Неторопливо размышляя о будущем интервью, Дмитрий спустился по лестнице.

Как он и думал, слева от администратора за стеклянной дверью притаился тихий бар.

В баре за длинной металлической стойкой на фоне бутылок с пестрыми этикетками восседал, сверкая лысиной, краснолицый пожилой бармен в белой куртке с засученными рукавами. Его большие волосатые кулаки лениво лежали среди серебряных колпаков, покрывавших блюда с закусками. Слева от бармена возвышалась непонятная серебряная машина, от которой поднимались струйки ароматного пара.

Над головой бармена висел плакат, который гласил:

При виде Дмитрия бармен оживился, волосатые кулаки пришли в движение, бармен удовлетворенно закачал головой.

— Добрый день, — сказал он. — Новенький?

— Сегодня приехал, — сказал Баскунчак, вешая сумку на крючок рядом с сиденьем.

— Выпить? — поднял седые брови бармен.

— В такую жару? — искренне удивился Баскунчак.

— Хотите поесть? — задумался бармен. — У нас очень дешевые блюда.

— Пива! — решительно сказал Дмитрий. — У вас есть холодное?

— Обижаете, — гулко захохотал бармен. — Только холодное у нас и есть. «Балтику»? «Толстяк»? Или вы предпочитаете баночное?

— Местное есть? — поинтересовался Баскунчак.

Бармен снова засмеялся.

— Хороший подход к делу, — сказал он. — Вы мне нравитесь. Значит, «Толстяк», жигулевское сегодня еще не привезли. Меня зовут Джойс, старина Джойс.

«И этот туда же, — с некоторой неприязнью подумал Баскунчак. — Ладно еще молодежь себе иностранные имена берет. Мода у них такая. Тебе-то это зачем, виски уже совсем седые. Ты бы еще Улиссом назвался!» Но вслух ничего не сказал.

Из открытого морозильника пахнуло холодом.

Бармен ловко опрокинул бутылку над пузатой коричневой кружкой с изображением Мефистофеля. Кружка сразу запотела. Журналист с удовольствием принял ее. Пиво и самом деле оказалось ледяным.

— Давно здесь работаете? — вежливо спросил Баскунчак, делая бодрый глоток.

Бармен подумал.

— Третий год, — сказал он. — До этого я работал в МирзаЧарле, потом порт закрыли. Хотел податься на родину, но Иван меня уговорил, и я приехал сюда.

— Вы не Жилина имеете в виду?

— Ивана, — без удивления подтвердил Бармен. — И знаете, он оказался прав. Ну, что бы я делал дома? Скучно. А вы с ним знакомы?

Ответить Баскунчак не успел.

В бар вошел человек. Бармен торопливо извинился, отходя от журналиста.

Баскунчак внимательно разглядывал вошедшего, машинально вытирая свои щегольские черные усы, промокшие от пива. Вошедший выглядел обычно — средних лет, не намного, значит, старше его, Баскунчака, плотный, круглолицый. Одет он был в светлую рубашку с широким воротом и в светлые же брюки. На ногах синели небрежные шлепанцы, звонко щелкающие на каждом шагу. Лицо посетителя казалось озабоченным и даже немного хмурым. Бармен плеснул ему в бокал бренди — на два пальца, долил соком и добавил льда.

Он что-то спросил посетителя. Тот недовольно и безнадежно махнул рукой, залпом допил коктейль и вышел так же стремительно, как и вошел. Слышно было, как торопливо шлепают его шлепанцы в холле. Бармен поставил фужер в мойку и вернулся к Баскунчаку.

— У каждого свои неприятности, — философски сказал он. — И радости у каждого свои. Но все ко мне все равно заглядывают, к старому Микки Маусу. Не забывают. — В голосе бармена неожиданно зазвучала теплая нотка. — К нам надолго?

— Дня на два, — прикинул Баскунчак. — Найти человека, взять у него интервью… Ну и город посмотреть. Ни разу в Царицыне не был.

— Каждый человек в душе путешественник, — мудро рассудил бармен Джойс. — Однако рано или поздно всех тянет домой. Вчера Леонид Андреевич вернулся. На травке, говорит, хочется поваляться. Я его понимаю. Сам постепенно становлюсь домоседом.

