Басов воспрянул.

Появилась естественная возможность узнать, что именно находится в трюме «Генацвали». Он вообще считал, что теперь уж от него таиться просто глупо. Все они, как говорится, в одной упряжке были.

Однако Степаныч от ответа на вопрос уклонился. Неодобрительно глянув на сгорающего от любопытства Басова, собеседник пилота лишь погрозил ему сухим указательным пальцем.

— Девица твоя где? — поинтересовался он.

— Спит, — коротко и недовольно сказал Николай.

Видал он таких! Они, значит, в тайны играть будут, а он им душу свою распахивай. Ждите, разбежался!

Не обращая внимания на его недовольство, Степаныч еще раз посмотрел на красный серп Марса, рядом с которым сейчас белело сразу два спутника — Деймос тоже обогнул планету.

— Не нравится мне все это, — с явным огорчением пробормотал Степаныч. — Баба на корабле, а тут еще и матушка со своими пирожками…

Пояс астероидов выглядел красочно — широкая сверкающая лента пересекала черное космическое пространство, гдето вдалеке светилось туманное пятнышко Юпитера, да и Марс маленьким красным серпом все еще светился в стороне от корабля. Миллиарды мелких и крупных обломков — то ли остатки бывшей планеты, то ли кладбище нерожденного мира — вращались по странной орбите, отделяя мелкие планеты внутреннего периметра от своих гигантских собратьев.

— Красиво, — сказала Диана, глядя на экран. — Прямо бриллиантовое колье. Представляешь, Колечка, сколько бы такое колье стоило?

Басов представлял.

Диана вытянула длинные стройные ноги, закидывая их на панель пульта управления.

— Ты грабками осторожнее шевели, — лениво сказал ей Басов. — Нажмешь что-нибудь, унесет нас всех к чертовой матери, ни один спасатель не найдет.

Разумеется, он врал. Система управления была надежно заблокирована от дурака, страховка предусматривала все случаи, включая и такие помехи, как длинные и стройные женские ноги. Но Диане об этом знать было не обязательно, а порядок в рубке был для всех один — и для капитана, и для генерального секретаря ООН, вздумай тот полюбоваться звездами.

Диана фыркнула, но ноги с пульта управления сняла. Вообще-то на пугану она была не слишком похожа. В долгой своей космической жизни Басов путан повидал и мог сказать, что космические девицы, обладая определенным интеллектуальным уровнем и владея курсом физики в объеме средней школы, были довольно вульгарны и бесцеремонны. И это было понятно — все же не только тело свое попутчику отдавали, но и рисковали с пилотами наравне.

В Диане проглядывала воспитанность. Но Басов над этим не особо задумывался. Мало ли чем девица занималась, прежде чем на орбите осесть? Не его это дело. Сложившиеся взаимоотношения Басова вполне устраивали, тем более что Диана в его дела не лезла, постельные обязанности выполняла свято и даже с некоторым непонятным Басову азартом, да и поговорить с ней было о чем. Это тебе не Степаныч со своим Жориком — те слова не скажут, не подумав над вопросом несколько минут.

Причем Степаныч явно размышлял над теми подвохами, которые вопрос мог бы скрывать, а Жорик молчал из-за того, что осваивал вопрос, делая его доступным для своего понимания.

Теперь у Басова было время поразмышлять о двух выходах в эфир с корабельной рации. Себя он отмел сразу, после некоторых раздумий освободил от подозрений Диану — с чего бы это путане в эфир выходить, с кем ей разговаривать. Быковатый Жорик тоже отпадал. Оставался Степаныч. Но с какой стати ему было выходить в эфир, не поставив об этом в известность Басова? Нет, не нравился командиру «Генацвали» этот рейс на Лиситею, совсем не нравился.

В тайны играются лишь дураки и преступники. Дураками своих пассажиров он назвать не мог. Что же тогда оставалось?

— Коля, а на кой черт вам эта Лиситея сдалась? — спросила Диана. — Ты же пилотяга, вы ведь бабки на транзитах зашибаете, чего ж тебя понесло непонятно куда? Туда ведь и рейсов систематических не бывает.

