Значит, удивления будет меньше. Вы там не особо удивляйтесь, нормальная гостиница, очень уютная, только постояльцы разные бывают…

По телефону, который дал Дмитрию Жилин, долго не отвечали.

Отозвались, когда он уже хотел плюнуть на все и положить трубку.

Женщина спросила Баскунчака, кто ему дал номер телефона.

— Ах, Жилин… — со странной интонацией сказала она. — А кто вы по профессии? Журналист? А из какой газеты?

— Послушайте, — утомленно сказал Баскунчак, — если я журналист, значит, мне в гостинице жить нельзя? Или у вас там режимное предприятие?

— Минуточку, — сказала женщина.

Слышно было, как она с кем-то переговаривается на другом конце трубки. «Вечно Иван что-нибудь придумает, — сказали там басом. — Ладно, скажи, как ему доехать». «А номер?» — спросила женщина. «Отдашь триста двенадцатый, — сказал мужчина. — Все равно Мвен сегодня выезжает».

Добраться до неведомой гостиницы оказалось очень просто — маршрутка, идущая на «Семь ветров», довезла его почти до гостиничного комплекса, состоящего из четырех пятиэтажных зданий, между которыми каракатицей растянулся купол из стекловолокна. Комплекс был оригинальным, по крайней мере в столице Баскунчак таких зданий не встречал. В вестибюле, увитом зеленью, было прохладно и тихо.

Поселиться в гостинице оказалось еще проще. Миленькая администраторша, откинув с лобика кудрявую прядь волос, внимательно просмотрела паспорт, вернула его Дмитрию и протянула квадратик магнитного ключа. Даже анкету заполнять не пришлось.

— По коридору. Потом на лифте подниметесь на третий этаж, — объяснила она.

Руки у нее были маленькие, с тонкими пальчиками, перламутрово блестевшими почти птичьими коготками. Баскунчак привычно хотел сделать ей комплимент, но что-то удержало его.

Повинуясь инструкциям администраторши, Дмитрий поднялся на третий этаж. Номер был небольшим, но уютным. В комнате стоял телевизор, имелся телефонный аппарат, а в холодильнике индевели бутылки с соком и напитками. Пива только, к сожалению, не было.

Он подошел к зеркалу. Из зеркала на него глянул черноусый и кареглазый испанский идальго, измученный жарой.

Только без кастаньет. Он снова вспомнил кудрявую администраторшу и пальцами пригладил усы.

Приняв душ и сменив рубашку, Баскунчак снова позвонил Нулику. Того дома не было. Продиктовав на автоответчик сообщение, Баскунчак вышел на лоджию. Лоджия была длинная, разделенная для каждого номера тонкими перегородками, отделанными мозаикой.

На соседней лоджии негромко разговаривали двое.

Один был высок, плечист и грузен. У него было грубое, обветренное до красноты лицо с маленькими злыми глазами.

Низкий лоб под ежиком седых волос пересекали глубокие морщины. Однако нос картошкой придавал лицу его обладателя простецкое и добродушное выражение. Второй обращал на себя внимание породистостью и вальяжными манерами. У него было нервное артистическое и холеное лицо, он чем-то напомнил Баскунчаку артиста Ширвиндта. Только речь подкачала — выглядевший аристократом человек немного заикался, причем было видно, что это заикание у него не с детства, а явилось следствием какого-то потрясения, пережитого человеком не так давно.

— Не знаю, — сказал плечистый мужчина. — По-моему, ты просто отлыниваешь от работы.

— Н-нет-нет, п-позволь, — возразил аристократ. — М-меня просто интер-ресует его в-внутренний м-мир.

— Стажер есть стажер, — недовольно сказал собеседник.

— С-стажер стажеру р-рознь, — возразил аристократ. — Т-ты т-тоже стажер, и я с-стажер. Мы все с-стажеры на с-службе у будущего. С-старые стажеры и м-молодые. Мы стажируемся в-всю ж-жизнь, каждый по-с-своему. А когда мы ум-мираем, п-потомки оц-ценивают нашу р-работу и в-выдают диплом на вечное с-существование.

— Или не выдают, — жестко сказал плечистый. — Как правило, к сожалению, не выдают. Володя, ты опять начал заикаться. Показался бы врачу.

— Ерунда, — раздраженно сказал аристократ. — Сам знаешь, это не л-лечится.

Плечистый подозрительно посмотрел на стоящего на соседнем балконе Баскунчака и ушел в комнату. Его собеседник последовал за ним. Дмитрий почувствовал себя неловко, словно он и в самом деле подслушивал. Вместе с тем лица говоривших показались Дмитрию удивительно знакомыми, только вот он никак не мог вспомнить, где с ними встречался, хотя твердо знал — видел их, и не раз.

Он ушел к себе, включил телевизор. Работало семь каналов, но на каждом шла ненавистная ему реклама, а на РТР шел репортаж об очередной зачистке в Чечне. Накануне «духи» подорвали автобус с местными жителями, и теперь ОМОН начал очередную официальную разборку с ними. Показали укрытые брезентом трупы. Трупов было много. Баскунчак поморщился и щелкнул кнопкой пульта.

Можно было, конечно, пройтись и полюбоваться местными достопримечательностями. Время позволяло. Дмитрий постоял немного посреди номера, и мысль ему понравилась. Он решительно открыл дверь.

Прямо перед ним из соседнего номера выходил нескладный долговязый мужчина с короткой стрижкой и удлиненным лицом, на котором выделялись внимательные цепкие глаза.

Мужчина безразлично посмотрел на нового соседа по этажу и неторопливо пошел на выход.

Из следующего номера выскочил полный волосатый мужчина и побежал вслед за долговязым, на ходу окликая того:

— Леонид Андреевич! Одну минуточку!

— Господи, Марк! — с легким раздражением сказал долговязый. — Ну что вы волнуетесь? У нас масса времени!

— Между прочим, Кондратьев уже завтра приезжает, — настаивал его собеседник. Волосы у него были неестественно черные, не по возрасту. Красил он их, что ли? Сам он был небольшой, пухленький и чем-то напоминал бронзового китайского божка в рубахе, расстегнутой на три верхние пуговицы. Если только у китайских божков бывает волосатая грудь и они носят рубашки с коротким рукавом.

— Вот и хорошо, — продолжая движение, сказал долговязый. — Я с ним сам поговорю. Не надо спешить, для адаптации тоже время необходимо, а вы этого не понимаете.

Полный и упругий, как ртутный шарик, мужчина вновь устремился за ним.

— Вечно вы упрощаете, Леонид Андреевич. А все не так уж и просто, все-таки не с Алтая вернулись…

Дальнейшего Дмитрий уже не слышал.

Он спустился вниз. Какое ему дело до чужих забот. Свои бы решить! Где этого Нулика черт носит? Честно говоря, Баскунчаку очень нравилось, как Нулик работает. К тому же Евгений писал хорошие песни и сам исполнял их. Это у него выходило очень неплохо. Не зря же именно Нулик всегда исполнял на конвентах гимн фэнов. И собеседник он был очень приятный, умело рассказывал забавные истории из жизни писателей, да и на философские темы с ним было интересно разговаривать.