Они поговорили о разных пустяках. Бармен подсказал, как быстрее добраться с «Семи ветров» до Мемориала, потом поговорили об увеселительных заведениях, работающих в центре города. Бармен Джойс оказался патриотом своего заведения.

— Можете сравнить, молодой человек, — сказал он. — Но лучше моего бара в городе вы не найдете. Конечно, если вам нравится галдеж и долбежка, если вы не дурак подраться или покадрить девочек, можете отправляться в «Молотов-гараж». У меня всегда тихо и спокойно, публика приличная, музыка — сами можете убедиться, — ниже классики ничего не держу. Вивальди, «битлы», Ванесса Мэй… Желающие могут Николая Баскова послушать…

Только сейчас Баскунчак заметил легкий акцент в говоре бармена. Однако расспрашивать его Дмитрий посчитал неудобным. Допив пиво, он расплатился.

— У вас телефон есть?

— Естественно, — сказал бармен. — Сейчас принесу. Сумму за разговор вам внесут в стоимость номера. — Он подмигнул. — Учет и контроль, молодой человек. Возможно, так не становятся богатыми, но не становятся и нищими.

Нулика все еще не было дома. Дублировать свою просьбу о встрече на автоответчик Баскунчак не стал.

Времени было много.

Он неторопливо прошел через пустынный прохладный вестибюль и вышел на улицу. Тело моментально обволокло зноем. Правильнее было бы переждать жару в номере, но Баскунчак все-таки решил съездить на Мемориал. Времени у него было немного, хотелось посмотреть, как все выглядит на самом деле, а не на рекламных плакатах или в телевизионных передачах. И надо сказать, Мемориал его ожиданий не обманул. С Кургана Славы открывалась панорама всего города.

Царицын был длинным, он подковой располагался на изгибе реки. Вблизи центральная статуя выглядела грандиозно и грозно, тропинки, ведущие вниз, окружала низенькая и ровная зеленая трава, словно газоны кто-то ежедневно подстригал. У братских могил толпились уже знакомые Баскунчаку немцы из Люфтваффе. Похоже, возлагали венки.

Немцы негромко переговаривались между собой, время от времени показывая в раскинувшейся панораме города памятные места. Словно вновь разглядывали Царицын из остекленных кабин своих «юнкерсов» и «мессершмиттов». Время от времени кто-то из старых пердунов принимался делать плавные движения ладонями, и по этим жестам можно было понять, что обсуждаются воздушные бои с использованием фигур высшего пилотажа.

Странное дело, но сейчас Баскунчак почувствовал неприязнь к этим иноземным ветеранам, ведь не только в воздушных боях они принимали участие, баржи и катера с гражданским населением они топили, жилые дома в воздух поднимали.

Ишь расчувствовались, боевое прошлое вспомнили!

Он лениво спустился по широкой лестнице, окруженной многочисленными бетонными барельефами и обрамленной ровными рядами зеленеющих тополей. Несмотря на зелень и на многочисленные разбрызгиватели, над которыми стояли маленькие радуги, жара чувствовалась.

В Царицыне функционировало невероятное чудо техники — скоростной трамвай или, как его здесь называли, метротрам. Выглядело это так, если бы в одну упряжку, невзирая на изречение классика, впрягли коня и трепетную лань. Часть своего пути трамвай совершал по подземным туннелям. Себялюбивые местные жители даже облицевали несколько подземных станций мрамором и гранитом, но сделали это несравненно скромнее, чем в столице. Тем не менее, пусть хоть и схожий с тянитолкаем, метротрам довольно быстро довез Баскунчака до центральной аллеи. Предназначена она была исключительно для героев, это уже потом аллето облюбовали художники и иные ремесленники, которые с разрешения мэрии продавали здесь свои поделки чуть в стороне от длинных мраморных стел с именами героев. Здесь продавались картины, изделия из уральских камней, забавные поделки и монеты, продавали стихи, изданные за свой счет, непризнанные гении, обменивались ордена и медали, здесь всегда было людно и интересно.

Баскунчак потолкался в рядах, посмотрел картины и купил жене забавного гномика в настоящих лаптях, которые, как заверила дородная мастерица с обвисающими красными щеками, и в самом деле изготавливались из настоящего липового лыка. Дмитрию было все равно, из какого лыка плелись крошечные лапоточки гномика, просто кукла очень понравилась. Да и цены здесь были, не в пример Арбату, божеские.