Басов промолчал. Не мог же он сказать звездной девочке, что сам над этим голову ломает уже второй месяц? Стыдно было признаваться в том, что его самого за дурака держат и в детали рейса не посвящают. Более того, он даже не догадывался, что именно они везут на Лиситею. Степаныч на вопросы только щурил и без того узенькие глазки, а Жорик на прямой вопрос ответил с подкупающей простотой:

— Ты, Никола, голову не ломай. Те, кто много знает, они, конечно, умные очень, да вот беда — живут недолго. Был один до Христа, не помню, как его звали. Так он, братила, метко заметил: в многих знаниях — много печалей, а то и скорбь всеобщая наблюдается. А тебе оно надо, чтобы по тебе люди скорбили?

Басову всеобщая скорбь по себе, любимому, была абсолютно не нужна. Поэтому он почел за благо дальнейшие расспросы оставить до более благоприятных времен.

Но всего этого он, разумеется, Диане рассказывать не стал, напустил на себя многозначительный вид и процедил, словно нехотя, в том смысле, что никогда не знаешь, где потеряешь, а где и найдешь. И, чтобы предотвратить дальнейшие совершенно ненужные вопросы, погладил женщину по гладкой ноге.

Вот уж исполнительный член команды — его намек Диана сразу же восприняла как призыв к действию.

У космонавта жизнь почти солдатская — космонавт, как говорится, спит, а служба идет. Главное, чтобы было с кем спать. Помнится, в конце века, учитывая, что космонавт — профессия сугубо мужская, предложили набирать пилотов из лиц, имеющих гомосексуальные наклонности. Может, так бы оно все и вышло, но тут в Международный центр астронавтики пришел начальником генерал Клемент — мужчина грубый, справедливый и насквозь гетеросексуальный. Вызвал он к себе умников и грубо этак в упор спросил их: «Вы что, хотите ведь космос педиками заселить?» Умники подумали, а ведь действительно, что же это тогда получится, и взялись за разработку гетеросексуальной космической программы. На кораблях, где в экипаж женщины не были включены, в обязательном порядке в комплект оборудования входили резиновые вагины и надувные Барби. Разгорячившиеся ученые умы предложили включить в оборудование кораблей вибромассажеры, но тут генерал Клемент снова вмешался. «А зачем?» — поднял он брови. Умники озадаченно переглянулись: «А действительно, зачем?» и дали отбой своим сексуальным начинаниям.

Басов в дальнем космосе не один год провел. Но, положа руку на сердце, мог смело признаться — ни одна надувная Барби в сравнение идти не могла с Дианой. Да даже не с Дианой, а с любой девицей, в жилах которой текла настоящая кровь.

Блуждать на орбитах вокруг гиганта — удовольствие невеликое. Вот тут уже необходимо мастерство проявлять. Допустишь небрежность — будешь расплачиваться перерасходом горючего. Это в лучшем случае. В худшем придется сигнал бедствия подавать и ждать, когда спасатели придут. А если горючее израсходовано на ускорения и торможения, если его не хватает на самое необходимое, то о бытовых удобствах и говорить не приходится. Это уж как водится — в каютах иней, сидишь на сухом пайке, через неделю уже кусок в горло не лезет, а о соблюдении гигиены и вовсе говорить не приходится. Душа нет, система самоочистки не работает, на корабле воняет аммиаком и фекалиями, а сам ты благоухаешь не хуже африканского аборигена, который всю свою сознательную жизнь проводит в буше. Басов это знал не понаслышке, ему самому в семьдесят четвертом пришлось четыре месяца дожидаться спасателей у Сатурна, все прелести походной жизни испытал — и более того, поэтому сейчас он рассчитывал курс «Генацвали» словно портной из Бердичева — мерил несколько раз, а отрезать вообще не торопился.

Тут уж было не до сна.

Для пассажиров, разумеется, ничего не изменилось, все мучения выпали, как водится, на долю пилота, капитана и штурмана, каковыми на «Генацвали» являлся один Николай Басов.

Несколько суток он не вылезал из рубки, предоставив пассажиров самим себе, а когда все-таки выбрался на свет божий, то в кают-компании происходило несколько неожиданное для него. Степаныч с пристрастием допрашивал путану. В роли пугала у него был Жорик, который время от времени сжимал кулаки, многозначительно щурил глаза и скрипел зубами, выпятив грозно нижнюю челюсть.